— Что ж, это слова солдата, который предпочитает подумать, прежде чем ринуться в опасный бой, а у нас, молодой человек, бой опасный.
— Опасностей я не боюсь и буду рад служить вашему делу.
К тому времени, когда Нострадамус въехал в Салон и заключил в объятия любимую жену и радующихся его возвращению детей, капитан Габриэль де Лондж граф Монтгомери уже стоял во главе отряда гугенотов (или клятвотоварищей), готовых защищать право на новое вероучение, разрешенное многими пактами, заключенными между католическим большинством и протестантами, но грубо нарушаемого католической стороной, отрицающей свободу духа.
Адмирал не раз встречался с шотландцем. Узнав, что он решился перейти в протестантскую веру, он сказал ему:
— Я уважаю ваше решение, граф. В этой связи хочу вернуться к затронутой вами теме произвола сурового вождя кальвинистов в Швейцарии. Всякая власть, молодой человек, опасна тем, что уничтожает в человеке лучшие его качества. И Держится она на выбранном мировоззрении, именуемом у нас религией. Но всякое превышение власти во имя этого мировоззрения приводит к его ниспровержению. Так, испанская инквизиция безбожно попирает самые светлые догмы христианства, бесстыдно прикрываясь ими, творя зло и произвол. И я прошу вас, новообращенного, первым заколоть меня своей шпагой, если я не оправдаю доверия, оказанного мне сотоварищами по клятве служения Господу в Добре. Монтгомери поклонился адмиралу:
— Вы подтвердили, господин Колиньи, правильность принятого мной решения. Знайте, я буду честно с оружием в руках защищать права людей на свободу выбора религии, чем я только что воспользовался.
— Мир с тобой, мой мальчик! — сказал Колиньи, обнял и расцеловал Монтгомери.
«Какой светлый ум и какая простота и ясность суждений у этого старого, как он сам говорил, солдата!» — подумал шотландец.
Так граф Монтгомери стал служить гугенотам в смутное время религиозной войны во Франции.
Отличаясь редкой отвагой и высоко ставя свою честь, он претерпел множество приключений, впоследствии использованных популярными романистами, разумеется приписавшими их своим литературным героям с иными именами.
Покровитель шотландца, адмирал Колиньи не упускал его из виду и в начале 1572 года направил в Нормандию, где борьба шла с переменным успехом. Гугеноты потеряли в бою своего вождя Людовика Кондэ, а католики — главнокомандующего их армией Великого Коннетабля Франции герцога Анн де Монморанси.
Екатерина Медичи вела двойную игру, поддерживая то гугенотов, то католиков-гизов, одинаково ненавидя обе партии, стараясь столкнуть их между собой, чтобы они перебили друг друга.
Король Карл IX, человек болезненный и слабохарактерный, подчинявшийся матери, был труслив и, когда понял, что Гизы покушаются на его трон, предпочел взять себе в советники старого адмирала Колиньи, полагаясь на его мудрость, твердость и честность.
Колиньи видел опасность для Франции со стороны Испании Филиппа II, который сам претендовал на французскую корону как муж Елизаветы. Екатерина Медичи вместе с сестрой самонадеянного Генриха Гиза герцогиней Монпасье плела заговор против гугенотов. Колиньи раскрыл его и решил арестовать ретивую герцогиню.
Тогда Екатерина Медичи наняла профессионального убийцу Морреля, и тот, вооруженный мушкетом, выстрелил из окна дома Гизов в проезжавшего мимо адмирала Колиньи.
Бесчувственного адмирала доставили домой, а герцогиня Монпасье носилась по улицам Парижа, крича в окно кареты: «Радость! Враг мертв! Колиньи убит!»
Но адмирал был лишь тяжело ранен, и у его постели стоял король Карл IX, сокрушаясь по поводу произошедшего и называя Колиньи «батюшкой».
Живой Колиньи не устраивал Екатерину Медичи, и она послала Генриха Гиза с его приближенными к адмиралу.
Они ворвались в его спальню и закололи престарелого солдата. Свалили умирающего на пол, и Генрих Гиз, этот придворный красавец в щегольской одежде, пнул его ногой. После чего Колиньи выбросили в окно на растерзание озверевшей при виде крови толпы фанатиков глумиться над подлинным патриотом Франции.
