Лейтэ увидел, как Торба и Павлюк, покраснев от напряжения, нажимали на какой-то рычаг.

Они закрывали все выходы для пара, чтобы всю его силу пустить на дейдвудный вал, вращающий винт парохода. Из-за грохота машины Лейтэ не слышал, как механик говорил кочегару:

- Вместо семидесяти максимальных мы дадим сто двадцать оборотов винта…

Может быть, горячий механик еще что-нибудь сказал бы, по Лейтэ не дал ему закончить, так как знал, что жить им осталось не больше пяти минут.

- К черту, долой! - завопил боцман, хватая их за плечи. - Наверх!

Механик, очевидно, по лицу боцмана понял всю опасность, угрожающую пароходу, и, вскочив, крикнул:

- Павлюк, наверх!

- А ты? - и боцман схватил механика за руку.

- Я последним оставлю машину, - вырвал тот руку.

Разгневанный боцман подмигнул Павлюку. Враз четыре сильные руки подняли низенького механика и, не обращая внимания на его возмущенные выкрики, потащили по трапу наверх.

Машинное отделение опустело, только машина гулко стучала, сообщая бешеную скорость дейдвудному валу «Лахтака».

Подходила последняя минута. Пароход приближался к зюйдовому мысу острова.

Обвязавшись пробковыми поясами, люди готовились спустить шлюпку в тот момент, когда «Лахтак» своим килем ударится о берег. Лишь Котовай, раздававший всем пояса, забыл обвязаться. Печальными глазами глядел он на корму, заливаемую волнами, и на вспененное бурлящее море. Рядом с ним стал юнга Степа. Взгляд юнги, скользнув мимо борта парохода, остановился на канате лага, тянувшемся по воде за пароходом. Вдруг юнга взволнованно обернулся, толкнул Котовая и показал рукой в том направлении, куда сам смотрел. Матрос выпрямился и нахмурился:

- Ого! - Он взмахнул кулаком над головой, а затем, подбежав к кучке людей, ожидавших на спардеке последней минуты, закричал: - Боцман, человек за бортом!

Все устремили взгляд за корму, куда указывал Котовай.

Там, в волнах, боролся за жизнь человек. Он ухватился за лаг, и пароход буксировал его за собой. Волны заливали голову утопающего, и нельзя было узнать, кто он. Да никто и не пытался в тот момент сделать это. Лейтэ забыл, что через минуту придется самому спасаться среди волн бушующего прибоя, и смело кинулся за корму. Волны гуля пи по корме, заливая людей по колени. Котовай и боцман потянули за лаг-линь. Корма подпрыгивала на волнах, словно мяч. Моряки еле стояли на ногах. Человек, подбрасываемый волнами на конце лаг-линя, напоминал большую рыбу на крючке. Матросы боялись, как бы не оборвался линь, потому что тогда человек безусловно погибнет. Но вот он уже близ самой кот мы,-самое страшное, наиболее опасное место. Тут волна может так ударить человека о борт, что и дух вышибет. Кроме того, винт парохода создает тут водоворот и, затянув человека под себя, может изрубить его острыми лопастями.

Но какой отчаянный этот великан - кочегар Павлюк! Он выхватил длинный флагшток, торчавший из кормы, обвязал себя и лаг-линь пробковым поясом и прыгнул за корму, держась за конец флагштока. Остальные моряки держали другой его конец. В этот момент решалась судьба «Лахтака». Но теперь видели- это только Кар и Соломин да еще разве кок, со страха залезший под дымовую трубу парохода.

Пароход поднесло к самому мысу, и он промчался в ста метрах от берега. Кару показалось, что он слышал, как киль чиркнул по дну. Штурман махнул рукой, и Соломин круто повернул руль. Зюйдовый мысок острова остался позади. Тут берег шел в северо-восточном направлении. Теперь ветер ослаблялся островом, волны относили пароход прочь от него. Штурман облегченно вздохнул и обернулся к рулевому. Глаза Соломина светились радостью, а руки на штурвале совсем ослабли.

- Рулевой, не спать! - крикнул Кар. Глаза и губы его смеялись.

В этот момент они совсем забыли о несчастье - о гибели шлюпки.

Кар взял курс в открытое море.

