- Уж и на месяц! Это для таких увальней, как ты, на месяц, - отрезал Степа Черлак.

Степа лежал навзничь на мешках с углем, стараясь во время передышки не двигать ни ногой, ни рукой. Он был глубоко уверен, что это наилучший способ сберечь энергию. Лицо юнги было измазано жирным углем, словно сажей. Лишь зубы блестели, когда он скороговоркой сыпал слова.

- Закуришь, Степа? - предложил ему Котовай папиросу.

- Нет. Вот еще охота легкие портить!

Степа и Павлюк - двое из всего экипажа «Лахтак» - не курили и неблагосклонно относились к курению. Бригада даже подозревала, не по этой ли причине предлагали они сократить перерывы «на перекур». Павлюк, горячо выступая против курцов, каждый раз ссылался па свое прекрасное здоровье и на свои мускулы. А мускулы у кочегара были действительно геркулесовы. На здоровье свое он тоже никогда не жаловался, ибо с тех пор, как помнил себя, не знал даже, что такое головная боль. К сожалению, Степа такими качествами похвалиться не мог. Но и он был паренек не из плохоньких- всегда мог за себя постоять и от работы не уклонялся.

Теперь, чувствуя на себе ответственность, как член судового комитета, Степа решил доказать Котоваю необоснованность его утверждения, будто для работы, за которую они взялись, потребуется целый месяц.

- У нас на корме, - сказал Степа, - триста тонн угля, в кормовой цистерне - сто двадцать тонн воды, грузов разных, которые мы должны перенести, - тонн около двухсот. Всего шестьсот двадцать тонн. Из них сто двадцать тонн воды механик перекачает насосом. Это нас не касается… Значит, пятьсот тонн. Нас работает тринадцать. Сколько это на каждого приходится? А? Гм… Около сорока тонн. Почти два с половиной вагона. Так, по-твоему, я месяц буду перегружать?

- А разве нет? - уперся на своем Котовай.

- Да ты только разжуй хорошенько, что я тебе говорю. Сорок тысяч килограммов. Если каждый из нас будет переносить каждые пять минут по 60 кило, то за час перенесем 720. Мы решили работать по 12 часов ежедневно, это значит 8640 кило. Следовательно, всего потребуется немногим больше четырех дней. Так неужели мы за пять дней не выполним этой работы?

- Все может быть, - начинал было сдаваться Котовай, но сейчас же находил новый аргумент: - А потом назад нужно будет перетаскивать.

- Ну, назад не так спешно, - успокоил его Павлюк и, поднявшись на ноги, крикнул:- Кончай перекур! Подымайся!

И моряки снова брались за работу, соревнуясь в том, кто быстрее отнесет свою ношу. Набирать больше 60-70 килограммов Павлюк никому в своей бригаде не разрешал.

- Чтоб не подорвался кто. Лучше меньше, да быстрее.

Но сам брал двойную норму.

- Я некурящий, мне можно за двоих переносить, - шутил он.

Все работали дружно. Но Кар, наблюдая, как постоянный дрейф сносит пароход в восточном направлении, и видя, как увеличивается количество льда вокруг парохода, боялся, что через пять дней уже поздно будет ремонтировать руль.

Прошло две ночи после того, как начался аврал; неожиданно из тумана выплыл большой кусок звездного неба и протянулся до самого горизонта.

Гидролог разбудил Кара. Штурман увидел созвездия обеих Медведиц. Опасаясь, как бы туман или облака не закрыли звезд, он кинулся к ящику, где лежал секстант. Вынув прибор, взбежал на мостик. Рука слегка дрожала. Запара стоял возле хронометра.

- Есть?

- Есть! - Оба переглянулись, когда Кар поймал секстантом Полярную звезду.

Он взял углы нескольких звезд и, записав необходимые данные в блокнот, сел за вычисления с помощью астрономических таблиц.

Через час, проверив себя несколько раз, он торжественно объявил гидрологу, стоявшему подле него:

- Можете кричать «ура» и поздравить себя с тем, что вовремя разбудили меня!

И действительно вовремя: пока штурман делал вычисления, звезды исчезли, то ли за тучами, то ли в тумане. Мрак снова поглотил все вокруг.

- Так где же мы? - вопросительно посмотрел Запара на штурмана.

