- Поехали! - крикнул дядя Миша. - Наверно, спрыгнул опять где-нибудь рыбку половить. Смелый парнишка - люблю таких. Рыбачок! - весело закричал он. - Ты где? Мы поехали.

Машина загудела и ушла. Кругом темень, ни души, а я ни встать, ни ползти не могу. Правая нога болела и болталась, как неживая. Голова тоже болела, и на лице не поймёшь что - не то грязь, не то кровь.

Но я снова вспомнил, что враг мчится сейчас к городу. Сжал зубы, со стоном приподнялся на руки и левое колено и попробовал ползти. Руки вперёд выброшу, ухвачусь ими за кусты или просто за землю и подтягиваю туловище. Как червяк! При спуске в кювет руки у меня поскользнулись, я куда-то покатился, а что дальше было, не помню.

Очнулся уже не в кювете, а в чьём-то доме. Я лежал на спине, надо мной был низкий белый потолок, и кто-то лил мне в рот из кружки противную водку. Может, я оттого и очнулся, что даже от запаха этой водки меня всегда тошнило. И как её взрослые мужчины добровольно пьют, просто удивляюсь! Потом кто-то осторожно мокрой тряпкой стал вытирать мне лицо.

- Э, да это начальник! - услышал я над собой знакомый голос. - Как это тебя угораздило? То меня хотел топором зарубить, а теперь сам в мои руки попался.

Я поднял глаза и решил, что теперь-то уж я погиб: надо мной склонилась рыжая голова того фрица, которого мы упустили, когда пробирались в Золотую долину.

Из-за его плеча выглядывала пушистая, такая же, как у него, рыжая голова, и я увидел огромные, в пятак величиной, васильки.

«Почему такие большие васильки?» - подумал я и опять, наверно, потерял сознание, потому что когда снова открыл глаза, то увидел около себя Белку.

- Это кто? - шёпотом спросил я, кивнув в сторону фрица.

- Это мой папа. Он тебя, оказывается, знает. А ты что, под машину попал? Больно, да?

Я молча кивнул головой и даже не обрадовался тому, что Соколов оказался всё-таки советским человеком. Мысль, что Голенищев, может быть, уже вызывает самолёты, а Белотелов стоит наготове с ракетницей в городском саду, - эта страшная мысль словно подбросила меня, и я сел.

- Товарищ Соколов! - зашептал я сквозь разбитые губы. - Товарищ Соколов, везите меня немедленно в НКВД… Слышите, немедленно! Иначе скоро прилетят самолёты… Нельзя терять ни минуты!

- Бредит, бедный! - сказал женский голос. - Ты запряг, Ваня? Вези его скорее в больницу.

«Ну вот, - подумал я, - никто мне не верит. И мама не верит, и Соколова не верит, один Лёвка готов лезть за мной в огонь и воду». И так мне стало жалко себя, что я заплакал навзрыд. А это очень редко со мной бывает. Только в исключительных случаях.

- Папа, разреши, я с тобой поеду, - услышал я голос Белки. - Он очень тяжёлый, я за ним ухаживать буду.

От этих Белкиных слов мне стало лучше, и я даже не стонал, когда меня переносили в повозку. Но было всё-таки очень больно, и я опять куда-то покатился, когда меня положили в повозку.

Как меня везли на повозке, а потом переложили в машину, как несли на носилках в операционную палату, не помню. Поэтому я очень испугался, когда увидел вокруг себя людей в белых халатах, белых масках, из-под которых виднелись только глаза. Я сначала подумал, что это куклукс-клановцы, такими их показывали как-то в кино. Одному из них стали надевать на руки длинные резиновые перчатки, и я догадался, что это врачи и что они хотят мне что-то отрезать.

- Дяденька, подождите минуточку, - сказал я как можно спокойнее, так как слышал, будто хирургов только спокойствием и можно взять. Если начнёшь кричать, они сразу тебе марлей рот закроют, и готово - уснул! Проснёшься, а у тебя уже или руки, или ноги, или кишки какой-нибудь нет - отрезали! Но я не за ногу боялся.

- Дяденька, вы можете уделить мне две минуты?

Врач, которому надевали перчатки, наверно, удивился моему спокойствию и даже повязку с лица попросил развязать.

- Пожалуйста. Я к вашим услугам, молодой человек.

