Мои исследования показывают, что если Картажье можно сравнить с Калигулой, то я подобен императору Тиберию Клавдию. Вначале его считали идиотом, как и меня. Но его глупость на славу послужила ему, ибо он выжил, несмотря на всевозможные заговоры и получил власть, хотя это и было совсем не то, к чему он стремился на самом деле. Он был одряхлевшим стариком и калекой, как и я. Я не могу даже вдохнуть, не ощутив боли, терзающей мою грудь, а после каждого пятого или шестого выдоха я задыхаюсь от кашля.

И он был историком. Он старался учить других. Он хотел, чтобы другие учились на ошибках его предшественников. И, полагаю, он мечтал, чтобы его вспоминали. Он возжелал бессмертия, что дарует после смерти слава, и которое не может получить тело во время жизни. Он разматывал запутанные клубки истории для каждого, кто пожелал бы прислушаться...

Я буду поступать также. Ибо, полагаю, я теперь стою на краю обрыва. Смрад от пылающих домов и обугливающейся плоти раздражает мои ноздри и разрывает легкие. Мое тело распадается на части, но у меня есть пленники, с которыми нужно разобраться, и жребий -- я столь долго избегал его и так давно жаждал -- которому наконец-то суждено исполниться.

Будет неправильно, если все закончится, а я даже не попытаюсь последовать традициям моего духовного родича. Я создам свою историю. Я расскажу обо всем, да, расскажу. Глядя на руины моего мира, моих грез, я познакомлю всех, кто придет после меня, со всем подробностями, которые только смогу вспомнить...

Ибо, несмотря на весь мой цинизм, я полностью раздавлен бременем ответственности, оно словно саван надо мной, как и это облако дыма, окутавшее наш великий прежде город, -- но я все хочу надеяться, что кто-нибудь сможет научиться на наших ошибках. Что я смогу научить тех, кто придет следом за мной.

Я сейчас сижу в моем внутреннем убежище, в своем личном кабинете. Здесь нет окон, хотя в этом отношении кабинет не слишком отличается от остальных помещений дворца. Да, там есть окна, но все они занавешены под предлогом безопасности и секретности. Хотя я не полностью уверен в этом, думаю, что, по мнению моих советников, если я смогу видеть разрушения из любого окна дворца, я очень скоро сойду с ума. В большинстве случаев я подчиняюсь их желаниям...

Но одно окно осталось. Одно окно в тронной зале -- оно занавешено, но время от времени я смотрю в него, наблюдая за реальным воплощением моих самых ужасных кошмаров. Я продолжаю надеяться, что повторяющиеся взрывы позволят мне обрести спасительную бесчувственность...

Я впервые вошел в эту тайную комнату по приглашению Картажье, он продемонстрировал мне ряд отрубленных голов, казалось, не замечая при этом, что они мертвы. Бывшие обладатели голов были казнены уже очень давно, но я ощутил, как их безжизненные взгляды впиваются в меня. Я не мог воспринять их взгляд иначе. В противном случае я не мог бы сохранить эту эмоциональную холодность, с какой я воспринимаю теперешнее состояние моего народа.

Я энаю, что последнее противоречит предшествующему. Противоречивость -- прерогатива женщин, идиотов и императоров.

Ну что ж, история. С чего начать? С чего же начать?

С Вавилона-5, полагаю. Именно там должен начаться мой рассказ. Поскольку это была станция, созданная людьми, я буду отсчитывать время, как это делают обитатели Земли. Двадцать один год тому назад -- по летоисчислению людей.

Рядом со мной на столе стоит большая бутыль. Я откупориваю ее и делаю глоток -- просачиваясь внутрь, жидкость необыкновенно приятно обжигает мое горло. Многие заявляют, что алкоголь притупляет восприятие. Несчастные глупцы. Единственное время, когда я способен ясно воспринимать происходящее -- те минуты, когда по моим жилам течет горячая жидкость. Чем больше алкоголя, тем яснее становится все вокруг.

Я начал понимать все происходящее с поразительной ясностью лишь недавно...

Я был там в самом начале Третьей эпохи в истории человечества. Она началась в 2257 году, когда в нейтральный сектор пространства была выведена последняя из станций серии "Вавилон". Станция стала местом встречи и домом для дипломатов, авантюристов, дельцов, путешественников из сотен миров. Порой там было небезопасно, но мы пошли на риск, ибо Вавилон-5 стал последней надеждой Галактики на прочный мир.

