- Вы же пропадёте с голоду! - ужаснулся хомяк.- Удивляюсь, что вы до сих пор ещё живы. Вам неслыханно повезло, что вы встретились со мной. Я научу вас жить. Слушайтесь моих советов, и вы забудете, что такое голод и холод.

Хомяк снова облизал свои лапы, зевнул и сказал: - Ну, ступайте, ребятки. Я сейчас пойду к себе, поем да лягу. А вы приходите ко мне почаще. Я вам много полезного расскажу.

Фуф с Гаем успели уже порядочно отойти, когда хомяк высунулся из норы и прокричал им вслед, чтобы они в следующий раз не забыли прихватить для него охапку колосьев или гороховых стручков.

Фуф и Гай были смышлёными зверёнышами и хорошо знали суровость Белого Времени. Поэтому они не пропустили мимо ушей соблазнительные обещания доброго хомяка и на следующий день пришли к его норе набираться ума-разума. Фуф, как просил хомяк, принёс в хоботе целый ворох колосьев.

Хомяк грелся на солнце, блаженно жмуря свои круглые навыкате глазки.

- А, ребятки мои пришли! - обрадовался он и тотчас придирчиво обнюхал колоски.

- Кажется, чуть недоспелые,- озабоченно сказал он.- Но ничего, я их подсушу.

Вряд ли когда у хомяка были такие внимательные слушатели. Ещё с той зимы кладовые у него так и ломились от вкуснейших вещей - отборных зёрен диких злаков, крупных стручков гороха, сладких головок клевера, очищенных земляных орехов. Да ещё за это лето запасливый хомяк успел уже натаскать столько, что теперь некуда было складывать. Хомяк благодушествовал и был не прочь развлечься беседой.

- Чем лучше живёшь, тем больше всего-всего хочется. Это уж, ребятки, закон природы такой,- откровенничал он, сидя над кучей колосьев, принесённых Фуфом.-А когда ты сыт и всего вдоволь, тогда, ребятки, уж не знаю, чего и хочется. Иногда лежишь-лежишь да и подумаешь: эх, хоть бы съел меня кто-нибудь. Ну, не совсем, конечно, а так… чтобы только немножко страшно стало. И весело… Да-а, жить надо, ребятки, умеючи, вот что я вам скажу. Нынче всё слышу я, что вот, мол, с каждым годом становится холоднее, в горах льды копятся, что по старинке теперь не прожить. Ум нужен, кричат, если хотим выжить. И на людей все ссылаются… Люди! - Хомяк презрительно хрюкнул.- Возьмём саблезубого тигра, мне о нём ещё дед рассказывал. Вот это, говорят, был зверь! Царь природы! Одной лапой мог задавить кабана. А клыки какие у него были! А шуба! Кому и жить бы, как не ему, а где он сейчас? Нету. Вымер. Целиком и полностью. А вы мне про людей, про огонь ихний. Н-е-ет, всё это пустое - и огонь, и клыки, и ум. Защёчные мешки - вот что главное. Глядите!

Тут хомяк стал хватать лежавшие перед ним колосья, подносить ко рту и ловко вылущивать из них зёрна. Очень скоро щёки у хомяка оттопырились так, что и без того круглая его физиономия раздалась в ширину раза в два. И когда хомяк повернулся, чтобы нырнуть в нору с новой порцией припаса, эти его отдувшиеся щёки были видны даже со спины.

- А может, хомяк прав,- задумчиво сказал Гай, провожая взглядом мелькнувший в отверстии норы куцый хомячий хвост.- Зимой сколько намучаешься, пока достанешь из-под снега траву. А если подтает, а потом морозом прихватит, тогда её и вовсе не достать, хоть все копыта разбей. А хомяк лежит себе в тепле, ест да спит, и никаких забот. Вот они, защёчные-то мешки! Интересно, а у меня так получится?

Гай набрал за щеку травы, отчего его мордочка смешно перекосилась на одну сторону, подержал её там и съел.

- Ничего не получается,- вздохнув, сказал он.- Не ходить же так с ней целыми днями, а складывать некуда - нор-то у нас с тобой нет.

Появился озабоченный хомяк.