А в это время на корме Павлюк вытаскивал из моря невольного пловца.

Здесь также почувствовали ослабление ветра, хотя волны все еще бросались на палубу. Спасенный был в обмороке, но не выпускал из рук лаг-линя. Пальцы у него совсем одеревенели. Боцман ножом разрубил линь и подхватил человека на руки. Все увидели его лицо и узнали охотника Вершемета, выехавшего шлюпкой на берег. Значит, он находился в шлюпке, когда она перевернулась.

Боцман подумал, что Вершемет, наверно, наглотался воды, и сразу вместе с Котоваем потащил охотника на спардек вытряхивать из него воду. За ними поспешили остальные спасители.

В это время среди них появился Кар.

- А ну-ка по местам! - крикнул он.

Это приказание заставило всех оглянуться, и моряки увидели, что пароход быстро удалялся от острова. Его относило на восток.

Все вернулись на свои места. Шло время второй вахты, но никто не отдыхал. Вся подсменная вахта отправилась вместе с капитаном на берег. Некоторые там и остались, а большинство погибло при аварии шлюпки. Перед Каром и Торбой стояла задача распределить людей так, чтобы хоть часть их пошла на отдых сейчас же. Штурман отослал в кочегарку кока и юнгу, для усиления машинной команды.

Тем временем боцман и Павлюк так встряхнули охотника, что из него вылилась вся вода и он пришел в себя. Охотник тихо застонал. Штурман велел перенести беднягу в кают-компанию, положить на софу и дать из аптечного запаса немного вина. Выпив его, охотник облизал губы и попросил еще. Котовай, сидевший возле пострадавшего, усмехнулся и хитро подмигнул:

- Ну, не пропадешь, жить будешь!

Вершемет усмехнулся и хотел было приподняться, но почувствовал слабость в руках, ногах и во всем теле. Он снова положил голову на кожаную подушку и закрыл глаза, прислушиваясь к глухим ударам волн о борт парохода. Изредка он вздрагивал, так как ему казалось, что волны, накатываясь, давят его.

- Будешь здоров, - ободряюще сказал ему матрос и вышел из кают-компании.

А море не успокаивалось. Грозные валы, поднимаемые ураганным ветром, становились еще опаснее. Ветер неистовствовал, подбрасывая в воздух с морской поверхности целый поток брызг и заливая дождем палубу «Лахтака».

Кар надел прорезиненный плащ, а на голову зюйдвестку. Он укрылся в надстройку на капитанском мостике и думал о том, как защититься от этого напора волн, мчавшихся вдогонку за пароходом. Решил минут двадцать-тридцать держаться курса, а потом ради безопасности повернуть в противоположную сторону.

«Буду держаться против ветра», - думал штурман.

Ветер, неожиданно налетевший два часа тому назад, принес, наконец, облака, и горизонт стал заволакиваться дымовой завесой серых полярных туманов. За клочьями тумана мышиного цвета исчезли берега острова Уединения. Вокруг виднелось лишь бурлящее морское пространство.

Над головой штурмана из медной трубки, возле дымовой трубы парохода, с шумом вырвался пар.

«Пар садят», - догадался Кар.

Действительно, это Торба велел выпустить лишний пар, опасаясь, как бы не взорвались старые котлы вместе с пароходом.

Кар оглянулся на море и поднес к глазам большой двенадцатикратный бинокль. Но сквозь густой туман даже с помощью бинокля ничего не мог разглядеть. Он медленно обернулся, пс отводя глаз от бинокля, и посмотрел на другую сторону капитанского мостика. Перед ним возникла какая-то фигура, огромным лицом упершаяся в бинокль. Штурман отпел бинокль от глаз. Па капитанском мостике против него стоял знакомый гидролог Запара.

Запара немного удивленно смотрел на Кара.

- Отто Рудольфович, разве сейчас ваша вахта? - спросил гидролог. Но Кар глядел на Запару с еще большим удивлением:

- Дмитрий Петрович, откуда вы?

- Я откуда? Из каюты. Почему вы так удивлены?

- Разве вы не были на берегу?

- Да в том-то и дело. Гордей Иванович, наш любимый радист, обещал меня разбудить, когда поедут на берег… Но где же остров? - Запара оглянулся вокруг. - В тумане?