Габриэль Монтгомери не видел этого и тем, быть может, спас себя для дальнейших боев, которые не прекращались и вдали от Парижа. А в столице герцоги Гизы во главе с Генрихом, поддерживаемые королевой-матерью, убеждали Карла IX, что для спасения королевского трона надо разом покончить с проклятыми гугенотами.
Карл IX несколько дней назад выдал свою беспутную сестру Маргариту (запечатленную великим Александром Дюма в романе «Королева Марго») за короля Наваррского Генриха, и многие знатные гугеноты еще оставались после празднеств в Париже.
Тогда и состоялось потрясшее всю Европу злодеяние Варфоломеевской ночи.
Эхо ее отдалось и в Нормандии, где спустя два года под напором десятитысячной армии небольшой отряд графа Монтгомери вынужден был укрыться в маленькой крепости Дорфон.
Шестнадцать дней сто пятьдесят смельчаков Монтгомери выдерживали штурмы десятитысячной армии осаждающих.
С горечью он видел раненых бойцов своего малочисленного отряда, за которыми ухаживали сердобольные горожанки. Они рады были бы накормить и напоить защитников крепости, но, как и все, сами уже два дня ничего не ели, однако атаки отбивались одна за другой. И отброшенные от стен крепости католики кричали, что еретиками командует колдун, продавший душу дьяволу.
Утром ясного майского дня только что взошедшее солнце осветило крепость. Граф Монтгомери стоял на стене рядом со своими соратниками, заметив оживление в неприятельском лагере. Но лестницы, по которым осаждающие должны взбираться на стены крепости, не появлялись. От лагеря отделилась небольшая группа воинов, неся белый флаг.
Монтгомери был готов к очередному оскорбительному, как все предыдущие, предложению безоговорочно сдаться, но, Подчиняясь правилам чести, приказал подпустить парламентеров к воротам крепости и сам вышел к ним.
Он был в своем обычном панцире, в шлеме с красочным, игравшим на солнце плюмажем, со шпагой на поясе.
Навстречу ему выступил молодой красавец в щегольской одежде, больше подходившей для дворцовых развлечений, чем для армии.
Монтгомери сразу узнал в нем тщетно добивавшегося руки английской королевы Елизаветы I герцога Аласонского и Анжуйского, брата короля Генриха III, сменившего на троне Карла IX после его кончины в муках раскаяния за злодейства Варфоломеевской ночи.
Принц снял шляпу с перьями в подражание испанским грандам, помахал ею над землей в знак почтения и высокопарно произнес:
— Я не могу не выразить своего восхищения мужеством и доблестью защитников крепости. Отдаю должное прежде всего вам, граф Монтгомери, ибо не знаю никого, кто мог бы сравниться с вами в отваге и военном мастерстве.
— Чем обязан? — сухо спросил Монтгомери, сдержанно ответив на поклон.
— Чувством милосердия, граф. Желанием прекратить бесполезное сопротивление и голод, который не нуждается в лестницах для штурма. Не лучше ли разделить с нами веселый пир, который будет устроен в вашу честь вчерашними противниками. У нас превосходные вина и уйма продовольствия, так недостающего вашему отрядику.
— Мне не хотелось бы сравнивать свой отряд с вашей армией, ваша светлость. Результаты шестнадцатидневной осады говорят сами за себя.
— Вот именно, граф! Потому я и предлагаю почетное окончание бесполезной обороны, которая завтра превратится в похоронное шествие для всех, кто пока заслонен от нас этими стенами.
Монтгомери почувствовал, что принц прав, ибо еще несколько дней, и крепость будет уже некому защищать.
— Какие условия? — с прежней сухостью спросил он.
— О, самые мягкие, дорогой граф! Только разоружение и открытие ворот крепости взамен клятвенного обязательства с нашей стороны сохранить всем доблестным защитникам, и вам в первую очередь, жизнь и почет.
На одно только мгновение пронеслась в памяти Монтгомери сцена, увиденная им во время очередного обхода королевского дворца. Королева Екатерина Медичи читала вслух своим трем сыновьям и двум дочерям книгу Маккиавелли «Государь». Но Монтгомери отогнал это воспоминание. Ему важнее было сохранить живыми своих храбрых соратников.