— Примите глубокие извинения, господин Каммингс. Наш младший научный сотрудник… Он наказан, хочу сразу сказать. Так вот, он изучал компоненты вещества, использованного при взрыве дискотеки для американских солдат, полагая, что это ваши, а ваши — это…

— С места взрыва дискотеки.

Ясно, они избрали второй вариант.

— Так точно. И получается, что была использована обычная пластиковая взрывчатка производства 1979 года. Полагаем, с базы в Гейленкирхене: помните, там было обнаружено большое хищение взрывчатки? Своё заключение мы вам сегодня высылаем. Не могли бы вы нам вернуть наш первоначальный ответ?

«Ага, вернуть первоначальное заключение. Чтобы мираж был полным. Будем следовать правилам игры».

— Хорошо. Ждем вашего вторичного заключения.

— Еще раз приносим глубокие извинения за ошибку.

Не успел Каммингс повесить трубку, как телефон опять зазвонил.

— Каммингс.

— Коллега Каммингс совсем забыл дорогу в мюнхенскую прокуратуру…

— А-а, коллега Фольман. Все дела да дела, ищу вчерашний день, и всё попусту.

— Понимаю, понимаю. Кстати, о вчерашнем дне. Вы в курсе, что вчера неизвестные лица в 22.00 напали на вашу охрану, на два полицейских поста у РСЕ-РС, избили охранявших и скрылись, как вы догадываетесь, в Английском парке? Люди на «Скорой помощи» доставлены в больницу. Каково?

«Это тоже ясно как божий день, — размышлял про себя Ричард. — Наверняка дежурили те же охранники, что и в ночь взрыва. Вот им и дали понять, чтобы держали язык за зубами».

— Просто невероятно! Куда же смотрит городская прокуратура?

— И не говорите, — вздохнул Фольман. — Но я к вам по другому поводу. Кажется, что-то начинает проясняться. Представляете, в управление баварской полиции в Мюнхене поступило одно прелюбопытнейшее письмо на польском языке. Подписала его «организация тайных вооруженных акций». Так вот, авторы утверждают, что именно члены организации совершили взрыв на РСЕ-РС. На польском языке, а? Я навел справки: ни полицейским органам ФРГ, ни Интерполу ничего не известно об этой организации. Не хотите ли взглянуть на документ?

«Кто-то предлагает мне открыть очередную «дверь». На фоне польских событий письмо подсказывает, в каком направлении надо вести расследование».

— Обязательно, дорогой Фольман. Сейчас буду.

…Он долго крутил в руках и конверт и само письмо, разглядывал штемпеля, бумагу на свет, вчитывался в текст перевода.

— Может, я болван, но только это фальшивка чистейшей воды.

— Мы тоже так считаем, но мой долг проинформировать вас. Ксерокопии текста и конверта можете взять с собой.

— Да… Мне сообщили, что моя сотрудница Ирмгард Петенридер несколько раз посещала ваше заведение. Не подскажете случайно зачем?

У Ричарда был с собой небольшой листок, на котором Курт Шмидт аккуратно проставил дни и часы посещения Ирми мюнхенской прокуратуры.

Фольман в замешательстве полез в сейф, затем со словами «Ах, да это не здесь», принялся перебирать бумаги на столе.

— Видите ли, коллега Каммингс, — наконец нашелся он. — Мы с вами оба ведем расследование обстоятельств взрыва, и я считаю вправе пригласить для собеседования любого сотрудника вашей радиостанции. Вас устраивает такой ответ?

— Вполне.

Впервые за все время своего знакомства они расстались очень сухо.

Вернувшись в кабинет, Ричард дал волю чувствам.

— Панковиц! Почему мне не доложили о вчерашнем нападении на охрану? Ты знаешь, как это называется?

— Вы были так заняты… Потом в плохом настроении… Я ждал удобного случая…

— «Удобного случая»! Рапорт мне на стол!

— Сейчас, отпечатаю и вернусь. Десять минут?..

Панковиц вопрошающе глядел на своего начальника. Тот кивнул, и Панковиц мгновенно исчез за дверью.

— Ирми Петенридер, зайдите.

