- Ты нас в госпиталь не пустила!:- кричали девочки.

- А кто военную игру запретил? - опять вмешался Мишка. - Ты запретила. Побоялась, наверно, что уроков не выучим.

- Она испугалась, как бы мы друг друга из палок не перестреляли! - крикнул Горшок.

Все принялись хохотать, и из сбора так ничего и не получилось.

- Ты понимаешь, - рассказывал Белке Фриденсон. - После этого нас замучили лекциями «О дружбе и товариществе». И все ссылались на Павла Корчагина. А, по-моему, будь Павка сейчас в нашей школе, он первый бы встал на Тропу и пошёл с Молокоедом.

- Факт, пошёл бы, - подтвердил Никитка. - Не такой Павка Корчагин парень, чтобы сидеть сложа ручки, когда идёт война с фашистами.

Может быть, этот разговор кончился бы тихо-мирно, если бы Белка не попросила ребят помочь разыскать Лёвкину маму. От этой просьбы ребята сначала смутились, потом сообщили ей такую тяжёлую весть, от которой Белка только охнула и села на порог. Оказалось, что Галина Петровна, когда узнала о гибели своего Лёвки заболела от горя и слегла. А ещё через день ей принесли похоронную, в которой сообщалось о том, что её муж, Григорий Александрович Гомзин, пал смертью храбрых при защите Советской Родины, У Галины Петровны после этих страшных потрясений случилось что-то с сердцем, она лежит уже неделю в больнице, и врачи боятся за её жизнь.

Белка заплакала от жалости к Лёвке, а ребята стали её успокаивать. Но она набросилась на них, как взбесившаяся тигрица:

- И вы называете себя хорошими товарищами? По-вашему, это называется товариществом? У Лёвки умирает от горя мама, а вы молчите о том, что Лёвка жив и невредим. Вы думаете, зачем вам посылал голубя Молокоед? Он хотел, чтобы вы успокоили матерей.

Вот интересно, ничего об этом я не говорил Белке, а она догадалась. Пойми после этого девчонок: то - глупы и болтливы, как сороки, то - гений ума и премудрая бездна!

- «Павка бы тоже встал на Тропу»! - передразнила она Мишку. - Эх ты, тропарь! Да Павка в ваши годы понимал в тысячу раз больше, он умел отличать игру от настоящего дела. Туда же, к Павке примазываетесь! Я бы на месте вашей Аннушки взяла, да и поисключала вас всех из пионеров. Вот подождите, доберусь до Молокоеда: он у меня узнает, как утопленником прикидываться!

Белка распалилась до того, что даже не попрощалась с ребятами и убежала. Сыч и Фриденсон с минуту стояли почти без сознания. Вдруг Мишка схватился за голову:

- А голубь-то!..

Они сбегали к нему домой за голубем и выскочили к заставе, где все прохожие ждали обычно попутную машину. Белки на заставе не было. Они сели и стали её ждать.

Но Белка не пошла на заставу. На Почтовой улице она остановилась, не зная, что ей делать. Было уже поздно. Она знала, что родители её уже беспокоятся, знала, что я сижу на тропе у Чёрных скал, жду её и тоже беспокоюсь. Но открытие, которое она нечаянно сделала, подслушав разговор Белотелова с толстым человеком, не давало ей покоя. Она чувствовала, что должна как-то обезвредить этих предателей, а как - не знала.

В НКВД идти она не хотела: всё равно ей не поверят, а будут требовать Молокоеда. Только время потеряешь на разговоры с этим насмешником Любомировым. Сказать об этом Никитке и Мишке? А что толку? Сами они ничего сделать не смогут, и в НКВД вряд ли им поверят больше, чем ей. И она снова двинулась к нам на квартиру.

Едва услышав стук в дверь, мама распахнула её и, увидев Белку, радостно вскрикнула.

Белка только тут сообразила, что мама уже прочитала записку.

- Так Вася жив?

Это правда? - сразу набросилась на неё с вопросами мама.

- Конечно, жив, Мария Ефимовна. Ведь я же вам писала. Он просил меня узнать, как вы живёте, и вообще… дать знать…

Мама вся так и сияла. Лицо её порозовело, глаза заблестели, и Белка даже удивилась: на щеках у мамы она увидела ямочки, которых до этого не было, хотя вообще-то, сколько я помню маму, у неё всегда были ямочки.

