– Сара, вернитесь в лагерь.

– Пока вы со мной не объяснитесь, не вернусь.

– Ах да, забыл. Вы же у нас за начальницу. Ну хорошо, начальница, что вы хотите от меня услышать?

– Вам обязательно всегда издеваться? – потребовала она.

Морган закатил глаза, сдвинул шляпу на затылок и уставился в ночь.

– Почему вы меня избегаете?

– А какое это имеет значение?

– Никакого.

Он снова уставился на нее.

– Так какого черта весь сыр-бор?

– Я только хочу понять, мистер Кейн, почему с другими женщинами вы ведете себя более чем свободно…

– Со шлюхами, – отрезал он, заставив ее умолкнуть. – Свободно я веду себя только со шлюхами, мисс Сент-Джеймс. С женщинами дурной репутации. А вы, если я вас правильно понял, причисляете себя к несколько иному разряду.

– А что, есть такой закон, где сказано, что вам нельзя иметь дело с порядочной женщиной? – закричала Сара в ответ, привставая на цыпочки от избытка чувств.

– А какого дьявола, – сорвался на крик и он, – порядочная женщина захочет иметь дело со мной?! – Он почувствовал, что теряет контроль над собой, его трясло от вскипевшей в нем злобы. Склонившись к Саре, он сказал: – Леди, я понятия не имею, как там у вас в Лондоне называют людей типа меня, но здесь у нас порядочная женщина вроде вас не признает сам факт моего существования, если, конечно, еще не совсем темно и у нее не чешется между ног настолько, что она хочет, чтобы я там почесал. – Сара ахнула. – Вот я кто, милая! Я – проклятый бото. Человек, которым мамочки пугают дочек. И к которому те же мамочки приползают на карачках, когда мужья оказываются не способны как следует заткнуть им дырку. Я тот, кто заставляет их чувствовать себя красивыми и желанными, нужными и любимыми – и так всю ночь, но лишь восходит солнце – и они не знают меня.

Сара попятилась от него, а Морган стал надвигаться, отшвыривая сапогами палки, сжимая в руке винтовку.

– Я не играю в любовь, Сара. И не развожу шуры-муры по темным углам с кокетками, строящими из себя целок.

– О! – закричала она. – Да я ничего подобного…

– Ты наняла меня, чтобы я доставил тебя в Жапуру и помог добыть горсть семян гевеи, чтобы ты после этого отправилась к Норману и вы с ним жили долго и счастливо. Так вот, этим я и занимаюсь, начальница. А теперь марш живо в лагерь, и близко ко мне больше не подходи!

Сара побежала; Морган смотрел ей вслед и думал, а хотел ли он хоть раз сильнее, чем сейчас, остановить ее.

Невзирая на грозу и ливень, бьющий по древесному своду и потоками, стекающие с листьев на головы путешественников, экспедиция не останавливалась и незадолго до полуночи прибыла на следующие сутки в Манаос. Морган сражался с водой, доходившей ему до колен, вытягивая каноэ на пологий берег. Ругаясь, он по мере возможности проследил, чтобы все его спутники благополучно выбрались на сушу, и прокричал сквозь дождь:

– Проводите леди под крышу! Встречаемся здесь через час!

Кан поспешил к каноэ Сары, подхватил ее на руки и понес вверх по склону. Волосы и одежда прилипли к ее телу, девушка свирепо посмотрела Моргана и закричала:

– А что это вы собираетесь делать?

Не обращая на нее внимания, Морган повернулся к Генри. Лицо друга было едва различимо во тьме сквозь потоки воды. Взяв индейца под руку, Морган подтолкнул его вверх по скользкому берегу и отвел подальше, чтобы Саре не было слышно.

– Итак, что дальше?

– Ты о чем? – прокричал Генри сквозь шум дождя.

– Избавься от нее!

– Избавиться?

– Я же говорил: она дальше Манаоса не плывет!

– Так ведь ливень. И полночь уже! Это тебе не Джордж-таун. Тут не пойдешь в ближайший отель и не снимешь номер.

– Раньше должен был об этом думать, до того, как притащил ее сюда!

– Ты сам не меньше моего виноват. Мог бы и настоять, чтобы она осталась в Сантареме!

Сняв и выжав шляпу, Морган покачал головой.

– Дальше она не едет, Лонгфелло. – Он нахлобучил мокрую шляпу и уставился на Генри сквозь струи, стекающие с ее полей. – Устрой ее. Что касается нас, то мы трогаемся до восхода солнца.

