-- И до чего это, Иван Лукьянович, удивительно вышло, -- радостно говорил этот старый профессор, 145 встрeтив на улицe моего брата. -- Прямо, как в сказкe!

-- Как так?

-- Да, видите ли, мы только что получили из Америки это новое средство. Ну, а там, знаете, нeт совсeм тифа. Так до сих пор эксперименты там дeлались только на обезьянах. А из людей на вашем братe, собственно, первом в мiрe испытали это средство. И представьте себe, -- восторженно закончил старичок, -- и люди, оказывается, выздоравливают...

Меня долго потом дразнили "обезьяньим средством"...

Начало конца

Грозовыя тучи, давно уже скоплявшiяся над нашими отрядами, разразились, наконец ударом.

Всероссiйскiй съeзд Комсомола признал необходимым закрыть скаутскiя организацiи, "как идеологически несоотвeтствующiя коммунистическому воспитанiю совeтской молодежи" и создать свои отряды "красных юных пiонеров"...

В жизни скаутов наступал новый перiод, еще болeе тяжелый и отвeтственный, перiод борьбы за свое существованiе в атмосферe уже открытой враждебности и преслeдованiй...

Мое личное положенiе послe этого постановленiя было весьма опасным. Было ясно, что при первых же преслeдованiях скаутов (а что Комсомол постарается "выкорчевать гидру контр-революцiи" со всeм своим погромным жаром -- было очевидно) прежде всего буду "изъят" я, уже находящiйся на учетe в ЧК, как "явный контр-революцiонер". При этих условiях оставаться в Одессe, недавно пройдя всe тюрьмы города, мнe было опасно. Больно было думать, каким непрiятностям могу я подвергнуть семью брата, тоже сравнительно недавно, вмeстe с маленьком сынишкой, проведшей мeсяца 3 в Одесской тюрьмe по подозрeнiю в "бeлогвардейском заговорe".

Нужно было уeхать. Севастополь давно уже звал меня к себe. Старая гроза там развeялась, старыя исторiи 146 забылись в бурe и пeнe событiй, и можно было надeяться, что там будет безопаснeе, чeм в Одессe, под "учетом" ЧК.

Много, много друзей пришло провожать меня на пристань, и когда между бортом парохода и берегом мелькнула полоска воды, когда затихли вдали сердечные голоса привeта и благопожеланiй, когда бeлый маяк Одесской гавани остался позади -- сильно взгрустнулось... Жаль было покидать чудом найденнаго в водоворотe жизни брата, своих друзей и красавицу-Одессу, гдe было пережито так много и тяжелаго, и свeтлаго...

Но жизнь звала вперед...

Кому быть разстрeлянному, тот не потонет!

Раннее утро. Сeрая пелена тумана еще стелется по водe. Я стою у поручней и задумчиво смотрю на катящiеся водяные валы, с шумом разбивающiеся о борт. Вот на валу какой-то обломок. Волна покачивает его и вдруг, подхватив на свой пeнистый гребень, перекидывает дальше.

"Так и моя жизнь, думаю, я волны разбушевавшейся стихiи бросают меня из стороны в сторону, и вeтры гудят над моей головой. Разобьет-ли меня о скалы эта буря или суждено мнe выплыть живым на мирный берег? Бог знает"...

Внезапно раздавшiеся шум и крики вывели меня из философской задумчивости.

Я глянул вверх, на капитанскiй мостик. Там с блeдным лицом, освeщенный первыми лучами восходящаго солнца, стоял вахтенный и дрожающей рукой показывал на воду.

Я посмотрeл по этому направленiю, и сердце замерло у меня в груди...

В нeскольких метрах от борта скользила мимо нас, словно какое-то морское чудовище, черная желeзная спина пловучей мины...

Ея круглая поверхность чуть блестeла в первых проблесках зари, на страшных отростках-щупальцах висeли зеленыя змeи водорослей, а свeтлыя и прозрачныя 147 волны с бeлыми гребнями, как бы шутя и играя, ласкали ея стeнки.

-- Вот она, смерть!..

В теченiе нeскольких секунд никто не мог шевельнуться и вздохнуть. Сердце, казалось, перестало биться, и вся жизнь сосредоточилась в зрeнiи.

Задeнем-ли?.. Уйти уже нельзя: махину парохода не повернешь, как игрушечный кораблик. А заряд мины разсчитан для взрыва могучаго броненосца. Что останется от нас?!

Задeнем ли?..

Миг... и мина, так же спокойно и важно покачиваясь, медленно прошла мимо борта... Вздох облегченiя вырвался из груди всeх.

