Н и к о л а й. Ну вот, угадайте: двадцать четыре, три, двадцать семь.

А н я. Вам двадцать четыре, за три года вы кончите школу. Тогда вам будет двадцать семь.

Н и к о л а й. Верно!

А н я. И еще мне кажется, что вы немного стесняетесь сами себя и своего возраста. Вам кажется, что вы староваты для того, чтобы идти в летчики.

Н и к о л а й. Верно!

А н я. Но вам напрасно так кажется… Ну, теперь я буду загадывать, а вы отвечайте. Восемь, семь, шесть, тридцать два.

Н и к о л а й. Ну, это просто. Сегодня восьмое, седьмой месяц — июль, шесть часов вечера.

А н я. А тридцать два?

Н и к о л а й. Тысяча девятьсот тридцать второго.

А н я. Верно!

Н и к о л а й. Мы можем выступать с вами в цирке. Слушайте, Аня, вы думаете мне еще не поздно?

А н я. Нет, еще не поздно. Смотрите, там Гарин и ваш друг ходят по берегу.

Н и к о л а й. Знаете что? Давайте покатаемся на лодке, как будто это год тому назад и мы с вами в Муроме.

А н я. А если они придут?

Н и к о л а й. Они вас окликнут. А вы не отзоветесь. Вы понимаете, Аня, сегодня я прощаюсь с вольной гражданской жизнью. Военные это называют «гражданкой». Вот вы моя гражданка. Я с вами прощаюсь.

А н я. Уже прощаетесь? Не поздоровавшись.

Н и к о л а й. Ну, влезайте в лодку.

А н я. Чья это лодка?

Н и к о л а й. Потом разберемся. Ведь мы же не на Черное море уплываем. Уселись? Я отталкиваю. Да она на замке! Ну, ничего, одну минутку. (Пробует отпереть замок. Отдаленный раскат грома.)

А н я. Смотрите, какая туча! Сейчас хлынет дождь.

Н и к о л а й. Вы боитесь!

А н я. А вы?

Н и к о л а й. С сегодняшнего дня я не должен ничего бояться.

А н я. А за меня?

Н и к о л а й. Мне не хочется, чтобы вы простудились. Когда пойдет дождь, вы накинете мой пиджак. А может быть, нам, верно, уплыть к Черному морю?

А н я. Как мы туда попадем?

Н и к о л а й. По Москве-реке, через Оку, по Волге, через канал Волго-Дон, по Дону, Азовское море, Черное море, Севастополь и Кача — школа летчиков. В Муроме сделаем остановку.

А н я. Есть одна небольшая трудность.

Н и к о л а й. Если небольшая — не страшно.

А н я. Канал Волго-Дон еще не прорыли. Идут только изыскательные работы.

Н и к о л а й. Это я не учел.

А н я. Без летающей лодки нам не обойтись.

Н и к о л а й. А что, если приделать к этой лодке крылья и мотор?

А н я. А кто будет управлять?

Н и к о л а й. Конечно, я!

А н я. Но вы еще не кончили школу пилотов.

Н и к о л а й. Не важно.

А н я. Придется подождать.

Н и к о л а й. Каких-нибудь три года! А вы-то согласны ждать?

А н я. Что же делась? Другого выхода нет.

Сверкнула молния, и сразу хлынул дождь.

Ну вот!

Н и к о л а й. Держите пиджак.

Дождь усиливается.

А н я. А вы не боитесь молнии?

Н и к о л а й. Я вырос у огня. Он мой хороший знакомый.

А н я. У вас совсем мокрая рубашка. Вы дрожите.

Н и к о л а й. Я зимой бегаю в трусах по снегу. Я капитан футбольной команды.

А н я. А еще кто вы?

Н и к о л а й. Хвастун.

А н я. А еще кто вы?

Н и к о л а й. Ваш хороший знакомый. Слушайте, Аня… двадцать четыре. Это трудно. Но я… Сорок. Еще сорок и еще сорок.