Маме, конечно, не терпелось узнать, где же я сейчас. Но на этот-то вопрос Белка ответить отказалась. Мама рассердилась на неё и стала кричать:

- Да скажешь ли ты, наконец, злая девчонка, где он?

- Этого я сказать не могу, - твердила Белка одно и то же. - Я дала клятву.

- Ну, это мы ещё посмотрим! - пригрозила мама. - Я сведу тебя сейчас в милицию.

- А что вы меня милицией пугаете! Это очень нехорошо пугать детей милицией. Мой папа всегда говорит маме: не надо пугать детей милицией, потому что милиция - наша. Надо, чтобы дети любили милицию, а не боялись. В милиции меня сразу поймут, а вот вы не понимаете… Я же клятву дала…

Мама совсем из сил выбилась с этой упрямой девчонкой.

- Ну, что мне с тобой делать? Неужели ты не понимаешь мое состояние? Ведь я потеряла Васю, совсем потеряла, его уже из домовой книги выписали, как покойника, а ты знаешь, где он, и не говоришь.

- Нельзя, потому и не говорю.

Мама взглянула на неё даже с ненавистью:

- Так зачем же ты сюда пришла? Мучить меня пришла?

Белка расплакалась.

- Ну, зачем вы так нехорошо обо мне думаете? - завсхлипывала она. - Я пришла к вам с добром, а вы…

Маме или жаль стало Белку, или она хотела воспользоваться тем, что она раскисла, и узнать, наконец, где же я нахожусь, но только она подошла к Белке, обняла её и начала гладить по рыжим волосам.

- Так зачем же ты всё-таки, глупенькая, опять пришла? - ласково спросила она.

Белка совсем расстроилась и заплакала ещё сильнее.

- Я пришла… чтобы сказать… Белотелов этот… предатель. Он… бумагами Павла Васильевича… торгует… Продает их… толстому… за доллары, потому что… рублями, говорит, сундуки оклеивать… будут…

Мама ничего из этого бормотанья понять не могла, но насторожилась. Видимо, этот Белотелов и у неё поперёк горла стоял. Когда Белка успокоилась и рассказала вразумительнее о том, что узнала в подъезде, мама даже вскрикнула от возмущения:

- Подлая тварь! Так вот кто затесался в друзья к Павлу Васильевичу! Он ждёт немцев. Выкрал через Павла Васильевича документы на Золотую долину и продаёт их какому-то американцу!

- Мария Ефимовна! - пустилась на хитрость Белка. - Я вам всё расскажу, только выполните сначала мою просьбу.

Она попросила маму сходить в НКВД к капитану Любомирову и рассказать ему обо всём, что узнала сегодня Белка о Белотелове.

Мама сразу стала одеваться, наказала Белке немного посидеть в квартире, расцеловала её и вышла. Белка с облегчёнием вздохнула. Ну, думает, теперь я сразу два дела сделала: и в НКВД о Белотелове сообщила, и от Марии Ефимовны вырвалась.

Она послушала, как мама стучит каблуками, спускаясь по лестнице, и, когда в подъезде хлопнула за ней дверь, заторопилась убегать. Но дверь оказалась запертой: мама нарочно сильно хлопнула дверью, чтобы американский замок автоматически защёлкнулся, и Белка не смогла убежать.

Вот тут-то Белка и заметалась. Она кричала, чтобы ей открыли, но, видя, что всё бесполезно, открыла дверь на балкон и стала думать, сильно ли она разобьётся, если прыгнет с третьего этажа.

Вдруг она увидела, что по тротуару около дома идут двое. Она взглянула и узнала Никитку и Мишку: они возвращались с тракта, так и не дождавшись Белки.

- Никитка, Мишка! - громко прошептала она. - Идите сюда…

Они услышали её и сломя голову бросились вверх по лестнице.

- Откройте мне! - зашептала он в щёлочку. - Меня Мария Ефимовна арестовала… Только скорее, а то она придёт, и тогда будет плохо.

Ребята тут же убежали, принесли вскоре целую связку разных ключей и начали подбирать их к замку. Ни один не подошёл.

- Ну, ясно! Замок-то ведь американский.

- Американский?! - воскликнул Мишка. - Тогда всё очень просто.

Вынул из кармана перочинный нож, всунул в замочную скважину, повернул, - и дверь открылась.