Его любовница стояла у дверей с широко раскрытыми глазами. Таким Ричарда она не видела ещё ни разу. Он хотел наговорить ей тысячу обидных слов: и про Фольмана, и про визиты в прокуратуру, и многое другое. Но, пересилив себя, глухо сказал:

— Вы свободны сегодня.

Ричард закурил трубку, но и после того не успокоился.

Каким же он был идиотом! Искал красный террор, а, оказывается, был просто запасным игроком в неведомой ему большой игре политических кругов Вашингтона. Вот почему и немцы так холодны, неповоротливы. Им всё было заранее известно, наверняка их проинформировали. Почему же его, Каммингса, начальника службы безопасности, оставили в неведении?

«Бульдозер», видимо, по их планам, должен был рыть, копать по-настоящему. Ради пущего эффекта.

А кого следовало выкопать? По всему пасьянсу только одного — турка. Он, найденный Каммингсом, и должен был стать главным доказательством причастности Москвы к взрыву на РСЕ-РС. Но что-то сорвалось. Вероятнее всего, турок разгадал их планы и сумел вовремя, до взрыва, улизнуть. Сейчас же он им опять для чего-то стал нужен.

Ладно, это не моё дело. Мне не доверяют. Да если бы я знал заранее, я бы этого азиата цепями приковал к трубам: сиди там себе в подвале и жди, когда громыхнет, а потом уж пой свою «историю» журналистам. Нет же, хотели, чтобы всё было поестественней, а остались в дураках.

Собственно, это он, Ричард, остался в дураках…

Почему только он? Сколько таких здесь ходят по коридорам.

Сейчас сотрудники часто жалуются на духоту в кабинетах, плохую работу вентиляции. Что бы они сказали, если бы узнали, что для них уже приготовлены пиропатроны с «деодорантом, улучшающим состав воздуха в помещении»?..

«Американских граждан планируется эвакуировать», — сказал тогда Лодейзин. Как бы не так! В неразберихе «медные каски» никогда не вспомнят о никчемных в военном смысле сотрудниках «рупора НАТО». Радиоцентр РСЕ-РС станет одной большой газовой камерой…

Ричард медленно открыл сейф и ощутил противный, но манящий холодок своего старого «Кольта-45», который армия уже сняла с вооружения, потому что он часто «мазал» с большого расстояния. «Зато в упор попадает очень хорошо», — мелькнула у Каммингса мысль в тот момент, когда он чисто машинально вытащил и загнал обратно обойму.

Он сидел за столом в сумеречной комнате, не зажигая света. Кризис миновал. «Пожалуйста, без театра. Театра не надо, это же радио», — вспомнил он слова одного из русских эмигрантов, работающих на «Свободе».

«Действительно, не будем устраивать балаган». Дрожащими руками переложил пистолет обратно в сейф, с облегчением вздохнул. Зачем? Куда он спешит? Почему не стреляется Макс Хьюджел или кто-то там ещё наверху в Лэнгли, в чьей голове родился замысел акции? Почему не сводят счеты с жизнью сотрудники Белого дома или Совета национальной безопасности, которые наверняка одобрили идею? Место Ричарда в конце этой очереди.

С другой стороны, ведь кто-то сорвал куш на злополучном взрыве. Президент получил козырь в игре против СМР — не уберегли радиостанцию, или против ЦРУ — недоглядели. Директор РСЕ Джеймс Браун тоже нагрел руки. Размещая на строительных фирмах заказы на ремонт АТС и установку технических средств безопасности, сколотил приличное состояние. Сам факт взрыва укрепил позиции всех, кто выступал за расширение РСЕ-РС на территории ФРГ. Раз покушались на радиоцентр, значит, он представляет серьезную угрозу для восточных стран.

А потом дополнительные субсидии «пострадавшей радиостанции». Как легко на Капитолийском холме одобрили законопроект, внесенный конгрессменом Джимом Коуртером, о выделении дополнительных ассигнований в размере 5,2 миллиона долларов — на возмещение материального ущерба. Наконец, взрыв стал аргументом для ЦРУ в том непонятном соперничестве с государственным департаментом, о чём рассказывал Джим Кричлоу. Плюс нервная встряска для местных «нафталинников»: стихнут распри, повысится исполнительность, эффективность радиовещания.