- Если верить звездам, секстанту, компасу, картам и моим вычислениям, то мы теперь находимся на 78° 34' 40'' северной широты и на 93° 56' 35'' восточной долготы.

- То есть мы где-то возле Северной Земли?

- Да, эта, уже не таинственная после экспедиций Шмидта и Ушакова, земля должна быть у нас под носом. И, если я не ошибаюсь, нас песет в пролив Шокальского, соединяющий Карское море с морем Лаптевых.

В это время в дверях штурманской рубки появилась приземистая фигура Торбы.

- Ура! - захрипел механик. За последние дни он накричался до хрипоты.

- В чем дело? Разве ты уже знаешь? - спросил озадаченный Запара.

- Конечно, знаю.

- Кто тебе сказал?

- Да он же!

- Отто Рудольфович? - показал гидролог на Кара, думая, что речь идет об определении координат местонахождения парохода.

- Да нет; наш чертенок, юный комитетчик, Степка…

- А он откуда знает?

- То есть как откуда? - со своей стороны удивился механик.

- Ну да, кто ему сказал? - допытывался Запара.

- Никто не говорил. Он сам додумался. Измерил.

- Ты о чем?

- О том, что корма уже полезла вверх. Воду выкачали.

А у нас в носовой части есть пустая цистерна на 150 тонн. Степа додумался накачать ее водой. Это заберет три-четыре часа и сразу так накренит пароход на нос, как полное ведро наклоняет коромысло. Завтра утром сможем ремонтировать руль. Поняли?

- А я думал - ты о координатах.

- Причем тут координаты? Степка о координатах ничего не говорил. Может быть, он вам что-нибудь сказал? Он, хитрец, догадливый!

Кар, слушая этот диалог, смеялся, облокотившись на стол. Запара объяснил Торбе, в чем дело, и механик еще больше обрадовался.

Готовясь к ремонту руля, Вершемет искал тонкий стальной трос. Лейтэ посоветовал ему заглянуть в боцманскую кладовую. Она помещалась на носу парохода, под матросским кубриком. Новый боцман, не теряя времени, отправился па бак. Простучав под окнами кают-компании тяжелыми каблуками своих сапог - из кожи морского зайца, - он спустился в кубрик. Там за полуосвещенным столом сидели кок Аксенюк, кочегар Шор и машинист Попов.

- Зачем это вас, духов, сюда к рогатым принесло?

«Духи» и «рогатые» - эго старые прозвища, которыми еще иногда и теперь перебрасываются палубная и машинная команды на пароходах. «Духами» называли кочегаров, а «рогатыми» - матросов. Вспомнив эти клички, Вершемет шутя употребил их. Он действительно был несколько удивлен, почему это кочегары и машинист очутились в помещении матросов да еще в то время, когда хозяев там не было.

- А, новый начальник, паше вам почтение! Очень рады! - со скрытой иронией приветствовал кок Вершемета, намекая на назначение охотника боцманом.

- Ну, ну, - добродушно ответил на это охотник. - Может, хотите ко мне в палубную команду?

- Нет, благодарим покорно. Нам и в кочегарке хорошо. Там хоть борщ для себя можно сварить.

- Ишь, камбузный кот. Кому что, а у него борщ в голове.

- А тебе, дядя Юрий, лишь бы шутить. Лучше скажи, что это за порядки вводит новый капитан. Где это видано, чтобы кока в кочегары переводить? А команда что, сухари будет грызть? Где слыхано, чтобы мальчишку-юнгу выдвигали в судовой комитет? Что он смыслит? И еще скажи, стоило ли этого придурковатого Лейтэ помощником капитана делать? Не лучше ли было тебя, опытного полярного охотника, уважаемого нами, на эту должность назначить? Да и я, можно сказать, не один год плаваю, тоже мог бы совет дать… а меня не спросили.

Кок, все больше горячась, выкладывал свои обиды. Глаза его блестели, изо рта от злости брызгала слюна.

Кочегар и машинист дружно поддакивали коку.

- Почему штурман во время аврала нам водки не выдал? - добавил Шор, почесывая свой прыщеватый нос.

- А разве из меня был бы плохой механик? - намекнул на свои претензии Попов.

Выслушав жалобы всех троих, Вершемет протяжно свистнул и ответил им:

- Очевидно, штурман решил, что лучше нам несколько дней грызть сухари, чем быть съеденными полярными крабами.