- Эм... - Уес поморщился, и Лайла поняла, что нечаянно наткнулась на запретную территорию.

- Дай угадаю... Я не захочу этого знать.

- У нее есть дурная привычка не убирать за собой одежду.

Лайла раздумывала говорить или нет Уесу то, что хотела сказать. Почему бы и нет. Дядя пытался защитить ее от правды о нем и ней, но этого никогда не делала ее тетя.

- Я читала ее книги. Тебе не нужно притворяться что она... ну ты понимаешь...

- Нормальная? - продолжил Уес.

- Ванильная, - ответила Лайла. - Прочитай хоть одну ее книгу и узнаешь много нового.

Уес вздохнул с очевидным и абсолютным облегчением.

- Слава Богу. Я не был уверен в том, что ты знаешь, а что нет.

- Я знаю достаточно, чтобы ходить вокруг ее спальни без бронежилета.

- Все не так плохо, честно. Я жил с ней. Большинство своих вещей она хранит в шкафу. Иногда я нахожу карабины между подушками дивана. Однажды я случайно сел на колесо Ватенберга. Болючая штуковина. И она порвала мои джинсы.

Лайла рассмеялась, и звук срезонировал от дороги и разлетлся среди деревьев.

- И у нее есть большая сумка, - сказал Уес, разводя на три фута руки. - Большую часть времени она находится в ее кабинете. Нора сказала мне не открывать ее, иначе я больше не захочу смотреть ей в глаза.

- Ты открывал ее?

- Неа, - он помотал головой, и сердце Лайлы подпрыгнуло, последний лучик заходящего солнца осветил волосы Уеса. Она ощутила самое непреодолимое желание провести ладонью по его волосам. Но сдержалась. Ему, скорее всего, не понравится, что какая-то девушка, которую он едва знает, взъерошит ему волосы. – Мне нравится смотреть ей в глаза.

- Думаю, я бы все равно смогла смотреть ей в глаза, даже после открытия сумки. С другой стороны, мой дядя... - Лайла понизила голос и поняла, что покраснела...

- Думаю, ты и о нем знаешь. - Уес скрестил руки на груди.

Лайла кивнула.

- Ну, если она такая, значит и он такой. В противном случае они бы не были так долго вместе. Я даже случайно слышала их. - Случайно? Не совсем, но ему не обязательно знать об этом.

- Однажды я подслушивал за своими родителями. Боже мой, я думал, что больше не стану нормальным.

- Мои родители развелись, когда я была маленькой. Думаю, мне бы понравилось то, что мои родители настолько влюблены друг в друга, что иногда можно услышать их в постели.

- Мне жаль. Да, думаю, лучше слышать, как родители занимаются сексом, чем вовсе не слышать. Сколько тебе было, когда они разошлись?

- Шесть. Гитте - два. Они не подошли друг другу, так сказала мама. Никто из них не сделал ничего плохого. Между ними не осталось ничего общего. У нее была хорошая работа и деньги, поэтому мы остались в доме, а он съехал. Min onkel Сорен пытался вмешаться, но это было сложно сделать через океан. Он постоянно звонил, проверял нас.

- Min onkel?

- Мой дядя Сорен, - поправила она себя. - Прости.

Уес лишь улыбнулся.

- Не извиняйся. Серьезно. Мне нравится, когда ты переходишь на датский.

Лайла покраснела, словно он сделал комплимент ее груди, а не словам. Раз они были на улице, может он не заметит в солнечном свете, как она краснеет от одного разговора с ним.

- Случается, когда я устаю. Прыгаю туда-сюда.

- Нам лучше вернуться, если ты устала.

Она покачала головой.

- Нет, еще нет. Я не хочу возвращаться. Там слишком...

- Знаю, - тихо ответил он, посмотрев мгновение на солнце, и затем перевел взгляд на нее. - Все так напуганы, и все становится еще хуже, когда мы рядом, пугаем друг друга еще больше.

- Сложно быть рядом с ним, - ответила она. - С дядей. Он так сильно ее любит, и я не могу ему помочь. Даже не могу смотреть ему в глаза... Невыносимо видеть его таким напуганным. Даже не помню, когда видела его таким напуганным. - Лайла сошла с дорожки и направилась в подстриженную рощицу.

