— Мы в неоплатном долгу перед предками, потому что оставили их на произвол судьбы.

— Если бы это сказал кто-то другой…

— Ты посчитал бы его сумасшедшим?

Преземш начал терять терпение.

— Все, что было, давно прошло! Сегодня человечество счастливо и благополучно!

— Им от этого не легче!

— Было не легче. Но их уже нет, они — прошлое.

— Да, для нас они прошлое, укоризненно проговорил Великий Физик. — Но люди живут в настоящем. Только в настоящем! Говоришь, историю нельзя переделать? А это мы еще будем посмотреть!

— Не забыл свою школьную присказку, — улыбнулся Седов. — Уж как шокировал учителей своим «будем посмотреть»!

— Ах, если бы сбросить годы… Но, увы, я старик, и времени у меня в обрез. Фауст продал душу за молодость, домогаясь Маргариты, я бы сделал то же самое во имя науки. Мне ведь еще так много надо успеть…

— Жаль, что я не Мефистофель, — сказал Преземш.

Для Виктора Соля наступили тяжкие времена, но он не сразу осознал это.

Когда его известили о выписке из госпиталя, им завладела радость: «я свободен, наконец-то!». Ее омрачало лишь внезапное исчезновение Великого

Физика, который не счел даже нужным попрощаться с «сынком».

«Мог бы и объяснить, что к чему», — с обидой думал Соль.

Первым делом он отправился в космоцентр за новым назначением. Но на этот раз его приняли холодно, отчужденно и чуть ли не c затаенным страхом, как будто он был болен прилипчивой болезнью. Даже зеленого новичка-«извозчика» здесь так не встречали, не то что запредельного пилота высшего класса…

— Чему удивляешься? — прояснил ситуацию шеф космоцентра. — Ты ведь у нас теперь феномен. Вот люди и думают: пообщаешься с ним чуток, того и гляди, сам станешь феноменальным!

— А это плохо? — с вызовом спросил Соль.

— Чего уж хорошего!

— Выходит, я вроде прокаженного?

— Проказу вылечивают, — сдержанно сказал шеф.

— Считать себя умершим, так что ли?

— Я этого не говорил. Наслаждайся жизнью, кто тебе мешает!

— Хочу летать, — настаивал Соль.

— Мало с тобой хлопот было? Не выполнил моего приказа, погубил один из лучших космообсерверов. Под суд бы тебя, если б не прошлые заслуги. Короче, иди отсюда, мы квиты…

— Это несправедливо! Я выполнял просьбу ученых.

— И нарушил мой категорический запрет! Твердил ведь тебе: не смей сближаться с «перевертышем»! Было или нет?

— Ну, было… Зато какой научный результат! Великий Физик говорил…

— Не прячься за его спину! Приказ есть приказ. Нарушил, пеняй на себя. -

Прозвучал сигнал срочного вызова. — Это не для твоих ушей, уходи! — отрезал шеф.

Но не успел Соль выйти за ворота космоцентра, как его вернули.

— Ну и наглец же ты, Соль! До Преземша дошел!

— Да я его в глаза ни разу не видел!

— А он сейчас за тебя заступился. Как там с медициной? — спросил шеф помощника.

— Заключение: годен. Только у него сердце теперь с другой стороны!

— Так уж получилось, — пряча глаза, подтвердил Соль.

— Ну?! — изумился шеф. — Дай послушать! Ишь ты, действительно справа. Как же тебя угораздило, братец?

— А что особенного? Подумаешь, зеркальная инверсия! Сказано же вам, я здоров!

— Здоровье это еще не все в нашем деле, — изрек шеф. — Так ведь? — повернулся он к помощнику.

— Точно. Петерс, уж какой здоровяк, а попал в нештатную, и психика отказала. Напрочь! На балкон не выходит, боится упасть.

— У меня с психикой порядок, — заверил Соль.

— А это еще не факт, — с усмешкой сказал шеф. — Случись что с тобой, как перед Преземшем оправдаюсь? Почему, спросит, не сберег моего любимца?

— Да ну вас, — покраснел Виктор.

— Ладно, погоняем тебя на тренажере, а там видно будет! Займись им,

Роб.

— Не доверяете? Мне, запредельному пилоту? Как мальчишку собираетесь проверять?

— Могу и передумать! — хлопнул по крышке стола шеф. — В нашем деле

Преземш мне не указ!