- Наклонитесь, я вам что-то очень важное скажу.

И рассказал ему всё, что знал про сегодняшний налёт, про Белотелова и Голенищева, и о том, как выпрыгнул из машины и как Белотелов меня искал в темноте, чтобы убить. Я попросил, чтобы врач отложил пока операцию и вызвал кого-нибудь из НКВД в больницу. Он выпрямился, пощупал мой лоб, серьёзно посмотрел на меня, подумал и сказал остальным врачам:

- Вы пока свободны.

А сам вышел из палаты, через несколько минут вернулся и сообщил:

- Сейчас приедут. Как ты себя чувствуешь? На-ка вот, выпей - это тебя подкрепит, - и дал мне в стакане лекарство.

Скоро пришли какие-то двое в белых халатах, но халаты были завязаны плохо, и я увидел чекистские петлички. То, что мне и надо!

- Ну, здравствуй, малец, - весело поздоровался со мной один из них, наверно, капитан, потому что на петлице у него была шпала, - рассказывай.

- А вы кто? - спросил я на всякий случай. Мало ли, может быть, такие же враги, как Белотелов!

- Капитан госбезопасности Любомиров, - отрекомендовался тот, который со шпалой. - А это мой сотрудник.

Я им всё подробно рассказал.

Было уже четверть двенадцатого, и я попросил чекистов поторопиться. Они пожали мне руку, пожелали скорей выздороветь и ушли.

- Ну, а теперь, герой, давай займёмся тобой, - сказал врач.

- Можете теперь заниматься, только ногу у меня не отрезайте - самому нужна.

Доктор развеселился (попадаются же иногда такие хорошие врачи! - В. М.), нажал электрическую кнопку, набежали опять в белых халатах и всё-таки закрыли мне рот марлей. Проснулся я уже в другой палате, где, кроме меня, было ещё человек семь больных. Все уже спали.

- Сколько времени? - шёпотом спросил я у няни.

- Без десяти час.

«Вот это здорово! - подумал я. - Прошло каких-то полчаса, а мне всё уже сделали».

- Нянечка, а ногу отрезали?

Она тихонько засмеялась, откинула с меня одеяло, и я увидел свои ноги: одна, как бочка, и в марле, а другая забинтована до колен.

- Гипс наложили. Врач сказал, через две недели в футбол будешь играть. А теперь спать, - видишь, все спят.

Но мне было не до сна. Я всё время думал, успели или нет чекисты поймать Белотелова и Голенищева. Через час примерно послышался где-то далеко шум самолётов, всё ближе, ближе. У меня сердце так и упало: не успели!

Но тут и с другой стороны зашумели самолёты - наши истребители! Ястребки просвистели прямо над больницей, и не успел я приподняться на постели, как совсем близко где-то начался воздушный бой.

Я попросил няню погасить свет и открыть чёрные шторы, которыми делали в больнице затемнение, и увидел замечательное зрелище! То один, то другой самолёт загорался и, как огромная ракета, падал вниз. Потом сразу всё стихло, и уже не было ничего.

Няня задёрнула шторы и включила ночник. Я её поманил к себе:

- Няня, положите меня на коляску и довезите до телефона.

- Что ты, милый, какой неугомонный! - замахала она руками. - Нельзя. Сейчас спать надо.

- Я же не маленький, понимаю. Но, если надо?..

Она не соглашалась. Тогда я рассердился и сказал, что, если она не отвезёт меня сейчас же к телефону, я так начну кричать, что всех разбужу, и ей же за это от главного врача влетит. Она испугалась и привела ко мне дежурного врача. Врач выслушала меня, ни слова не говоря, подкатила к кровати коляску. Меня усадили и повезли по коридору. Открылась дверь с табличкой «Главный врач», и коляску подкатили прямо к телефону.

- Тебе набрать номер или сам наберёшь?

- Что я, больной, что ли, какой или умирающий? Конечно, сам.

Набрал наш домашний телефон, и мама сразу же взяла трубку, она не спала.

- Мам! Ты не знаешь, где это воздушный бой был?

- Да где же ты опять пропал? Обещал быть, а не идёшь.

Говорит так, будто я недавно из дома вышел, а по голосу чувствую - волнуется. Она у меня всегда такая - умеет себя в руках держать.