Зазвенeли звонки машиннаго телеграфа, и пароход стал медленно поворачивать. Держа мину под неусыпным наблюденiем полудюжины биноклей, мы подошли к ней на разстоянiе 50 метров.

-- "Пли!" -- раздалась команда на кормe, и прогремeло нeсколько винтовочных выстрeлов. Оказывается, на борту было нeсколько солдат с винтовками, и мину рeшено было потопить.

Выстрeлы гремeли.

-- Довольно, довольно! -- отчаянно кричал в рупор капитан. -- Мина потонет и так, если хоть одна пуля попала. Подождите, не стрeляйте!

Но его совeт опоздал. Грянуло еще нeсколько выстрeлов, и вдруг высокiй пeнистый столб воды поднялся вверх. Страшный грохот прокатился по поверхности моря, и громадная волна качнула наш пароход. Туча водяных брызг залила нашу палубу, и когда она разсeялась, поверхность моря была пустынна. Мины уже не было...

-- Да это вeдь дeло обычное, -- радостно взволнованным тоном, жестикулируя, разсказывал вахтенный на мостикe. -- Это все минныя загражденiя времен мiровой войны. Буря сорвет вот этакую сволочь и катает себe по волнам. Наткнешься, и аминь. Вeдь в двух метрах от борта прошла, проклятая.

-- А почему она не сразу взорвалась? -- спросил кто-то снизу. 148

-- Да видно, не попали сразу в запал. Она бы и так от пробоин затонула, а то, вот, осколком кого-нибудь по черепу могло садануть... Ну, да развe эти ребята выдержат! Они в мину, как в медвeдя стрeляли. На совeсть... Ну, все-таки пронесло и то -- слава Богу!

И "совeтскiй красный моряк" снял фуражку и с глубоким чувством... перекрестился.

Я посмотрeл на море, по которому спокойно и лeниво шли валы волн, на вырисовывавшiеся вдали в розовом туманe утра скалистые берега Крыма и улыбнулся.

Судьба! "Кысмет", как говорят турки... 149

>>>>>>

Часть Глава III>

На борьбу с судьбой

Иди -- пeсни пой,

И гляди вперед

Ясным соколом...

В подпольe

Взгляд с политических высот

Гдe-то в Москвe, на многолюдном съeздe комсомольцев, поздно ночью, послe горячих докладов "с мeст" о незатухающей работe скаутов, о рядe неудач в "освоенiи" этой "чуждой коммунистической идеологiи" организацiи, взметнулся, наконец, лeс голосующих рук, и легальное существованiе скаутов было прекращено.

Читателю, не вполнe ясно представляющему себe совeтскую дeйствительность, будет, вeроятно, не вполнe понятно, почему коммунисты подвергли гоненiям скаутскiе отряды, далекiе от политики, казалось бы, цeнные в любом государствe.

Чтобы помочь читателю уяснить положенiе скаутской организацiи в этот бурный перiод, я на секунду прерву боевой ритм моего разсказа небольшим политическим обзором.

Совeтскiй строй, представляющей собой небывалый в исторiи мiра аппарат давленiя, не разрeшает существованiя никаких организацiй, кромe коммунистических или находящихся под их непосредственным руководством (хотя бы и завуалированном). В СССР не только матерiальная жизнь человeка сжата жестокими тисками полуголоднаго существованiя, но и интеллектуальная и моральная сторона этой жизни может развиваться только по путям, одобренным коммунистической партiей. 150

Естественно, что всякое, хотя бы и небольшое, объединенiе людей на почвe интересов, хотя бы и не враждебных власти, но стоящее внe обще-государственной и партiйной системы, разсматривается, как чуждое, не "свое". А в СССР, в его внутренней политикe, царит лозунг: "кто не с нами -тот против нас". И понимается этот лозунг со всей фанатичной безпощадностью. Или -- или. Аполитичности -- нeт мeста.

Отсюда понятно, почему скаутская организацiя так же, как и сокольская, не бывшая коммунистической ни по своей идеологiи, ни по подбору руководителей и молодежи, цeликом вошли в разряд "контр-революцiонных сообществ".

Много общественных организацiй прекратило свое существованiе с приходом власти совeтов. Наиболeе счастливыми из всeх организацiй молодежи оказались чисто спортивныя, с их сравнительно узкими задачами физическаго развитiя и спорта. Онe просто перемeнили свои названiя, использовав для этого все многообразiе слов: "пролетарскiй", "красный", "трудовой", "ленинскiй", "революцiонный", продолжая свою дeятельность, поскольку общiй голод позволял это.