Я переночевал в Пильняках, а утром, когда уезжал, встретил Василя. Он шел в школу в пионерском галстуке. Я помахал ему рукой. Какой-то старик почтительно раскланялся со мной, должно быть, решил, что я ему помахал. А Василь рассмеялся и побежал в школу.

На другой день в райком позвонил директор Пильницкой школы и попросил меня срочно приехать.

- Что случилось? - спросил я.

- Иеговисты задумали недоброе. И Василя нет в школе,

Я проехал прямо к дому Василя. Вошел и спросил тетку Магду:

- Где Василь?

Она посмотрела робко, и такая смертельная тоска была у нее в глазах, что мне стало даже жутко.

- Тетка Магда, - повторил я, - где Василь?

- Там. - Она кивнула на низенькую дверь.

Василь сидел ко мне спиной. Он был в длинной белой рубашке и босиком. Я дотронулся до его плеча. Он склонился на руки и зарыдал.

- Василь, - сказал я, - брось плакать. Лучше расскажи, что с тобой случилось?

- Они меня били за то, что я ношу галстук. Чтобы грех снять… Ремнями… Мотрюк. Я молчал, а мама так плакала!

Я приподнял рубашку. Вся спина Василя была в кровавых шрамах.

- Мальчик мой, что же они с тобой сделали? Тетка Магда!- закричал я так, что стекла в окнах задрожали. - Тетка Магда, иди сюда!

- Не надо,- сказал Василь. - Мамку и так жалко, целыми днями плачет.

Я встал и пошел к Мотрюку. Я еще не знал, что сделаю с ним, но злоба поднялась во мне. От злобы я побежал. Когда на меня стали оглядываться прохожие, я остановился, закурил и сказал сам себе: «Спокойно, Сашко, спокойно».

Мотрюка я нашел в сарае. Он был высокий, узкоплечий, с тяжелым взглядом желтоватых глаз. И еще выделялись узкий нос и острый подбородок.

- Зря ко мне пришли, уважаемый, я далек от мирской суеты. - Он надел телогрейку, что-то пошептал себе под нос и направился к выходу, точно меня здесь и не было.

- Откуда у тебя дрова? - Я знал, что в леспромхозе не начинали осенние вырубки, и дрова никому не продавали.

- Взял в лесу.

- Значит, украл?

- Нет, взял. Бог Иегова разрешил. Все, что на земле, все его. Он мне разрешил.

И вдруг я оттянул руку и замахнулся на Мотрюка.

Он не закричал, а только весь сжался и сказал:

- Хочешь ударить? Не по закону. Я пожалуюсь.

- Бить я тебя не собирался, не хочу пачкать руку, - сказал я.- Дрова берешь-Иегова разрешил. А заповедь сто «ударили по правой щеке, подставь левую» - не выполняешь. Смотри, Мотрюк, расскажу всем иеговистам про это.

- Иегова меня простит за эти слова к тебе. - Мотрюк плюнул мне под ноги и вышел.

- Мотрюк, - сказал я. - За Василя будем тебя судить.

Он вздрогнул, опустил голову и, не оборачиваясь, ушел.

В ту ночь лил дождь. Он пришел с гор. Несколько дней до этого сельские старики уже с беспокойством поглядывали на Карпаты, которых почти не было видно из-за дождя. Река топорщилась, точно кто-то снизу приподнимал ее воды. Старики сильно боялись наводнения.

Ночью никто не спал: вода могла пойти на деревню. С карпатскими реками так бывает. От сильной воды река неожиданно меняет направление.

Я сидел в правлении колхоза у телефона. Каждые полчаса звонил в райком и спрашивал о положении дел в других горных селах. И вдруг ворвался председатель колхоза и крикнул:

- Пошла!

Он заметался по комнате, хватая и запихивая в портфель какие-то бумаги.

- Спокойно! - сказал я. - Соберите всех жителей и ведите их к шоссейной дороге.

Где-то совсем близко назойливо журчала вода. Я вышел на улицу. Светало. С разных сторон долетали людские крики, мычали коровы и ржали лошади. «Как отступление на фронте», - подумал я.

Рукав реки разделил село надвое и отрезал от остального села дома, которые были ближе к берегу. Он огибал эти дома кольцом и снова впадал в реку.

Рукав был еще неширокий, но сильный. Он легко катил камни величиной в два кулака.

