— Боюсь, этот вопрос не обсуждается, мистер Граймс. Ввиду… особой политической ситуации, думаю, вам ответят «нет». Даже если вдруг они скажут «да» — вы же прекрасно знаете, как медленно проходят решения по инстанциям. Кроме того, если вы до сих пор этого не заметили, капитан здесь я.

— А я представляю Федеральную Исследовательскую и Контрольную службу, сэр. Как единственный уполномоченный офицер на борту этого судна, я отвечаю за груз ФИКС.

— Как офицер запаса, я выше вас рангом.

— Только когда вас призовут на службу, сэр.

Капитан Крейвен нахмурился.

— Боюсь, об этом не может быть и речи, — задумчиво проговорил он. — Вот почему я затеял этот разговор — чтобы каждый из нас знал мнение оппонента, — он отложил накладную, развернулся в кресле, извлек из бара два баллончика и один передал Граймсу. — Без тоста. Можно выпить за Закон и Порядок, но мы с вами называем этими именами разные вещи. Просто пейте. И слушайте. Для начала, на «Эпсилоне Секстана» не знают, куда их занесло. Но Летурно — один из немногих телепатов, обладающих чувством направления. Как только он определит местонахождение судна, мы сменим курс и полетим туда. Сейчас Летурно как раз ведет поиски. Как только «Э.С.» будет обнаружен, мы, само собой, синхронизируемся и высадим партию. Первым делом надо оказать выжившим медицинскую помощь. Затем — отремонтировать судно. Затем вооружить его. А потом призовая команда во главе со «Змейкой» направится в Уэйверли. И будем надеяться, что те два вальдегренца снова захотят нас пощипать.

— Они не посмеют, сэр.

— Вы в это верите? При первом нападении они попытаются сделать вид, что там работали настоящие пираты под вальдегренским флагом — может быть, не совсем так, но вы понимаете, что я имею в виду. Во второй раз они должны быть уверены, что в живых никого не осталось.

— Но я все еще не понимаю, как они собираются это сделать. Ведь всем известно, что главное оружие против пиратов — псионическая связь.

— Так оно и было — пока какой-то гений не изобрел псионический глушитель. «Эпсилон Секстана» не мог ни принять, ни отправить сообщение, пока сбой прецессии не вытащил их из поля действия аппарата.

— И вы надеетесь, что они нападут на вас, сэр?

— Именно так, мистер Граймс. А еще я надеялся, что у меня будет хороший артиллерист, но… — он пожал широкими плечами, — попробую как-нибудь справиться.

— И вы собираетесь вооружить свое судно?

— Не вижу причин этого не делать, мичман.

— Есть одна веская причина, сэр: у вас на борту нахожусь я, уполномоченный офицер ФИКС. Я настаиваю, чтобы вы предоставили преследование и уничтожение пиратов соответствующим органам. Я также настаиваю, чтобы груз Исследовательской службы не использовался вами без моего письменного разрешения.

Впервые на мрачном лице Крейвена появилось подобие улыбки.

— И подумать только, я опасался, что Джейн Пентекост сможет его завербовать, — изрек он, словно обращаясь к самому себе. — А если я сделаю это без вашего письменного разрешения, мичман?

У Граймса был заранее готов ответ.

— Тогда я буду вынужден приказать офицерам не подчиняться вашим незаконным командам сэр. При необходимости я обращусь за помощью к пассажирам, чтобы принять необходимые меры.

Кустистые брови Крейвена поднялись.

— Мистер Граймс, — произнес он будничным тоном, — вам очень повезло, что образ мыслей типичного офицера ФИКС знаком мне не понаслышке. Кое-кто из моих коллег-капитанов после такого заявления устроил бы вам прогулку в космос без скафандра. Но прежде чем предпринимать столь радикальные меры, я в последний раз предлагаю вам сотрудничество.

Он заговорил мягче.

