В а л я. Ты серьезно едешь?
Г а н я. Серьезно. Ты видела море? Не в кино, а на самом деле?
В а л я. Видела, в Ялте.
Г а н я. Какое оно?
В а л я. Оно такое… Оно похоже на траву, если трава далеко и ее много… А иногда на туман. Ты серьезно едешь?
Г а н я. А что мне делать?! Ведь журнал-то сегодня в снеготаялку бросил я.
В а л я. Ты?
Г а н я. А Яшка узнал… рассказал директору, и отцу моему сказал, и меня завтра из школы выгонят — они уже все решили. А родители со всего дома на меня заявления пишут, что я их детей гублю. Я сегодня Ясика чуть не погубил в речке. А тут еще Каракаш, такой лохматый, бегает, сын Лидии Васильевны, бить меня хочет за мамашу. У нее сегодня из-за нас сердечный припадок был.
В а л я. Что же делать, Ганя? Надо отряд собрать, товарищей…
Г а н я. Товарищи меня защищать не будут. Я для них первый дезорганизатор, весь наш класс разложил…
В а л я. Надо папе сказать. Он сам к директору пойдет, к отцу твоему…
Г а н я. Улетит он сегодня. А завтра меня выгонят.
В а л я. Ну и пусть нас выгоняют вместе. Я без тебя не останусь!
Г а н я. Глупости! Мальчишество! Ты должна остаться, нагнать, что пропустила, в отряде проявить себя.. А после школы к моему старику забегай, покорми его, а я вам часто писать буду, деньги посылать. Ну, чего ты плачешь, глупая… Я уж все обдумал, ведь другого выхода нет.
В а л я. Ганя, тебе не холодно? Пойди пальто надень.
Г а н я. Нет, пусть старик спит.
В а л я. Ты к маме поедешь? Скажи правду.
Г а н я. Нет. Она далеко.
В а л я. Какая она? Высокая?
Г а н я. Средняя.
В а л я. Ты никогда о ней не говорил. У вас дома даже ее карточки нет. Она полная?
Г а н я. Нет.
В а л я. На тебя похожая?
Г а н я. Да что ты пристала!
В а л я. Нехорошая она. Бросила вас одних…
Г а н я. Врешь, она хорошая! Приезжал один человек, от нее привет привез. Молодец, сказал, у вас мамаша. Она у нас первая красавица, быстрая такая, деловитая… Она уж пятый год на севере живет. Начальником всех столовых была, от складов ключи имела, факторией заведовала, у местного населения меха скупала, а взамен керосин давала, ружья, патроны, всякие консервы…
В а л я. А почему она с вами не живет?
Г а н я. Разошлась она с нами. А пишет она красиво, ровно так. Почти каждый день пишет. К себе зовет, тоскует по мне…
В а л я. А деньги она вам посылает?
Г а н я. Зачем? Нам не надо — свои есть. Ведь она не знает, что отец болен, — я не пишу. У нас «все в порядке» — вот и весь разговор. «Я здесь учусь, приехать к тебе не могу, папа работает, здоров…»
В а л я. Как здоров? Ведь он же болен сейчас…
Г а н я. А зачем ей знать? Как бросила нас, уехала, отец здоровый был… Мы сюда перебрались, тут его и разбило. Он просил не писать. Я и не пишу. Я отца не брошу. Вылечу его, Валька, вот увидишь, вылечу, кончу школу, и поедем мы с ним путешествовать. По всем краям охотиться будем, убьем медведя — в факторию принесем. Вот вам шкура, давайте нам две тысячи патронов! Пожалуйста, говорит. И нас не узнала — мы такие загорелые, бородатые. А мы улыбнулись только и пошли. И ей не открылись… Пойду на отца посмотрю.
В а л я. Значит, ты сегодня не уедешь?
Г а н я. Сегодня не могу.
В а л я. А завтра?
Г а н я. И завтра тоже не могу. Вылечу отца, тогда… Ну, выгонят, ну, в другую школу поступлю — там отличником буду, а вечерами работать — я ведь азбуку для балета сочинил, потом киноаппарат усовершенствую, чтобы на одном аппарате без перерыва вся картина вертелась. Потом уколы против паралича изобретаю. Пересадку спинного мозга от мертвеца к больному — раз, и человек здоров… Дел много, будьте уверены.