- Никогда?

Уес следовал за ней. На поляне она нашла поваленное дерево и села на него.

- Не думаю, что что-то может его испугать. Все плохое, что происходило, он всегда стойко выдерживал, оставаясь спокойным. Однажды Гитта упала и ударилась головой о камень. Столько крови... Никогда так много не видела. Мы все кричали и плакали. Он заставил ее рассказать о дне в школе, и что она узнала за эту неделю. Что угодно, чтобы успокоить ее и удержать в сознании. В тот день я поняла, что он отличается от нас.

- Как отличается? - Уес сел рядом с ней на бревно. Он привстал и сел поудобнее, и Лайла заметила, как на его руках сокращаются мышцы. Ей нужно прекратить замечать подобные вещи.

- В Дании нет католиков. Это светская страна. Никто не ходит в церковь. Думаю, в тот день я поняла, что он католик и верит в Бога... он верит, что есть некая высшая сила, которая заботится о людях. У него есть вера, и она успокаивает его, когда все остальные боятся.

- Странно иметь дядю священника?

- И да, и нет. - Лайла посмотрела на темнеющее небо. - Так привыкла к этому, что странно ощущается, когда перестаю думать об этом. Когда смотрю что-то по телевизору о Папе или Риме, то думаю «он один из них...»

- Он не один из них. У священников не должно быть девушек.

- Девушка - не самая странная часть. Если бы ее у него не было, вот тогда было бы странно. Какой мужчины выберет одиночество, если может быть с ней?

- Ни один мужчина в трезвом уме.

Лайла пыталась улыбнуться, но Уесли не посмотрел на нее. По какой-то причине казалось, будто он пытался что-то от нее скрыть. Но он вновь посмотрел на нее.

- Я не осуждаю его за любовь к ней. Просто хочу, ради ее же блага, чтобы она не была влюблена в него, - неуверенно произнес Уесли, словно не хотел обидеть Лайлу.

- Не говори ему об этом, - девушка поняла, что перешла на шепот, - но я думаю так же.

- Да? - Уес посмотрел на нее полными удивления глазами. - Я думал...

- Я люблю его. Очень. Он был отцом мне и Гитте, после того как наш ушел. Но я люблю свою тетю тоже и не могу представить, как ей тяжело.

- Тяжело?

- В нашем доме, в Копенгагене, она его жена. Мы заботимся о ней как о члене семьи, потому что так и есть. Но в других местах, она просто его...

- Любовница, - закончил за нее Уес, и она была тому рада. Для нее это слово было предательством.

- Да, любовницей. Она говорила, что влюбилась в него, когда ей было пятнадцать, и любила его каждый день с момента их встречи. Уже прошло почти двадцать лет. И ни разу у него не было возможности публично заявить, что они вместе. Она - его грязный секрет. Она - то, что он должен скрывать. Когда я узнала, что она ушла от него, то не удивилась и не злилась. Мне было грустно, но я понимала почему.

- Я рад, что ты поняла, - сказал Уес. - Я не хотел, чтобы она к нему возвращалась. По многим причинам. Мне кажется, она считает меня плохим, потому что я не хотел, чтобы у нее были такие отношения. Она заслуживает лучшего.

- Так и есть, - согласилась Лайла. - И он пытался дать ей больше.

- Что ты имеешь в виду?

- В последний раз, когда она навещала нас, мы с тетей Элли отправилась на прогулку. Я спросила ее, почему они с дядей так и не поженились. Сказала, что сочувствую ей, потому что она не может стать его женой. Я спросила, злилась ли она на него за то, что он не бросает свою работу и не женится на ней.

- И что она ответила?

- Сказала, что служба священником - то же что и быть писателем, целителем или родителем. Это призвание, а не работа. Это не то, что ты делаешь, а то, кем ты являешься. И она больше не будет просить его оставить священство, как и он не будет просить ее оставить писательскую деятельность или просить мою маму перестать быть мамой. Сказала, что для католиков священство было таинством. Священство заложено в его ДНК. Она любила его, и он был священником, и, если он оставит священство, то больше не будет собой. Он отринет такую часть себя, что в нем не останется ничего, что можно любить. И тогда она сказала мне то, чего я никогда не знала...