- Кладовые все забиты,- отдуваясь, пояснил он.- Пришлось в проходе сложить зерно-то. Как бы не попортилось. Ну ничего, я его съем в первую очередь. О чём я говорил-то? Да! Вот слышу иногда: хапуга-де хомяк, жадина, всё под себя гребёт. А кто говорит? Зайцы-голодранцы да мелюзга всякая вроде синиц. Разве это справедливо? Может, я обокрал кого? Вон куница или хорёк, те, верно, таскают яйца из чужих гнёзд. А я ведь не ворую, своим трудом всё нажито, вот этими лапами.

И хомяк показал восемь растопыренных пальцев - по четыре на каждой лапе.

- Это, я считаю, всё от зависти,- сердито продолжал хомяк.- Оттого, что нет у них защёчных мешков. Я давно им говорю: есть защёчные мешки - будешь жить, нет - вымрешь, как саблезубый тигр. К этому всё идёт. И люди со своим умом и огнём тоже долго не протянут, потому что нет у них таких мешков. Нет ведь, а?

- Не знаю,-сказал Фуф,- Я никогда не видел людей.

- Я тоже не видел,- признался оленёнок.

- Наверно, нет у них всё-таки,- с надеждой сказал хомяк.- Иначе зачем бы им огонь понадобился? Нет, разные там рога, клыки, хоботы - всё это пустое. Перед большим защёчным мешком ничто не устоит. Большой защёчный мешок воцарится на земле. Хомяк - вот кто станет царём природы. Обзаводитесь мешками, вот мой совет!

- А как? - в один голос спросили Фуф и Гай.

- Н-ну, не знаю,- задумался хомяк.- Может, вам побольше пихать за щеку? Глядишь, раздуются щёки-то. Конечно, как у меня они не станут,- самодовольно продолжал он,- но жить безбедно наверняка будете.

Наслушавшись хомяка, Фуф с Гаем пробовали обзавестись защёчными мешками, хотя бы маленькими на первый случай, но у них, понятно, ничего не получилось. Хомячьи советы явно не годились ни для мамонтов, ни для оленей.

Хомяк, кстати, не врал, когда говорил, что его навещал медведь. Харри действительно несколько раз наведывался к его норе, но, конечно, вовсе не за советом. Он давно уже облюбовал этого на редкость жирного хомяка и с удовольствием предвкушал, как он его съест.

Как-то раз, приметив, что хомяк, волоча по траве своё брюхо, убежал собирать дикий горох, Харри уселся у норы и стал поджидать хозяина. День был жаркий. Солнце палило немилосердно. Медведя тучей окружила какая-то летучая мелочь и с кровожадным писком набросилась на его уши и нос. Харри кряхтел и терпеливо давил мошкару. Посмотреть со стороны, получалось, что Харри моет голову - так усердно тёр он себя лапами. А солнце меж тем всё набирало силу. Всё живое попряталось в тени, и лишь высоко-высоко в небе лениво чертил круги орёл-стервятник. Он ждал, когда медведь отобедает и уйдёт, оставив объедки. Обед же почему-то возмутительнейшим образом заставлял себя ждать. К середине дня лохматая шуба медведя едва не дымилась. Наконец он не выдержал и сбежал в соседнюю рощу.

А хомяк всё это время пролежал в своей прохладной норе, посмеиваясь над глупым Харром, который так и не сообразил, что хомяк может пробраться к себе по запасным ходам.

Но хихикал хомяк совсем напрасно. Даже в те доисторические времена было известно, что хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Харри всё же пронюхал про запасные ходы, и однажды, вернувшись из очередного похода за горохом, хомяк обнаружил, что все ходы, кроме одного, надёжно завалены огромными камнями, а у оставшегося собственной персоной сидит и ухмыляется Харри. У хомяка от ужаса отнялись лапы.

- Ну иди, иди сюда, мой вкусненький,- ласково проурчал медведь и поманил страшнющей когтистой лапой.- Сейчас я тебя немножко ам-ам…- Медведь облизнулся и довольно захохотал.

- Что ж ты молчишь? - допытывался он у онемевшего хомяка.- Боишься? А ты не бойся, не бойся,- приговаривал он.- Ты же любишь, я слышал, поговорить. Вот и поговори со мной, повесели меня перед обедом. А то спой что-нибудь. Или спляши.

Медведь удобно лёг на бок, подпер голову лапой и приготовился слушать. Хомяк стоял и трясся так, что Харри временами ясно видел перед собой трёх и даже четырёх хомяков рядышком.

- Говорят, ты очень умный и любишь порассуждать о жизни?