В а л я. Ганя… Можно, я поцелую тебя?
Г а н я. Можно…
По радио из квартиры Оковина звучит опера.
Л о с н и ц к и й (открывает форточку и кричит). Тише!.. О!
Увидев Ганю и Валю, он с шумом захлопывает форточку. Стук форточки спугнул ребят. Валя отходит к машине. Ганя идет за ней, подходит к машине и, не глядя на Валю, нажимает кнопку сигнала. Машина гудит. Сверху голос Новоселова: «Валька! Где ты там застряла?»
В а л я. Иду, папа!
Ганя берет за руку Валю. Она вырывает руку.
Г а н я. Ладно. (Уходит в дом.)
В а л я (запирает машину и идет за ним). Ганя! (Тихо говорит под форточкой.) Ты обиделся, Ганя?
Г а н я (выбегает из дома). Отцу плохо! Звони в неотложную помощь. Опять удар… Да не реви ты! Ладно, я сам… (Подбегает к будке Филина, открывает дверь, снимает телефонную трубку.) Алло! Неотложную помощь. Занято? Неотложную помощь… Занято? Алло! Неотложную врачебную помощь…
Сразу темно, в темноте слышен голос Гани. В глубине сцены освещается маленький овал. В нем видно, как к телефону подходит в белом халате доктор Л а п и д и с.
Л а п и д и с. Слушаю.
Г а н я. Это неотложная помощь?
Л а п и д и с. Да, да. А это из родильного дома? Я узнал ваш голос.
Г а н я. Это неотложная помощь? Говорят с Герценовского переулка, дом пять.
Л а п и д и с. Как? Как? Что-нибудь случилось дома?
Г а н я. Да, случилось.
Л а п и д и с. Боже мой, боже мой… Что такое?
Г а н я. Это неотложная помощь?
Л а п и д и с. Да, да!
Г а н я. Тут плохо с одним человеком… Приезжайте.
Л а п и д и с. С каким человеком?
Г а н я. С Семушкиным.
Л а п и д и с. Кто говорит?
Г а н я. Говорит его сын, Семушкин.
Л а п и д и с. А-а-а-а… Хулиганчик!
Г а н я. Что?
Л а п и д и с. Семушкин? Рыжий такой? Я за тобой давно наблюдаю. Вот ты, оказывается, какое еще озорство придумал. Но на твою беду ты напал на соседа. Мне известны все твои выходки, босяк! Это уж последнее дело хулиганить по телефону.
Г а н я. Нет! Это правда! Он болен… Приезжайте скорее.
Л а п и д и с (заволновался). Откуда ты говоришь?
Г а н я. Из дома.
Л а п и д и с. Пусть к аппарату подойдет кто-нибудь из взрослых.
Г а н я. Нет никого.
Л а п и д и с. Пустяки! Я не буду гонять машину. Ты, наверно, опять хулиганишь. Пусть подойдет управдом или ответственный съемщик.
Короткий звоночек — отбой. Ганя повесил трубку. Больница и Лапидис скрываются.
Г а н я. Он не верит!
В а л я. Надо самим бежать за врачом.
Г а н я. В аптеку, к Каменному мосту. Там есть доктор! (Бежит к воротам.)
В а л я. Подожди! На машине!.. Так быстрей. Я повезу. Мы его сюда… Открой ворота!
Валя за рулем. Дает газ. Ганя открывает ворота и прыгает на ходу в выезжающую на улицу машину.
Услышав звук сирены и шум автомобиля, вверху выходит на балкон Н о в о с е л о в.
Н о в о с е л о в. Валя! Что за баловство! Валя! Куда ты? (Скрывается.)
Пауза. Шум автомобиля затих. Из парадного выбегает Н о в о с е л о в и бежит к воротам.
Филин! Задержи машину!
Из ворот выбегает заспанный Ф и л и н.
Ф и л и н. Леонид Николаевич! Товарищ Новоселов! Я думал, это вы им велели… Как же так…
Н о в о с е л о в. Догоняй машину!
Ф и л и н. Не догонишь. Ваша дочка поехала. И Ганька Семушкин. Далеко уж они. Я у ворот и ахнуть не успел — они мимо прокатили на полном газу.
Н о в о с е л о в. Куда они поехали?