А н я. В двадцать четыре года очень трудно менять жизнь… Но я… Дальше я не понимаю.

Н и к о л а й. Я буду еще сорок лет помнить этот день и сорок лет буду благодарен вам за эту встречу. А после этого еще сорок! И потом еще сорок…

Дождь идет все сильнее. И за сеткой дождя скрывается лодка с двумя пассажирами.

Эту песню поют молодые курсанты — выпускники авиационной школы. В ожидании фотографирования они сидят группой в центре большого зала с колоннами и окнами в два света. За стеклянными дверьми выход в сад. Боковые двери ведут в классы. На стенах портреты Жуковского, Нестерова. В углу столик с телефоном.

Ф о т о г р а ф. Спокойно!..

Г а р и н  и  и н с т р у к т о р ы  садятся в середину. Курсанты по бокам. Среди них  В и к т о р  С т е п а н е н к о  в новенькой форме с петлицами, на которых кубик младшего лейтенанта. Все готово для съемки.

Спокойно.

Г а р и н. Позвольте! А где же?.. Где Гастелло? Сбегайте поищите его.

В и к т о р. Его не стоит ожидать… Он задержался по личному делу.

Г а р и н. Как же без него…

Ф о т о г р а ф. Спокойно!

Все сидят с вытянутыми лицами. Вдруг кто-то фыркает. Все начинают хохотать. Фотограф в отчаянии.

Спокойно!

Наконец все успокаиваются. Фотограф готовится снимать. Входит  в е с т о в о й.

В е с т о в о й. Товарищ Гарин!

Ф о т о г р а ф. Спокойно.

Г а р и н. Одну минуточку. (Выходит из группы, подходит к вестовому.)

Вестовой что-то шепчет ему.

Ф о т о г р а ф. Спо…

Г а р и н. Товарищи! К нам в гости на выпускной вечер приехал Валерий Павлович Чкалов!

И сразу вся группа, собранная с таким трудом, мгновенно рассыпается. Все устремляются к дверям вслед за Гариным. На сцене только фотограф и Степаненко.

Ф о т о г р а ф. Спокойно! (Вылезает из-под черного сукна и видит, что никого нет.)

С т е п а н е н к о. Чкалов приехал!

Фотограф хватает аппарат и убегает вслед за остальными. Виктор подходит к стеклянным дверям и всматривается, ожидая кого-то. Из другой двери медленно, вразвалку входит  Н и к о л а й.

В и к т о р. Ну что? Где ты был? Тебя искали… Как она? Как дела?

Н и к о л а й. Нормально. Мне звонили сюда?

В и к т о р. Никто не звонил. Куда ты девался?

Н и к о л а й. Ну мало ли…

В и к т о р. Когда это может произойти?

Н и к о л а й. Со мной это впервые. Может быть, утром. А может быть, и через час.

В и к т о р. Волнуешься?

Н и к о л а й. Волнуюсь. Нормально.

В и к т о р. Откуда ты знаешь, что нормально? С тобой это впервые.

Н и к о л а й. Ну не лезу на стенки, не задаю глупых вопросов, не смотрю каждую минуту на часы, не бегаю к телефону, не… (Прислушивается.) Кажется, звонят?

В и к т о р. Никто не звонит. А ты знаешь, кто к нам приехал…

Н и к о л а й. Чкалов?!

В и к т о р. Да. Его Гарин пригласил.

Н и к о л а й. Пойдем туда… Нет, впрочем… (Смотрит на телефон.)

В и к т о р. Там его обступили все. К нему и не протиснешься… Мы потом, попросим Гарина, чтоб нам отдельно с ним поговорить. Он ведь на целый вечер приехал. А Гарин тебя искал. Все спрашивал, где ты.

Н и к о л а й. А ты сказал?

В и к т о р. Я никому ничего не говорил.

