Недавно Крайнюк снова встретился с ними, когда они ночью подкупили редакционного шофера и нацедили себе вина из бочки, которая принадлежала винному заводу, где размещалась теперь редакция.

Крайнюк бросился к ним, стал угрожать, что вино отравлено, но, узнав моряков, приказал немедленно убираться вон. Той же ночью они тайком ушли за линию фронта и приволокли немецкого ефрейтора. Посадили его в яму и поили весь день вином. Вино немцу явно понравилось. Какое же оно отравленное?

Они прибежали к Крайнюку, рассказали об этом и просили, чтоб он замолвил за них словечко перед Горпищенко.

И вот, бегая по руинам Севастополя в поисках женщин, подобных Варке Горностай, Крайнюк думал, как ему подступиться с такой просьбой к полковнику.

Чтобы обобщить картину городской жизни в осаде, Крайнюк забежал и в Комитет обороны, встретил там возле блиндажа флотского врача Заброду и Мишка Бойчака. Они оба были чем-то взволнованы и нерешительно топтались на пороге: зайти в блиндаж сейчас или немного подождать? Павло был одет в свою обычную форму пехотного капитана, карманы набиты индивидуальными пакетами, марлей, бинтами, какими-то лекарствами. Зато Мишко казался настоящим кавалером. Флотский новый китель с блестящими пуговицами и золоченым шевроном на рукаве, мичманка со стальным каркасом и блестящие ботинки с крупным рантом. Из-под кителя свисала чуть ли не до колен черная кобура, в ней поблескивал трофейный парабеллум. Вырядился парень, как на парад.

- Привет героям! - пожал им руки Крайнюк.

- Да какие там герои! - вздохнул Мишко. - Вот бродим вокруг да около, а зайти и сказать обо всем никак не осмелимся.

- Ай-ай-ай! Что ж это вы?

- А кто его знает, - неуверенно пожал плечами Мишко. - Боимся. А что, если она гарбуз вынесет?!

- Кто?

- Да кто же, как не Ольга? Ведь к ней пришли. Самому как-то страшновато, так я Павла Ивановича прихватил. Что ни говорите, а он теперь из-за Оксаны ближе всех стоит к Горностаям, - объяснил Мишко.

- Это ничего не значит. Если что, так Ольга и меня выставит за дверь. Ты ее не знаешь, - пожаловался Павло. - Она такая - не подступишься. К ней идти, что к Горпищенке. Разнесет вдребезги.

- А что с Горпищенкой? - спросил Крайнюк.

- И не спрашивайте, - почесал затылок Мишко. - Гром и молния… Лучших разведчиков посадил на «губу»…

- Разведчиков? Каких разведчиков?

- Прокопа Журбу и боцмана нашего. Отобрал оружие и посадил на пять суток в камбуз картошку чистить, котлы мыть, помои выносить. Беда!

- За что же их?

- Да они как будто в баню ходили и задержались в городе дольше, чем следует. А потом у них какого-то пьяного немца нашли. В заваленном окопе, куда стреляные гильзы и обоймы выбрасывают. Кто его знает, что за немец такой? Говорят, сверхплановый, - объяснил Мишко.

- Сверхплановый немец? Я вас не понимаю.

- А что тут понимать? Каждого пленного, которого приводят разведчики, они сдают в штаб под расписку. Штабные дальше его отправляют, тоже под расписку. А этот оказался без учета, нигде не оприходован. Вот полковник и бесится…

- И стоит из-за какого-то немца такую бучу поднимать?

- Да это разве беда? Вот у меня беда! И идти страшно и терпеть больше сил нет, - тряхнул волосами Бойчак, вытирая платком клеенчатую подкладку мичманки.

- Не бойтесь. Смелее идите. Она же вас не съест, - подбадривал Крайнюк. - Пан или пропал. Дважды не умирают.

- Пойдемте и вы с нами, - вдруг предложил Мишко Крайнюку. - При вас она сразу поймет, что это не шутка. Она книгу вашу как раз читает. Сам видел…

- Нет, - возразил Крайнюк, - где вдвоем идут, там третий - лишний. Вы и сами хорошо справитесь с этим делом. Идите. А я забегу в Комитет, возьму кое-какой материал для газеты и буду вас ждать где-нибудь поблизости. Удачи вам, орлы…

- Ну, пошли вдвоем. Будь что будет, - выпрямился Мишко, одергивая китель.