— Не выпендривайся, парень, — посоветовал помощник.

Тренажер был чистой формальностью, и Соль счел за благо не бунтовать. Шеф хочет сохранить лицо, вот и придумывает. Его прихоть можно и перетерпеть, пускай старик тешится, в душе, небось, завидует, ведь дальний космос для него закрыт навсегда…

Было от чего снисходительно усмехнуться. Но усмешка продержалась недолго: первый же простенький маневр Соль провалил вчистую. А за ним и еще два.

Электроника вышла из повиновения, и подчинить ее не удавалось.

— Тренажер неисправен! — убежденно заявил Соль. — Вы нарочно это придумали, чтобы поизмываться надо мной!

— Дурак, — беззлобно сказал Роб, в недавнем прошлом действующий пилот, хотя и не запредельщик, но уж никак не «извозчик». — А ну, пусти!

Он сел за пульт, и после первого же, куда более сложного, маневра Соль с ужасом убедился, что тренажер ни при чем.

— Вот так, приятель, — насмешливо проговорил Роб, одну за другой выполнив блестящий каскад фигур. — Это ты неисправен, а тренажер в полном порядке. И никто не думал над тобой измываться. Ну, попробуй еще! Э-э, да ты все делаешь наоборот. Что с тобой?

Ни разу в жизни Соль не испытывал такого жестокого разочарования. Любое его действие давало результат, противоположный ожидаемому. Как видно, и пилотажные навыки претерпели зеркальную инверсию, словно летать предстояло на «перевертыше», а не на обычном космообсервере.

Для запредельного пилота недопустимая роскошь обдумывать элементы пилотажа — нет времени. Годами тренировок вырабатывается автоматизм, благодаря которому движения рук рефлекторно предвосхищают команды, подаваемые мозгом. Не зря Виктор шутя говорил, что в полете думает не головой, а руками.

И вот теперь автоматизма не осталось в помине. А раз так, то пилот-запредельщик Соль перестал существовать. Да что там запредельщик, ему нельзя больше доверить даже грузовую каботажную ракету! И сам Преземш, пожелай он вмешаться (а в том, что его власть огромна, Виктор не сомневался), не сможет ничего изменить…

Бывший запредельный пилот в мрачном раздумье брел по одному из параллельных лучей пешестрады. Сочная ухоженная трава мягко пружинила под ногами. Обрамленная лиственницами, похожими на мачты старинных каравелл с пышными зелеными парусами, пешестрада напоминала парадную аллею дворцового парка. Впрочем, в этом отношении она мало чем отличалась от прилегавших к ней улиц.

С поверхности земли в городах исчез пластогудрон, в жаркие дни пахнувший смолой, а вместе с ним экипажи с углеводородными моторами и даже экологически безупречные, но своей бесшумной быстротой опасные электромобили. На месте небоскребов были разбиты скверы; проектировали их талантливые флорархитекторы, состязавшиеся на ежегодных конкурсах: экспозиция большинства скверов регулярно обновлялась, и лишь те из них, которые были признаны истинными произведениями искусства, сохранялись со скру пулезной тщательностью наравне с шедеврами зодчества.

В окружении деревьев и экзотических цветов виднелись, не бросаясь в глаза, жилые коттеджи. Среди них не было двух одинаковых, они словно вели галантный спор за право называться самым оригинальным, самым красивым, самым изящным, и даже знаток ар хитектуры попал бы в затруднительное положение, доведись ему быть судьей в этом споре. Остроумие компоновки, совершенство ли-ний, неблекнущая свежесть цветовой гаммы, отточенность форм, превращали россыпь столь не похожих друг на друга жилищ в ансамбль, изначально спланированный как одно целое.

Коттеджи освещались и отапливались аккумулированной энерги-ей Солнца (от распространенных в прошлом атомных электростан-ций, поставивших человечество на грань катастрофы, вовремя отказались; лишь за Полярным кругом в глубоких шахтах все еще действовали холодные термоядерные реакторы, питающие резервную сеть промышленной энергетики).

Но если бы Соль сделал несколько шагов в сторону, то между лиственницами перед ним распахнулись бы створки скоростного лифта, и через минуту он оказался бы в разительно ином, подземном, городе, в котором не было ничего идиллического, даже намека на патриархальность — ни цветов, ни зелени, ни нарочитой неспешности.