– Но ведь ливень. И от реки невесть что можно ждать!

– Не страшно! Генри покачал головой.

– Не настолько, чтобы оставаться здесь! Люди Кинга по этому участку реки так и шныряют. Если меня здесь заметят, я живым до Жапуры не доберусь. Они мне башку оторвут. А сперва будут пытать. Подвесят за ноги и вырвут язык. Хочешь, чтобы это было на твоей совести, Генри?

– Знаешь, что я думаю, старина?

– Не знаю и знать не хочу!

– Ты и впрямь торопишься побыстрее смыться, только не от Кинга.

Закатив глаза, Морган сказал:

– О Боже! Я тут стою, тону, а этот человек хочет мне всю голову вывернуть наизнанку! Уговор был, она остается в Манаосе. И смотри, чтобы этот ее цепной вождь тоже тут остался. Он отвезет ее назад в Сантарем. Оставь им каноэ, пару ружей, снаряжение и рви сюда свою тощую жопу, потому что мы отчаливаем до рассвета, даже если тебя не будет!

Он оставил Генри стоять по колено в дождевом болоте и бросился к реке, помогать индейцам привязывать лодки. Едва он выволок первое каноэ, как Сара развернула его лицом к себе. Она вопила:

– Я никуда отсюда не уйду, пока вы не скажете мне, что вы намерены делать дальше!

– Я намерен выспаться! А теперь будь умницей и беги вслед за Генри!

– Нет! Вы уже один раз попытались ускользнуть и бросить меня! Я никуда не уйду, пока вы мне не поклянетесь, что больше такого не повторится!

Морган швырнул весло в грязь и схватил ее за руку. Спотыкаясь и скользя, он поволок девушку в сторону деревни, не обращая внимания на ее разгневанные протестующие крики. В поисках прибежища Морган перебудил пол-Манаоса. Потом Генри, который тоже присоединился к поискам, был отослан в хижину, стоящую на отшибе. Морган и Сара ждали подле двери, вышел Генри, возясь с коробкой спичек и свечным огарком, который Кану удалось добыть из поклажи, что он нес на спине. Морган сказал:

– Дом в конце деревни. О чем еще мечтать? Компания оглядела унылую комнату не больше десяти футов в поперечнике. Крыша протекла, и большая часть земляного пола превратилась в грязь. Гнилая солома и пальмовые листья были сметены в один угол и заполняли помещение сырым, неприятным запахом.

– Ваш тюк принесут, – сказал Морган. – Мокрую одежду снимете и переоденетесь в сухое. Не хватало еще вам умереть от простуды.

– Очень тронута вашей заботой.

Он смотрел, как девушка подходит к небольшой груде обглоданных добела костей, сваленных на полу, и тут она снова повернулась лицом к нему. Фигура ее при свете свечи казалась бесцветным пятном, как, впрочем, и лицо, и волосы. Иногда, когда Сара особенно уставала, она начинала представляться ему совершенно обыкновенной, едва ли напоминающей ту ослепительную красотку, от которой падали, задравши лапки, аристократы по обе стороны океана. Одни только глаза ее, обращенные к нему в жарком неповиновении и подозрительности, выдавали в ней признаки жизни.

– Вы где будете, Морган?

Барабанная дробь дождя по крыше усилилась. Стоя в дверном проеме под струями воды, стекающей по плечам и по спине, он, казалось, целую вечность смотрел в эти встревоженные глаза – на самом же деле, несколько секунд.

– Попробую поспать, если найду сухое место, – как можно спокойнее ответил он. – И, полагаю, вам не мешало бы отдохнуть. За последние двенадцать часов нам всем пришлось нелегко.

Тут он снова попытался уйти, но девушка вцепилась ему в руку. Капли дождя стекали по ее лицу и задерживались у губ. И внезапно желание в последний раз ощутить вкус этих губ поразило Моргана, подобно удару грома над головой. Все эти дни, с тех пор, как он показал ей, что такое любовь, на палубе «Сантоса», он боролся со своим разумом и телом, которые рвались заключить ее в объятия, поцеловать ее, просто чтобы удостовериться, что на ощупь она не столь уж и хороша, что она вовсе не откликнулась с жадностью тогда на его прикосновения, опровергая видимость неприступности своей. Но это было опасно. Вдруг ему начнет казаться, что не от печальной его известности так возбуждается Сара, и не дрожь тяги к запретному зажигает в ее глазах эти зеленоватые огоньки.