Н и к о л а й. К чему спешить… Слушай, Витька! А ведь мы сегодня последний день в этих стенах… Разбросает нас судьба… Я хочу сегодня поговорить с Гариным. По душам. Выложить все начистоту. Были у нас кое-какие недоразумения. Но ведь он очень хороший человек. И товарищ хороший. Он за друга готов штаны отдать. А какой он летчик — ты знаешь! Вот я ему и скажу, что благодарен за все хорошее. Я давно хотел это сделать, да все как-то не выходило. Какая-то заслонка закрывалась…

В и к т о р. Правильно, Николка! Мы многим ему обязаны.

Н и к о л а й. Не звонит?

Входит  Г а р и н.

Г а р и н. Здорово, именинники! (Николаю.) Откуда это вы звонка ждете?

Н и к о л а й. Да так… По личному делу.

Г а р и н (кладет руку на руку Николая). Вот и прошли ваши три года. Куда сейчас?

Н и к о л а й. Куда пошлют.

Г а р и н. Это не хитро ехать куда пошлют. Это всякий может. Сами-то что выбрали?

В и к т о р. Его посылают на Украину, а меня в Сибирь.

Г а р и н. А я ухожу на военный завод. Буду вместе с Чкаловым испытывать новые модели. И тебя, Виктор, с собой заберу. Будем готовиться к дальнему перелету в Америку. Я говорил с начальником школы насчет тебя, Гастелло. Может, и тебя к себе вторым пилотом возьму. Есть желание?

Н и к о л а й. Желание огромное… Но боюсь, что не готов еще. Опыта мало.

Г а р и н. Вот что мне не нравится в тебе, Николай, осторожность. Что это такое! «Желание есть, но боюсь…» Разве может так говорить настоящий пилот?! Сейчас и видно, что учился ты у меня только год, а потом перешел к другим.

Н и к о л а й (мрачно). А что же другие, хуже вас, что ли?

Г а р и н (опешил). Не знаю… Вам виднее.

В и к т о р (с изумлением смотрит на Николая). Что ты говоришь, Николка!.. Да ведь только что…

Н и к о л а й. Есть инструкторы и получше вас.

Г а р и н. Не спорю.

Н и к о л а й. Зачем же тогда их ругать?

Г а р и н (вспыхнул). Да кто их ругает?! Я не о них говорю, о тебе! Осторожность нужна летчику. Но ведь, если бы я рассуждал по-твоему, сидеть бы мне до сих пор в школе, учить юнцов, не летать по миру… Вот Чкалов собирается в Америку лететь, да я раньше его там буду! Жаль, не удалось мне челюскинцев спасать. Написал письмо, да другие вперед забежали. Потому что с вами здесь возился, не был на виду у начальства.

Н и к о л а й. А мне думается, что правительство хорошо сделало, что не послало вас.

Г а р и н. Думаешь, не справился бы с заданием? Не долетел бы до полюса?

Н и к о л а й. Нет, думаю, что и с заданием справились, и долетели, но потом никому бы от вас житья не было. Вы бы так вознеслись… Так что сделано правильно, что без вас обошлись.

Г а р и н (смеется). Нахал!

Звонит телефон.

Н и к о л а й. Простите… (Подходит к телефону.)

В и к т о р. Вот и поговорили по душам.

Н и к о л а й (у телефона). Так… Да… Так… Спасибо… (Постоял мгновение у телефона, посмотрел на трубку, затем положил ее и быстро ушел.)

В и к т о р (ему вслед). Николай!

Г а р и н (смотрит вслед Николаю). Это удивительный парень! Я к нему с открытым сердцем, а он… И всегда такой. Нелюдимый, мрачный. Недобрый человек.

В и к т о р. Это Николай — нелюдимый и мрачный? Да я не видел более веселого человека!

Г а р и н. Ты верно о другом говоришь.

В и к т о р. Я говорю о Николае Гастелло.

Г а р и н. Ну вот слушай, предположим, он прав! Но зачем такое ни с того ни с сего ляпать человеку, своему учителю… В праздничный, радостный день… Удивительно неприятный паренек! Что это он все к телефону бегает?

В и к т о р. Жена его в родильном доме. С минуты на минуту ждет…