Когда я впервые прилетел на Вавилон-5, командиром станции был парень с выступающим подбородком по имени Джеффри Синклер. Но через некоторое время при загадочных обстоятельствах он улетел навстречу не менее загадочной судьбе. Его заменил капитан Джон Шеридан. Шеридан был последним командиром Вавилона-5, и под его руководством станция преобразилась. Станция стала воплощением мечты... мечты о Галактике без войн, где различные цивилизации сосуществуют во взаимном уважении, отринув зависть и вражду... Мечты, величайшей угрозой которой...

Что это за шум?

Смех.

Я откладываю все в сторону и внимательно прислушиваюсь. Кто может смеяться, когда все вокруг в руинах? Очевидно, это некто, не сожалеющий о жизненных утратах, кто привык к ужасам, происходящим в эти дни. Я заинтригован -- мне не терпится увидеть подобное существо. Нельзя сказать, что я не встречал подобных ему. Я помню день -- их было столько в небе, что они затмили солнце. Я встречался с их агентом, чью голову я приказал посадить на кол. Но ни у кого из них смех не был таким откровенно беспечным, таким беззаботным.

Дети. Ну, конечно же, дети. Их, по крайней мере, двое. Они бегут по залам дворца, а я слышу их быстрые шаги, их фырканье, полное веселья. Как же им удалось пробраться сюда? Нелепый вопрос. Кто мог остановить их? Все, кроме лишь самых преданных моих гвардейцев и слуг ушли, а размеры этого дворца поистине гигантские. Парочка маленьких существ, шатающихся поблизости без дела, легко могла проскользнуть внутрь. Более того, даже если бы они наткнулись на гвардейцев, то, вероятнее всего, встретили бы добродушные кивки и веселое подмигивание. В эти дни во дворце очень редко можно встретить что-нибудь забавное. Каждый находит развлечения там, где может.

И я слышу взрослый голос -- голос женщины. Она настойчиво зовет с поразительной настойчивостью: "Люк! Лисса! Где вы?" Ее голос -- музыкальный, с легким акцентом -- мне незнаком, но зато я знаю имена, которые она называет. Они настолько хорошо знакомы мне. Но откуда, откуда я знаю...

Я щелкаю пальцами, вспомнив. Конечно же. Люк и Лисса. Племянник и племянница Урзы Джаддо.

Нет, много лет тому не я убил Урзу, а он покончил жизнь самоубийством, бросившись на мой клинок. Урза мог быть публично опозорен, его род был в замешательстве. И вызвая меня на поединок, он знал, что погибнув от моей руки, обеспечит своей семье покровительство Рода Моллари на веки вечные. В более поздние годы Род Моллари стал Императорским родом, и покровительство, оказываемое семье Джаддо, стало еще более значимым. Вот мой ответ. Вот почему, даже если дети встретили бы гвардейцев или слуг, им бы позволили продолжить свой путь. Они находятся под моей защитой, так что никто не осмелится причинить им вред.

Однако я встречался с этими детьми лишь раз -- когда я присутствовал на официальной церемонии выбора имен. Я -довольно запоминающаяся личность. Но не думаю, что они узнали бы меня.

Я впитывал звучание их смеха, как человек, лишенный эмоций, чья душа столь же иссушена, как моя кожа. Я слышу топот их ног уже в соседней комнате -- в тронной зале, сосредоточении власти. Находясь под моей защитой, дети -- по необходимости -охраняются очень тщательно. Семья Урзы проживает в доме, специально построенном мною для нее неподалеку от дворца. Я пытался искупить этим свою вину. Будучи членами Рода Джаддо, они будут воспитаны в духе уважения традиций и знания протокола.

В более поздние дни семья переехала во дворец -- для гарантирования относительной безопасности. Лишь Великому Создателю ведомо, где ныне их родители.

Я могу слышать шаги женщины, которая, очевидно, является их нянькой или гувернанткой. Она только что вошла в тронную залу -- она слишком хорошо знает, что они находятся там, где им не следует быть. Я вижу ее лишь мельком. Она молода и очаровательна. Большинство центаврианок полностью бреют свои головы, но многие молодые женщины -- включая и эту -- оставляют длинную прядь, спускающуюся от затылка. Некоторые мужчины возмущаются и бреют им головы, но я считаю эту моду очень привлекательной.