Стоя рядом с Дженсеном, я не могла не заметить, как он напрягся всем телом. Мне не нужно было спрашивать, чтобы понимать, насколько это было замечательно – увидеть, как Бекки осознала, что она больше не важная часть их жизни. И она сама сделала такой выбор.

По-прежнему держа его за руку, я потянула его в свою сторону.

Когда он повернулся ко мне, я почувствовала, как Найл и Уилл изо всех сил стараются не таращиться на нас.

– Спасибо, – прошептал Дженсен, внимательно вглядываясь в мое лицо, пока Ханна с Бекки о чем-то разговаривали. – Какого хрена я сейчас устроил?

Я с улыбкой покачала головой.

– Понятия не имею.

– Это черт знает что. Мне нужно сказать ей правду.

– Зачем? – пожала плечами я. – Это ведь первый раз, как ты ее видишь за все эти шесть лет, да?

Он кивнул, но начал отворачиваться в их сторону.

Смотреть на страдание на его лице было практически невыносимо. И вместо того, чтобы дать ему повернуться и взглянуть туда, где Бекки разговаривала с Ханной, я положила руку ему на щеку и притянула к себе.

Его рот встретился с моим, сопровождаемый удивленным вздохом, после чего он расслабился и, наклонив голову, превратил поцелуй из простого соприкосновения губ в нечто реальное, теплое и… чудесное. Под его давлением я приоткрыла рот, и он обнял меня за талию, прижавшись своей грудью к моей.

Дженсен отстранился, совсем чуть-чуть, – лишь это и удержало меня от того, чтобы притянуть его назад.

– Ты сделаешь это для меня? – прошептал он мне в губы.

Я хихикнула.

– Такие тяготы как, например, поцелуи я вполне перенесу.

Дженсен еще раз сладко чмокнул меня в губы.

– И без этого было странно, а теперь…

– Не было, – я взглянула на наших друзей, демонстративно не обращающих на нас внимания. – Ну а теперь… Теперь все станет еще интересней.

***

Если честно, мы все были немного ошарашены. Всю дорогу из Джеймспорта в Уиллимантик Уилл с Ханной радостно рассказывали о нашем следующем пункте назначения и о том, что нас ждет. Предполагаю, это и сыграло свою роль в нашей общей реакции на появление Бекки и Кэма и на то, как все мы пошли к машине и, неловко наклонившись, забрались внутрь: мы двигались молча и на автопилоте.

Мы правда могли уехать. Нас ждал миллион дел, и не было ни единой причины оставаться в этой неестественной ситуации, но в конце концов – когда мы столпились всей компанией рядом с машиной – именно Дженсен настоял, что он в порядке.

И, стоя рядом с ним, я кивнула.

– Мы справимся. Без проблем.

И вот так мы все забрались в минивэн и, усевшись аккуратными рядами, вели вежливые беседы по пути.

Откровенно говоря, я не совсем понимала, во что ввязалась. Во время экскурсии по пивоварне мы еще легко отделались – постоянно держались за руки и целовались там и тут, когда казалось, что в определенные моменты именно этим и должны были заниматься молодожены. И я решила, что остаток недели таким и будет: объятия и невинные ласки; возможно, несколько раз ненадолго сяду к нему на колени, на эти бедра, состоящие сплошь из твердых мышц.

Все это оказалось таким наивным и имело смысл исключительно в рамках экскурсий по пивоварне и винодельне. И мне это не приходило в голову до тех пор, пока все мы не остановились в небольшом отеле в Видхаме.

И пока не выстроились у стойки регистрации.

– У вас четыре номера на три ночи, – сказала женщина и улыбнулась Дженсену. – Правильно?

Судьба распорядилась так, что Ханна отправила нас с Дженсеном регистрироваться, пока сама пошла искать место на обочине для парковки нашего минивэна. За нами встали в очередь, чтобы получить ключи от номеров, Бекки с Кэмом и еще одна пара в нашей группе – Эллен и Том.

– Все верно, – ответил Дженсен, после чего заметно вздрогнул. – Ой, – сказал он чересчур громко, – нет. Только три. Номера. Нам нужно только три номера. Так ведь? Ты… – он повернулся ко мне, и краем глаза я заметила, что за нами наблюдала Бекки.

