Андрей КОСТИН

Здравствуй...

За окном в розовой дымке облаков уже занималась заря, когда хирург с покрасневшими от усталости глазами сказал:

- Все. Теперь его может спасти только кровь. Много крови.

- У него очень плохая совместимость, - анестезиолог покачал головой, из всех доноров подошла только одна девушка. Ее кровь словно создана для этого переливания. Но она больше не выдержит. Ее давно надо было отправить отдыхать. Я просто совершаю преступление.

- Как вы можете? - Глаза хирурга стали жесткими.

-- Она очень просила. Пульс и давление у нее пока удовлетворительные. На каких силах она держится? Невероятно...

- Родственница?

- Не знаю. Не спросил.

Хирург задумчиво посмотрел в окно.

- Может, моя кровь подойдет. Первая группа все-таки.

- Нет, - анестезиолог отрицательно затряс головой, - ни ваша, ни моя. Я уже проверил. Ни у кого в этом здании кровь не подойдет. Плохая совместимость.

Стукнула дверь. Они обернулись.

- Чему вы улыбаетесь? - раздраженно спросил хирург, глядя на вошедшую операционную сестру.

- Еще двое... еще двое... - Она удивлялась, почему ее не понимают. Еще двое подходят. Только что приехали. Можно делать переливание.

- Наконец-то! - Хирург улыбнулся одними глазами. - Вот и не верь после этого в чудеса.

- Вы бы отдохнули, Иван Матвеевич.

- Отдохнуть? Да. Надо, - хирург посмотрел на часы, а то голова совсем дурная. Сплю тридцать минут. Если что - тут же будите. Слышите, тут же!

По коридору он уже шел, прорываясь сквозь навалившуюся снежной лавиной усталость. "Тридцать минут, - думал он, - за это время ничего не должно случиться Сестры и врачи опытные. Удачная бригада. Швы наложили. Все правильно. Пульс? Давление? Переливание? Переливание... Еще два донора... Хорошо. Что-еще? Не забыть... Еще раз. Швы. Давление. Пульс..."

Возле самой двери на лестницу на стареньком жестком стуле сидела девушка. Побледневшая и осунувшаяся от слез и бессонницы, с тонкими руками, пушистыми ресницами и сине-черными, словно сапфировыми, глазами. Казалось, в этих глазах отражаются звездные метели и всполохи далеких солнц, жгучие капли усталости, боль, надежда и что-то еще непередаваемое, светлое, как луч солнца в капле росы. Но хирург слишком устал и видел лишь отражение неоновых ламп, безжалостно освещавших коридор больницы.

- Почему вы не отдыхаете? - Голос звучал словно отдельно от него. - Вам необходимо отдыхать.

- Я ждала, вдруг понадоблюсь. - Он увидел в ее глазах испуг, словно кто-то хотел отнять у нее это место на неудобном жестком стуле, рядом с операционной, где за последние двенадцать часов было сделано все, чтобы совершить чудо.

"Милая, - подумал хирург с неизвестно откуда вдруг нахлынувшей нежностью, - милая. Как ты это все выдержала..."

- Нет, не понадобитесь. - Он заставил себя быть строгим. - В ближайшее время не понадобитесь. Вы знаете, где вы можете отдохнуть? Позвать сестру она покажет?

- Знаю, знаю. Не надо. Но я хотела бы ухаживать за ним. Вам не нужна сиделка? Я очень прошу...

- Отдохните. Состояние пока критическое. Не бледнейте так. Я же не сказал, безнадежное. Отдохните, потом поговорим.

Он пошел было дальше, но через два шага обернулся:

- Кстати, как вас зовут?

- Зовут... - Она замялась, но потом сказала решительно: - Вот когда он очнется, он и скажет, как меня зовут.

- Хм-м... Срочно отдыхать. Срочно. Медсестра!

...Она шептала окнам, и крашеным зеленым стенам, и пахнущей больницей подушке, и предрассветным сумеркам:

- Я виновата. Я виновата...

Она провела ладонью по лицу и вздрогнула. Как это непривычно - лицо, ладонь... Ощущать щекой жесткость подушки, хотеть спать, чувствовать усталость. Знать, что кто-то сильнее тебя. Быть обыкновенной...

Разбудила медсестра. Девушка открыла глаза и улыбнулась.

