Мамонтиха повернулась и бросилась к реке. Забыв об осторожности, она бежала по узенькой подмытой тропе, которая выдержала бы разве что свинью, но никак не огромную мамонтиху. И тропа не выдержала. Вместе с грудами земли мамонтиха рухнула с огромной высоты прямо в отороченные пеной водовороты. Через короткое время оглушённая Фуфина мать показалась уже на середине реки, и широкое течение неторопливо понесло её дальше.

Харри видел всё. Он провожал мамонтиху глазами, пока мог различить её среди волн, потом довольно ухмыльнулся и пошёл прочь от обрыва.

Всю остальную часть дня медведь потратил на розыски мамонтёнка. И если бы он его нашёл, то наш рассказ о бедном Фуфе можно было бы тут же и окончить. Харри обрыскал несколько рощ, где обычно любила кормиться мамонтиха. Под вечер, усталый и голодный, он отправился за более лёгкой добычей, рассудив, что мамонтёнок от него всё равно не уйдёт и съесть его ещё успеется.

А Фуф так никогда и не узнал, почему столь неожиданно и навсегда исчезла его мама. Не найдя её там, где они расстались, мамонтёнок совершенно потерял голову. Всё вокруг - и раскидистые дубы, и тонкие берёзы, и ивы с бугристой серой корой, и даже весёлые ручейки, затерянные в траве,-всё вдруг помрачнело, насупилось. Везде, куда ни глянь, мерещилось что-то злое и пугающее. Только тут до Фуфа дошло, что он уже с самого утра ходит совсем-совсем один. Мамонтёнок заверещал и кинулся куда глаза глядят. Встревожив стайку темноглазых косуль, пришедших на водопой, он миновал мелкую речонку, с жалобным хныканьем заметался по каким-то полянам в россыпях красных и белых цветов и, наконец, мохнатым скулящим клубком выкатился на край равнины.

Здесь было просторно и тихо. Вечерело. Вдали, над неоглядными зарослями синеватой бизоньей травы, неторопливо плыли бурые спины быков, появлялись и исчезали сухие головки пугливых винторогих антилоп, проносились всхрапывающие кони с короткими растрёпанными гривами.

Стояла вторая половина лета. Самый жар уже миновал, но впереди ещё были долгие дни дозревания диких злаков, короткие грозы с дрожащими в глубине сизых туч ветвями молний. И уж совсем далека была ясная затяжная осень в бескрайнем разливе жёлтого и голубого.

Трудно сказать, как сложилась бы дальше судьба Фуфа, если бы он не встретил в это время оленёнка, весёлого бродягу Гая.

Гай вырос сиротой, потому что олени не воспитывают своих детей. Сразу после рождения маленький Гай был оставлен своей матерью и целыми днями скрывался в траве. Пока он не мог заботиться о себе сам, его кормили все проходившие мимо оленихи. Потом он подрос, научился есть траву, бегать и прятаться от врагов.

Гаю был год, и на голове у него уже ветвились небольшие рога. За время одиноких скитаний он многому научился. Он знал, что на равнинах надо остерегаться волков, особенно зимой, а в Лесу - росомахи или рыси, которые подкарауливают обычно у водопоя, затаившись где-нибудь на дереве. Знал он также и то, что ни бизоны, ни лошади, ни даже свиньи не причинят ему вреда. Как-то зимой за ним гнались волки. Спасся Гай тем, что успел забежать в самую середину бизоньего стада. Когда над окрестными сугробами появились нюхающие воздух острые волчьи носы, могучие быки окружили кольцом коров и телят и выставили наружу свои грозные рога. Огромный, как носорог, вожак с глухим рёвом бросился вперёд. Волки отлично знали, что такое бизон в бою, и сочли за лучшее быстренько убраться. Стадо не прогнало Гая, и с ним он проходил в полной безопасности до самой весны.

Знал Гай и великое множество других уловок, не однажды спасавших ему жизнь. Словом, это был сообразительный и, несмотря на молодость, уже бывалый житель того далёкого, дикого и буйного мира.

Однажды тёплым полднем второй половины лета Гай, решив отдохнуть до вечера где-нибудь в тени, направился к роще. Он уже подходил к крайним деревцам, когда его заставил насторожиться какой-то шум. Гай недоверчиво осмотрел частокол деревьев с густым подлеском, втянул вздрагивающими ноздрями душные лесные запахи и прислушался. Что-то очень нешуточное происходило совсем рядом, однако ни с одной знакомой опасностью Гай этого связать не мог. Несколько мгновений любопытство боролось в нём с осторожностью. Пересилило любопытство. Гай тихо пролез сквозь заросли кустов и замер от удивления.

