Сорен начал проталкиваться мимо нее, и Нора выставила руку, хватаясь за дверную раму.

- Сделаешь еще один шаг и больше никогда меня не увидишь, - сказала она, ее голос был низким и твердым. - Если ты посмеешь помешать Уесу найти свое счастье, пусть и минутное, я убегу так быстро и так далеко от тебя, что даже Бог и все его ангелы не смогут меня найти. Мы с тобой играли в эту игру по нашим правилам двадцать чертовых лет и сейчас слишком поздно вытягивать это ванильное дерьмо из нас. Мы знаем, кто ты. Мы знаем, что ты. Все до единого в этой комнате носят синяки в доказательство этого. Поэтому, если ты не хочешь потерять меня, и в этот раз потерять навсегда, ты усадишь свой зад, съешь проклятый завтрак и оставишь Уеса и Лайлу в покое. В противном случае, я исчезну из этой жизни и из следующей. Я все устрою так, чтобы умереть первой, и попаду ли я в рай или в ад, я закрою за собой врата, чтобы ты даже в загробной жизни не смог прикоснуться ко мне. Скажи «да, Госпожа», если понял.

- Элеонор...

- Отвечай. Отвечай, если хочешь снова меня видеть. - Нора почувствовала себя трупом, пораженным молнией и вернувшимся к жизни. - Я уже бросала тебя. Клянусь Богом, и сделаю это снова. И на этот раз не вернусь.

Это была единственная карта, которую она разыгрывала, и она не блефовала. Она смотрела на него. Он смотрел на нее. Войны начинались с меньшей яростью, чем она испытывала к нему сейчас. Ни за что в жизни она не позволит ему унизить Лайлу и Уесли за то, что они не сделали ничего неправильного. Лайле было восемнадцать, даже не пятнадцать, как было Микаэлю. Уесу было двадцать, и он был студентом колледжа, а не тридцатитрехлетним католическим священником, как Сорен, в их первый раз. Им не за что было извиняться, нечего было стыдиться. Они не согрешили, и она не собиралась позволить Сорену наказать их за одну ночь удовольствия.

- Я серьезно, - продолжила Нора, когда заметила бурю в глазах Сорена. - Ты знаешь, что я серьезно.

Еще несколько ужасных секунд Сорен молчал. Она понимала, что все ее будущее висит на еще более тонком волоске, чем два дня назад, когда в ее руках были ее с Сореном жизни. Она могла простить Сорену любую боль, которую он когда-либо ей причинял. Но она не смогла бы, не сможет простить его, если он причинит боль Уесли. Этого она не в состоянии допустить.

- Да, Госпожа, - наконец ответил он, и Нора едва не упала от облегчения. Но она не расслабилась, пока нет.

- Хороший мальчик. Ох, еще кое-что.

- Что?

Нора залепила пощечину Сорену так сильно, что он ахнул от боли. Сорен посмотрел на нее с неподдельным шоком.

- Я хотела сделать это все эти девятнадцать лет, что знаю тебя, претенциозный, властный, самоуверенный лицемер. Ты заставил меня поливать чертову палку шесть гребаных месяцев.

Последние слова она практически прокричала, и годы сдерживаемой ярости восстали в ней, как армия со знаменами, готовая умирать и убивать.

- Кингсли, - сказала она, смотря мимо Сорена, - я ухожу. Если он попытается сделать что-нибудь до того, как Уес и Лайла спустятся, пристрели его.

Она не могла вспомнить, чтобы видела Кингсли таким радостным.

- С удовольствием, Maîtresse.

Нора развернулась на каблуках, оставляя всех - Сорена, Кингсли, Грейс, Уеса, Лайлу и все плохие воспоминания за последние несколько дней - позади.

- Нора, все хорошо? Куда ты собралась? - позвала ее Грейс.

- Мой лимит безделья - тридцать шесть часов. Мне есть куда идти и кого бить.

Нора хлопнула парадной дверью за собой, и этот звук вернул ее к реальности. У нее не было машины, не было ключей, не было денег. Ничего. Все хорошо. Это никогда ее не останавливало.

«Мустанг» Уесли был припаркован снаружи, как и «Ягуар» Кингсли. Сегодня она боготворила Уеса и Кинга. Остался один вариант.