– Это просто в предыдущем отеле мы бронировали четыре номера, – неловко рассмеявшись, объяснила я женщине.

– Пиппа любит… – начал Дженсен, подыскивая причину. И наконец найдя, сказал: – Громко петь, – одновременно с моим ответом:

– Рано заниматься йогой.

– Очень рано, – порывисто добавил он, когда в тот же момент я уточнила:

– Очень громко.

– Петь и заниматься йогой, – со смехом подытожила я.

Потому что разве не так делают все нормальные люди?

А вовсе не потому, что я тут самая главная идиотка.

– Ты занимаешься йогой? – с энтузиазмом спросила Бекки. – Я тоже. И с удовольствием присоединилась бы к тебе!

Кэм приобнял ее, с гордостью улыбаясь.

– Бекс скоро получит сертификат инструктора. Йога изменила ее жизнь.

Я быстро закивала. Блин, блин, блинский блин!

– Я занимаюсь… особенной…

– Горячей йогой, – услужливо подсказал мне Дженсен.

– Бикрам? – уточнила Бекки.

– Э-э… британской разновидностью… ее, – небрежно махнув рукой, ответила я. Еще бы, ведь я была такой утонченной особой, что практиковала некую британскую разновидность горячей йоги. Моя соображалка заработала на повышенных скоростях, когда я пыталась объяснить, как именно я делаю это в номере отеля: – Ну знаешь… с паром… из душа, – я глянула на Дженсена, и тот кивнул, будто это было абсолютно нормальное пояснение, с чего это во время медового месяца он с женой спит в разных спальнях.

– Слушай, – начала Бекки, и от волнения ее голос взвился на целую октаву. – Кэм каждое утро бегает. Может, вы оба сэкономите, и ты сможешь заняться своей особой горячей йогой у меня в номере? Или еще лучше – мы вместе займемся ею на улице, прямо на лужайке. Я бы с удовольствием попрактиковалась не в одиночестве.

Я уставилась на ее, гадая, с чего это она такая милая и так старается. Нет, ну правда, разве отказ от необходимости общаться не был бы лучшим решением для всех нас?

– Вот только с громким пением это вряд ли поможет, – засомневался Дженсен.

Сидящая за стойкой женщина оживилась и протянула нам ключи от трех номеров.

– В соседнем баре есть караоке, каждый вторник с семи вечера и до закрытия!

Бекки восторженно захлопала в ладоши.

– Замечательно!

Она выглядела слишком эмоционально, кажется, почти на грани… слез.

Я взглянула на Дженсена.

Он натянуто улыбнулся.

–  Замечательно.

***

– Сомневаюсь, что ты всерьез понимаешь, какая это катастрофа, – сказала я и, открыв свою дорожную сумку, достала косметичку.

Дженсен мрачно посмотрел на неширокую кровать, на которой, как предполагалось, мы должны будем вместе спать.

– Нет, кажется, понимаю.

– Я не про кровать, ты, бестолочь, – засмеявшись, ответила я. – Какого хрена! Мы что, не сможем спать в одной кровати? Я имею в виду йогу.

– Но тебе не обязательно идти заниматься йогой, – в замешательстве сказал он.

– Конечно, обязательно! Разве не слышал, с какой надеждой она говорила? Она была почти в слезах и так счастлива. Я не могу внезапно заявить: «Ой, ты знаешь, что-то я передумала делать Знаменитую Британскую Горячую Йогу, о которой тут болтала». Мы будем выглядеть совершенно чокнутыми.

Я пошла в ванную и услышала, как он засмеялся у меня за спиной.

– То есть сейчас, думаешь, мы еще не достаточно?

Дженсен вошел следом и наблюдал, как я распаковала зубную щетку и выдавила на ее пасту. Я не переживала насчет нависшего надо мной його-провала или того, что я по сути согласилась дать сегодня вечером концерт в баре. Не переживала и насчет женщины, на которой был женат Дженсен и в обществе которой проведу ближайшие четыре дня. Как и о том, будет ли нам с Дженсеном трудно притворяться женатыми на этом коротком отрезке нашего путешествия.

Все дело в том, что я ждала все это с нетерпением.

Я знала себя и свое сердце. И обычно я сначала делала, а потом думала. Выступать единой командой в этой авантюре – целующейся командой, господи ты боже мой – означает, что я буду обречена.