На небольшой круглой полянке шёл отчаянный бой. Жирный чёрный хомяк с жёлтыми пятнами на боку из последних сил отбивался от хорька. Хорёк был невероятно проворен. Его тонкое гибкое туловище мелькало в траве! так, что за ним трудно было уследить. Казалось, что хорьков несколько. Хомяк еле успевал поворачиваться. Он шипел, колотил перед собой когтистыми лапами и, затравленно вертя головой, щёлкал в воздухе зубами. Юркий хорёк напирал прямо-таки отчаянно. Наверно, для хомяка дело кончилось бы плохо: уж очень он был жирен и неуклюж. Но тут случилось совсем неожиданное. Из кустов напротив, сверкнув на солнце, ударила струя воды. Хомяк тут же ткнулся носом в траву и закрыл глаза - для него это было уже слишком. Получил своё и нахрапистый хорёк - струя угодила ему прямо в оскаленную морду. Он крутнулся волчком, полузадушенно взвизгнул и мгновенно исчез. Ещё быстрее, пожалуй, простыл бы след Гая, но в тот момент, когда его упругие ноги напряглись для прыжка в сторону, он увидел небольшого мохнатого мамонтёнка. Фуф с удовольствием окатил драчунов водой из хобота и теперь с большим сомнением смотрел на Гая. Он тоже только что заметил его. Одного взгляда было достаточно, чтобы искушённый Гай понял: этот лопоухий зверь ему не страшен.

Хомяк так и не открывал глаз. Он протяжно стонал в траве - видимо, прощался с жизнью.

Фуф и Гай одновременно подошли и остановились над ним, глядя с искренней грустью.

Хомяк приоткрыл было один глаз, но, увидев сразу двух больших зверей, затрясся и закричал ещё громче. Мамонтёнок и оленёнок недоуменно посмотрели друг на друга.

- Кто это? - спросил Гай, осторожно трогая хомяка копытом.

- Не знаю,- сказал Фуф.- А почему он так кричит?

Хомяк наконец-то сообразил, что съесть его не собираются. Он открыл глаза, оглядел обоих и на всякий случай спросил:

- Вы ведь травкой питаетесь, а?

Фуф и Гай дружно кивнули.

Хомяк приободрился, сел столбиком, прижал к животу окровавленные передние лапы и опасливо оглянулся.

- Этот маленький негодяй искусал мне лапы. Но всё равно, если бы не вы, я б ему такое показал! Я б его на мелкие клочки! Я это могу, я такой!..- Он, постанывая, облизал лапы и попросил: - Вы бы, ребятки, помогли мне добраться до норы, а? Самому-то мне, пожалуй, не дойти!

По пути, покачиваясь в хоботе Фуфа, он назидательно говорил:

- Старшим надо помогать. Особенно мне. Я это одобряю. Вы правильно поступаете. Я как увидел вас, так сразу же подумал: вот хорошие ребята. Я в долгу не останусь. Вы знаете, кто я? Хомяк! Умней меня никого нет. Все ко мне за советом ходят. Сам медведь Харри не раз приходил!

Оказавшись у входа в свою нору, хомяк совсем повеселел.

- Вот мой дом,-сказал он, с самодовольным видом усаживаясь у входа.- Жаль, ребятки, что не можете зайти и посмотреть, как я живу. Ах, как я живу! Какие у меня кладовые!.. А у вас есть норы?

Фуф с Гаем отрицательно помотали головами.

- Как?! - вскричал хомяк. - А где же вы живёте?

- Мы не живём в одном месте,-объяснил оленёнок.-Ходим везде, ночуем где придётся.

- Ах, бродяжничаете! - по-своему истолковал хомяк.- Ну, а кладовые, кладовые-то у вас есть?

- Зачем они нам? - Гай начал оправдываться, словно его уличили в чём-то нехорошем.- Мы везде находим пищу.

- Это сейчас,- снисходительно согласился хомяк.- А что будете делать, когда придёт Белое Время?

- Я выкапываю траву из-под снега,- сказал Гай.

- А я ем ветки,- добавил Фуф.