Потом вспомнила, глаза посерьезнели.

- Как он? - спросила она.

- Уже лучше. Есть надежда. Вы выспались? Я .думаю, шестнадцать часов достаточно. Иван Матвеевич сказал, вы хотели бы подежурить. Это не по правилам, но он почему-то очень настаивал. На всякий случай я буду рядом.

Девушка вскочила, словно что-то изнутри толкнуло ее, принялась одергивать помявшуюся одежду, поправлять волосы.

Медсестра улыбнулась. Она начинала что-то понимать. И ей стало по-хорошему обидно, потому что всегда бывает немного обидно, когда понимаешь, что в жизни уже кое-что безвозвратно прошло.

- Не волнуйтесь, - сказала она неожиданно мягким голосом, таким неподходящим к ее крупной фигуре и жестким складкам губ. - Не волнуйтесь. Подождите несколько дней: сейчас он еще не узнает вас...

Туннель был словно обугленный черный колодец, на дне которого плескалась бездонная мгла космоса.

- Я готова. - Она коснулась ладонями влажного розового зрачка анализатора. Где-то сзади тяжело засопела и охнула аппаратура настройки. Пустота длинными тонкими пальцами перебирала ее волосы и играла краем одежды. Звук голоса пробежал по стенам, словно луч фонарика, оставляя за собой серебристую мерцающую спираль, концы которой сомкнулись, будто две змеи встретились голова к голове, и ударил свет.

- Ты стоишь на пороге Великого перехода, - голос координатора был ласков и торжествен. Она и не представляла, что он умеет так говорить. Миллионы лет, поколение за поколением делали шаг за шагом, чтобы наша цивилизация смогла прийти к этому порогу, чтобы каждый ее член мог бы стоять на твоем месте. Готова ли ты произнести клятву и стать подобной силам, которые управляют космосом?

- Готова...

- Тогда повторяй за мной. Клянусь, ту силу, которой буду обладать, никогда не применю во вред цивилизации, наделившей меня ею...

- ...наделившей меня ею...

- ..не буду вмешиваться в дела других цивилизаций, а лишь оставаться наблюдателем, всегда стремиться к познанию нового...

- ...к познанию нового...

- ..и не изменять своим принципам и идеалам. Клянусь!

- ...Клянусь!

- И еще запомни, - голос координатора стал прежним голосом ее отца, метаморфоза, после которой ты станешь всесильным и почти бессмертным облаком информационных частиц, обратима. Стоит захотеть - и ты приобретешь в той точке Вселенной, которую выберешь, ту материальную оболочку, какую захочешь. И тогда oна станет твоим уделом - до последней черты. Дважды не получают то совершенство, которое ты скоро приобретешь. Дважды не исправляют ошибок.

- Не волнуйся, отец, - она улыбнулась одними глазами, - я не так привязана к своему телу, чтобы снова в него вернуться.

- Ну что ж, - ей показалось, что голос координатора стал раздраженным, - это хорошо, что тебе больше нравится быть бликом звезд и шорохом космического ветра. Это хорошо, что тебе нравится окунаться в океаны планет и спутников, пронизывая их и на время сливаясь в единое целое. Хорошо, что изобретение наших ученых как раз для тебя. Что ж, мы свой долг выполнили, мы дали вам крылья... Теперь иди: камера метаморфоз, или перевертывания, как называют это наши ученые, ждет тебя.

Стенки туннеля-колодца начали выравниваться, пока не превратились в зеркально-глянцевую поверхность, она увидела в них свое отражение, увидела в последний раз, и почему-то защипало глаза... Наконец озеро стен дернулось и распахнулось, как распахивает рот рыба, выброшенная на песок волной прибоя.

Она подошла к проему, обернулась. "Не думай обо мне плохо, - захотелось сказать, - просто у меня скверный характер. Просто скверный..." Но губы только дернулись, будто сведенные судорогой...

...Тонкие лучи аппарата перевертывания мягко проникли в мозг, и у нее возникло ощущение, словно тело ее растворяется в бархатном сумраке камеры. Как капли дождя разбиваются об оконное стекло, так она разливалась о пустоту, как дым сливается с низкими осенними тучами, так она сливалась с пустотой, как тает снежинка на ладони, тает и исчезает, так исчезала и она...