Нора нашла ключи в замке зажигания мотоцикла Сорена.

- Высокомерный мудак. Может ты, наконец, послушаешь меня. Говорила же поставить чертову блокировку на свой байк. - Она завела бесценный винтажный «Дукати» и позволила выбирать дорогу интуиции. Вместо того чтобы направиться сразу домой, ее чутье направило прямо на Манхеттен. Ладно. Так и быть. Значит Нью-Йорк. Кингсли сказал,Гриффин присматривал за Империей, пока никого не было. Немного поразвлечься сегодня с Гриффином и Микаэлем было бы неплохо. А если нет, можно было убедить Шеридан приехать и немного поиграть. Еще до обеда она будет по локоть в этой маленькой девочке. И сегодня она напьется в стельку. То, что доктор прописал.

Мили пролетали мимо нее, и понимание того, что она на самом деле ударила Сорена по лицу начало проникать в ее сознание. Не только то, что она ударила его, она ударила сильнее, чем он когда-либо ее бил. Эта пощечина могла с легкостью попасть в Книгу рекордов. Ему повезет, если у него не будет синяка после этой сучьей пощечины, которую она ему влепила. В довершение ко всему, она сделала это перед Кингсли и Грейс. Несомненно, Сорен выбьет всю дурь из нее за это. Различные наказания и пытки, которые он опробует, возникли в ее голове. Возможно, он изобретет новую форму садизма, чтобы наказать ее за последние преступления. Или он выберет самое худшее возможное наказание для нее - вынужденный и продолжительный целибат.

Что бы то ни было - будет больно. Будет грубо. Это будет пытка. Это будет чистый Сорен в своем чистейшем садизме.

Она не могла дождаться.

21 декабря, восемнадцать месяцев спустя

Нора обвязала коробку красной лентой и с помощью ножниц и скотча прилепила элегантный бант. Селесте будет гораздо интереснее с коробками, чем с подарками, поэтому Нора убедилась, что дарит дочери Кингсли самые лучшие коробки в мире. В этом году Рождество стало намного веселее, раз появились дети, для которых она купила подарки. Крошка Кингсли и Джульетты, крича, появилась на свет на два месяца раньше, чем сын Зака и Грейс, Фионн. Мальчик и девочка. Идеально. Она уже спланировала их первое свидание.

- У меня на руках билеты в Париж. Я уезжаю сразу после Рождества. Ты не будешь сильно скучать по мне, правда?

Сорен развернулся к ней, сидяза роялем. Все утро он играл рождественскую музыку, пока она украшала ель и упаковывала подарки. Трудно поверить, что это будет последнее Рождество Сорена в «Пресвятом сердце».

- Я попытаюсь пережить твое отсутствие. Но не могу обещать.

- Будь сильным. Я уезжаю только на одну неделю.

- Ты мне не скажешь, зачем летишь во Францию?

Нора не ответила. Она никому не говорила о признании Мари-Лауры, что у Кингсли был незаконнорожденный сын, живущий где-то на юге Франции. Мари-Лаура могла солгать, играя с эмоциями Норы. Она не хотела расстраивать Кингсли. Вместо этого она тайком наняла детектива, чтобы найти Николя. Она видела несколько фотографий, и он определенно выглядел так, будто мог быть сыном Кингсли. Но она не узнает наверняка, пока не посмотрит ему в глаза. Кингсли справлялся с отцовством лучше, чем кто-либо мог себе представить. У Селесты был самый любящий во всем мире французский папа. Почему бы не подарить малышке брата? В любом случае, она должна попытаться. С того момента, как узнала о Николя, Нора считала его своей собственностью, словно он был ее сыном. На следующий день после Рождества она встретила Зака в Париже, и они вместе выследили парня. Зак несколько лет жил во Франции и знал страну намного лучше, чем она. К тому же, Грейс пообещала ей неделю с ним. Она планировала обналичить эту фишку и найти еще одного потомка Кингсли.

- Я ищу кое-что, - ответила она Сорену и с этим ушла.

- Кое-что?

- Я скажу, когда найду. Если найду.

- Ты загадочная.

- Исключительно, чтобы тебя позлить.

- И это работает.

- Ты же знаешь, я писательница. Я не могу рассказать тебе всё в самом начале. Тогда история потеряет смысл.