Я вернулся в правление и попытался снова дозвониться в райком. Но, сколько ни крутил ручку, сколько ни кричал в трубку, дозвониться не удалось. Я бросил трубку ненужного теперь телефона и вышел на улицу.

Рукав стал значительно шире.

Когда его переходили люди, вода поднималась им до колен. А детей переносили на руках. Коровы испуганно мычали, пялили глаза и не хотели идти в воду.

Один колхозник ударил заупрямившееся животное ремнем между рогами. Корова от боли рванулась в сторону, опрокинула повозку со скарбом. Поднялся переполох, люди от этого еще больше заторопились, и какая-то женщина вместо того, чтобы взять мальчика на руки, от растерянности ввела его в воду. Он упал от напора воды и захлебнулся. Тогда я прыгнул, выхватил мальчика из воды и сказал как можно спокойнее:

- Зря вы так перепугались. Времени у нас достаточно. А вам, мужики, просто стыдно!

Я посадил мальчика на плечо и вошел в воду. Идти было неудобно: дно было неровное, в камнях. Я перенес мальчика и вернулся обратно. Подхватил сразу двух ребятишек и снова перешел.

Потом стали перегонять колхозное стадо. Многих корон приходилось брать за рога и тащить в воду. Шум ручья мешал разговаривать, приходилось кричать.

Когда я переводил последнюю корову, то вода поднялась мне уже до плеч, а на середине рукава даже перехлестывала через плечи.

Было холодно. И тут только я заметил, что стало совсем светло. По улице, по направлению к шоссе, вытянулась длинная вереница людей, телег, скота. Детишек посадили в закрытый автобус.

- Выпей, а то заболеешь! - сказал мне председатель. В руках у него была бутылка с водкой.

Я взял у него бутылку и прямо из горлышка глотнул водки. Вернул ему бутылку и снова посмотрел на вереницу людей. «Как беженцы на войне, - еще раз подумал я. - Только совсем не страшно. Все на месте, все невредимы». И тут я вспомнил, что не видел нигде Василя с теткой Магдой.

- А тетку Магду с сыном не видел? - спросил я у председателя.

- Нет. - Он задумался. - Ни одного иеговиста не видел.

Стали спрашивать у всех и скоро узнали, что Мотрюк повел иеговистов к реке. Там они остались молиться.

- А, черт! Придется идти, - сказал я. - Погибнут. Мотрюку шею надо бы свернуть.

Председатель забеспокоился:

- Зачем идти? Они не пропадут.

Но вода прибывала, а Мотрюка не было.

Мы стали звать их, но все было напрасно.

- Я пошел, - сказал я и посмотрел на серую воду.

Председателю стало неудобно, что я ухожу один, и он сказал:

- Возьми мой пиджак и бутылку. Я пошел бы с тобой, да надо за хозяйством присмотреть.

Я взял его пиджак, сунул бутылку водки в карман. А свои мокрый пиджак Отдал ему. и пошел в воду.

Теперь нельзя было идти - пришлось плыть. В одной руке я держал пиджак председателя.

Меня отнесло к сторону. Я вылез из воды, сбросил мокрую рубашку, надел прямо па голое тело пиджак и побежал. Вода хлюпала в сапогах, и мокрая кожа сапог больно терла ноги.

А вода все прибывала и начала заливать пространство между рекой и ее новым рукавом.

Потом я увидел группу людей - они стояли на маленьком пригорочке под большим разлапистым кедром.

Это были иеговисты. Они молились о том, чтобы Иегова пришел на землю и принес какое-то божественное счастье. «Глупость какая-то,-подумал я. - А они в нее верят».

Василь стоял рядом с матерью.

- Мотрюк, - сказал я, - зачем ты привел сюда людей? Хочешь, чтобы они погибли?

Все оглянулись на меня.

- Не мешай нам, - зло ответил Мотрюк. - Пришел наш час. - Мотрюк показал на воду. - Это Иегова прислал. Все погибнут. Все погибнут, а мы будем жить! Уйди!

- Не уйду!

Мы с Мотрюком были одного роста. Он смотрел мне в глаза, и я видел каждую жилку в его желтых глазах, и острый подбородок, и белые губы.

«Неужели решится ударить? - подумал я. - Их много, а я один. - Я медленно повернулся к Мотрюку спиной. - Сейчас может ударить». Но Мотрюк не ударил - отошел в сторону.