- И ты не мог найти для этого другого времени и соответствующей обстановки? Где-нибудь дома или над морем? - недовольно заметил Павло. - Ухажер несчастный.

- Да вот, не мог! Она же то по заводам мотается, то по бомбоубежищам, то едет с делегацией на фронт. И все не к нам, а в другие полки и бригады. А сюда прибегу, так у нее полная землянка людей и телефон беспрерывно звонит. Попробуй поговори… А когда и выпадает свободная минутка, так она за свое девичье хозяйство принимается. Ведь и постирать надо и поштопать.

- Тогда заходи сначала один, а я в коридоре постою. Потом меня позовешь, - сказал Павло, и они нырнули по крутым ступеням под землю, где в глубоких пещерах работал Комитет обороны Севастополя, горком партии и комсомола.

Все работники здесь и жили, так что днем и ночью их можно было застать на своих местах, если они не уезжали куда-нибудь на заводы по неотложным делам.

Бойчака тут знали все. Он был частым гостем. Сначала приезжал с полковником, а потом и один стал наведываться. Он сразу привлек внимание комсомольских и партийных работников своим веселым, добрым нравом, скромностью, которая часто переходила в смущение. Он много рассказывал о боевых подвигах своих товарищей, но если дело касалось его самого, тихо говорил;

- Я что… Мое дело адъютантское…

И небрежно махал рукой.

Горпищенко говорил о нем как о парне смелом и отчаянном. Сегодня на кителе Мишка сиял орден Красной Звезды.

Комсомольцы давно заметили, что Мишко зачастил не столько к ним, сколько к Ольге. То букетик полевых цветов, собранных на передовой, принесет и незаметно поставит у Ольги на столике. То флакон одеколона передаст для нее. А однажды даже забрал Ольгу из бомбоубежища и пошел с ней прогуляться на Приморский бульвар. Вернулась Ольга какая-то тревожная и грустная. Не поссорилась ли с Бойчаком? Как будто нет. Но села в уголке, возле железной кровати, застланной серым солдатским одеялом, и принялась перечитывать старые письма из Ленинграда. Читала, читала, а потом отложила в сторону, вынула вышивание, а через какое-то мгновение - вышивание в сторону и снова за письма…

Ольга за эти месяцы работы в горкоме заметно выросла и похорошела. Высокая и стройная, с карими глазами и чудесной улыбкой, она совсем не кичилась своей красотой, одевалась очень просто, буднично, была удивительно тихой и скромной. Многие молодые люди засматривались на нее, но она решительно не хотела ни с кем встречаться, хотя была ласковой и приветливой со всеми.

Мишко кашлянул и, постучав в фанерную дверь, вошел в Ольгину комнату. Но ее там не было. Громко говорил по телефону инструктор, две девушки запаковывали что-то, наверное подарки бойцам на фронт. Бойчак поздоровался с ними и, вынув из газеты букетик полевых цветов, поставил его в обливной горшочек. И сел на табурет у порога.

Как долго тянулось время! Казалось, что прошла целая вечность, пока послышался в коридоре звонкий родной голос.

Ольга вбежала свежая и веселая, в каске, армейской гимнастерке, стянутой солдатским ремнем, в такой же юбке и больших кирзовых сапогах. Эта форма еще больше подчеркивала ее красоту.

Увидела букетик на своем столике и всплеснула руками:

- Ой! - Потом взглянула на вскочившего с табурета Мишка и сдержанно поздоровалась: - Добрый день!

- Здравствуйте, - тихо пристукнул каблуками Бойчак.

- А вас можно поздравить? - взглянув на орден, сказала Ольга. - Поздравляю от всей души. - И устало сняла с головы тяжелую стальную каску, с которой теперь не расставалась.

- Оля, - как-то неуверенно сказал Мишко. - Я бы хотел с вами поговорить…

- Прошу, - удивленно взглянула на него Ольга и оглянулась.

Девушки заспешили с упаковкой и выбежали в коридор. Бросил телефонную трубку инструктор и ушел вслед за ними.

Мишко и Ольга наконец остались вдвоем. Только бы никто не вошел или снова не зазвонил этот проклятый телефон. Он может все испортить.

- Оля, я давно хотел вам сказать… Настали горькие для нас дни, будут тяжелые бои. Все может случиться. Я на фронте день и ночь, а вы здесь, под бомбами и снарядами. Я так не могу, Оля…