Ф и л и н. Вниз, к Моховой… Вышел за ворота, сел на табурет и задремал. Замаялся я. Весь день снег таял.. Разве их догонишь теперь!.. (Поражен страшной догадкой.) Леонид Николаевич! А ведь Ганька Семушкин из дома уходить решил, в люди захотел, на Алдан или еще куда… А дочка-то ваша, ведь она ему первая подружка…
Н о в о с е л о в. Что за чепуха! Не станет Валька из дому бежать. Зачем ей?
Ф и л и н. Ну, может, провожает его.
Н о в о с е л о в. Где у тебя телефон? (Подходит к будке, берет телефонную трубку, набирает номер.) Говорит Новоселов. Да, летчик. Да, да, именно. Так вот, тут у меня машину увели, голубую такую, минуты четыре назад. Двадцать девять — тридцать. К Моховой… Ребятишки во дворе побаловаться решили. Задержите, пожалуйста. Ну конечно, их вместе с машиной привезите. Герценовский переулок, пять.
Ф и л и н. А я на улицу выйду, товарищ Новоселов, встречу… (Уходит за ворота.)
Из парадного выходит грустный К а р а к а ш. Услышав слова Филина, обращенные к летчику, он подходит.
К а р а к а ш. Товарищ Новоселов, кажется?
Н о в о с е л о в. Слушаю.
К а р а к а ш. Мне нужно с вами поговорить.
Н о в о с е л о в. Пожалуйста.
К а р а к а ш. Я — Каракаш, сын учительницы вашей дочери.
Н о в о с е л о в. Так.
К а р а к а ш. Сегодня в школе ваша дочь вместе со своим приятелем Семушкиным довела мою мать до сердечного припадка.
Н о в о с е л о в. Каким образом?
К а р а к а ш (начинает горячиться). А таким образом, что ваша дочь поставила себя в привилегированное положение перед всем классом.
Н о в о с е л о в. Так, так.
К а р а к а ш. Ваша дочь вместе с Семушкиным устроила форменную травлю моей матери. Вы зайдите к нам, зайдите, старуха сама не своя… Это, может быть, странно, что мы с вами, ровесники, должны объясняться из-за моей матери и вашей дочери. Но приходится, вы видите…
Н о в о с е л о в. Ничего странного нет. Только… виноват, не ошибаетесь ли вы? Там у них в классе тридцать душ. Не может быть, чтоб именно моя дочь…
К а р а к а ш. Нет, я не ошибаюсь…
Во время их разговора во двор вошел Я ш а П о л т а в с к и й. Он протяжно свистит и кричит.
Я ш а. Ба-а-силов!
Сверху ему отвечает Басилов.
Б а с и л о в. Иду-у-у!
К а р а к а ш. Товарищ Новоселов, вы уважаемый человек, гордость нашей страны… Неужели вы думаете, что я заговорил с вами, чтоб оклеветать вашу дочь? Я прокурор. Если я что-нибудь говорю, я всегда отвечаю за свои слова.
Н о в о с е л о в. Погоди, погоди… Вы не обижайтесь. Но это так странно… и неожиданно…
Из парадного выбегает Б а с и л о в и подходит к Яше.
К а р а к а ш. Вот, кажется, соученики вашей дочери. Давайте спросим их.
Н о в о с е л о в. Ну-ка, артисты, рассказывайте, что у вас сегодня было в классе.
К а р а к а ш. Говорите только правду. О Вале, о Семушкине.
Я ш а. Что о Семушкине? Мальчик как мальчик. Ну, озорной… Так ему не сорок лет.
Б а с и л о в. А Лидию Васильевну он любит. Мы все ее любим…
Я ш а. И завтра будем всем классом перед ней извиняться.
Н о в о с е л о в. Ну, вот видите, они хорошие ребята…
Я ш а. А насчет Вали, товарищ Новоселов, я давно собираюсь к вам зайти.
Н о в о с е л о в. Что еще?
Я ш а. Я председатель пионерского отряда имени Героя Советского Союза Новоселова.
Н о в о с е л о в (сконфузился). Ну, и в чем дело?
Я ш а. А в том, что вы за все время ни разу в отряде не были, а в школу только на праздники приходите. А нам мало! Вы наш шеф, наш сосед. Мы вас должны часто видеть.