— Вы видели портрет, который я повесил вместо всех этих куколок-однодневок. Мужчина может крутить романчики с кем угодно — это неважно. У каждого есть только одна Женщина — та самая, единственная. Джиллиан была для меня такой Женщиной. У меня есть шанс отплатить ее убийцам. И, Богом клянусь, я его не упущу. Мне плевать, что будет с моей карьерой или с драгоценной внешней политикой Федерации. Меня порядком раздражало, когда мисс Пентекост позволяла себе выпады в этом направлении, но сейчас я вижу, что она права. Кстати, как и насчет того, что ФИКС пальцем о палец не ударит, чтобы остановить вальдегренцев. Так что простите, мистер Граймс, но я буду действовать.

— Сэр, я запрещаю вам…

— Вы запрещаете мне? Вы забываетесь, мичман. Может, это вам напомнит, кто вы и кто я?

«Это» оказалось автоматическим пистолетом Минетти, который появился в руке Крейвена, словно по волшебству. Крошечный, блестящий, в огромном волосатом кулаке он казался игрушкой. Но Граймс знал: стоит капитану нажать на курок — и пули, похожие на иголки, прошьют его от головы до копчика.

— Я очень сожалею, мистер Граймс… — свободной рукой Крейвен нажал на кнопку в столе. — Очень сожалею. Но я понимаю, что ожидал от вас слишком многого. Вам еще надо делать карьеру… — он тяжело вздохнул. — Было время, когда офицер мог приложить подзорную трубу к незрячему глазу — и проигнорировать приказ. Такие вещи сходили с рук. Правда, в те дни у политиков было меньше власти. Мы далеко продвинулись со времен Нельсона. Но, к сожалению, двигались не в том направлении.

За спиной Граймса открылась дверь. Но он не оглянулся, даже когда тяжелые руки лети ему на плечи.

— Вышло именно так, как я опасался, мистер Кеннеди, — произнес капитан. — Возьмите мистера Людовика и отведите мичмана в камеру.

— Встретимся на суде, когда вам предъявят обвинение в пиратстве, сэр! — гневно воскликнул Граймс.

— Это очень любопытный пункт законодательства, мичман, — отозвался Крейвен. — Особенно с учетом одной записи в бортовом журнале. О том, что вы предприняли попытку бунта.

Нельзя сказать, что в камере было неуютно — но обстановка действовала угнетающе. Стены были обиты мягким материалом: случалось, что во время рейса у пассажиров обострялись всевозможные фобии и мании, в том числе агрессивные. Эта обивка служила скорее целям безопасности, нежели комфорта. Граймса пока не считали сумасшедшим — по крайней мере, с точки зрения медицины, а посему предоставили самому заботиться о своих телесных нуждах. В его распоряжении был маленький туалет. Строго в определенное время раздавался звонок, и в специальном люке, утопленном в мягкую стену, появлялся контейнер с едой. Также ему разрешили читать — правда, выбор литературы был ограничен. Судя по всему, ее присылала Джейн Пентекост. В основном это были памфлеты некоей организации, именующей себя «Партией независимости Приграничья». Призывы к оружию, больше похожие на истерические вопли, действовали удручающе — но еще большее уныние наводили колонки статистики. Экономика никогда не входила в число его любимых дисциплин.

Он спал, в назначенное время ел, медленно и тщательно производил гигиенические процедуры, что напоминало отправление какого-то странного ритуала, читал — вернее, пытался читать. И все время прислушивался к звукам и ощущениям. Он должен был знать, какие маневры в данный момент совершает судно.

Вскоре после его ареста остановили Движитель Манншенна. Это вызвало обычное чувство дезориентации во времени и пространстве. Потом прозвучал предупредительный сигнал об ускорении, — в камере был интерком — и Граймс, хотя это могло показаться ненужным, пристегнулся ремнями к койке. Вот заработали направляющие гироскопы, и он ощутил действие центробежных сил — судно ложилось на новый курс. Глухо заурчал реактивный двигатель, появилась искусственная гравитация. При иных обстоятельствах такой расход реактивного топлива можно было назвать, по меньшей мере, безрассудным.

И вдруг стало тихо. Снова исчезло тяготение, и почти тут же пронзительно взвыл Движитель. Граймс не помнил, чтобы когда-нибудь этот звук был таким тонким, а тошнотворное чувство дезориентации длилось так долго.

А потом долгие дни — ничего.