Более чем на пятьсот шагов в обе стороны подымались на шоссе перед подпоручиком Дубом столбы пыли, в которых мелькали фигуры солдат. Подпоручик Дуб, которого снова охватил экстаз, высунулся из двуколки и стал во все легкие кричать:

— Солдаты! Тяжела ваша высокая задана! Утомительные переходы, недостаток в самом необходимом, всякого рода тяготы и невзгоды — все это предстоит вам! Но я вполне полагаюсь на вашу выносливость и на вашу твердую болю!

— Ишь, ревет, как бык, — пробормотал себе под нос Швейк.

— Для вас, солдаты, — продолжал подпоручик Дуб, — нет столь великих препятствий, которых вы не преодолели бы. Еще раз повторяю вам, солдаты: я веду вас не к легкой победе. Вам достанется крепкий орешек, но вы с ним справитесь! А история превознесет вас.

— Прямо тошно слушать, как он говорит, — снова буркнул Швейк.

И, словно услышав его, подпоручик перегнулся через край двуколки, и его начало рвать. Облегчившись, он еще раз крикнул: «Вперед, солдаты!» — повалился на вещевой мешок телеграфиста Ходынского и проспал до самого Турова-Вольска, где его, наконец, по приказанию поручика Лукаша подняли из двуколки и поставили на ноги. Но прошло довольно много времени, пока после долгой и затруднительной беседы с поручиком Лукашом подпоручик Дуб настолько оправился, что в конце концов мог заявить:

— Логически рассуждая, я совершил глупость, которую я заглажу в делах с неприятелем.

Правда, он все еще не был в здравом уме и твердой памяти, потому что, прежде чем возвратиться к своему взводу, сказал поручику Лукашу:

— Вы меня еще не знаете, но когда узнаете…

— О том, что вы натворили, вы можете узнать у Швейка, — ответил ему поручик Лукаш.

Итак, подпоручик Дуб по пути к своему взводу прежде всего разыскал Швейка, которого он застал в обществе Балоуна и старшего писаря Ванека.

Балоун как раз рассказывал, что у себя на мельнице он всегда держал в колодце бутылку пива, и пиво становилось таким холодным, что зубы притуплялись. На других мельницах такое пиво пили с творогом и маслом, а он, в своей прожорливости, за которую бог его теперь и наказывает, всегда еще съедал после этого хороший кусок мяса. Вот бог его теперь и наказал, заставив его пить теплую, вонючую воду из колодца в Турове-Вольском, воду, куда всем было приказано, ввиду опасности холеры, подбавить лимонной кислоты, которую им только что перед тем роздали, когда люди пошли за водой. Балоун высказал такое предположение, что эту лимонную кислоту выдали, повидимому, лишь для того, чтобы люди сильнее чувствовали голод. Правда, в Саноке он успел несколько подкрепиться, а поручик Лукаш снова предоставил ему свою порцию телятины, которую прислали из штаба бригады, но все-таки есть хотелось ужасно; ведь он рассчитывал, что по прибытии сюда можно будет и отдохнуть, и выспаться, и поужинать. Он был в этом твердо уверен, тем более, что кашевары наливали уже воду в котлы, и тотчас же пошел разузнать, как и что, а кашевары сказали ему, что покамест получено только приказание запастись водой и что через несколько минут может быть будет получено приказание воду вылить.

В этот миг к ним подошел подпоручик Дуб и, не зная, что сказать, спросил:

— Ну, что, беседуете?

— Так точно, беседуем, — за всех ответил Швейк. — У нас беседа в полном разгаре. Вообще лучше всего — приятно побеседовать. Вот мы как раз беседовали о лимонной кислоте. А без бесед солдат никак не может быть, потому что так он, по крайней мере, легче забывает все невзгоды.

Подпоручик Дуб велел Швейку пройти с ним немного дальше, под тем предлогом, что он хочет у него что-то спросить. Когда они сделали несколько шагов, подпоручик Дуб неуверенным тоном сказал:

— А вы не про меня говорили-то?

— Никак нет, господин подпоручик, и не думали даже, мы беседовали о лимонной кислоте и копченой колбасе.

— Но поручик Лукаш сказал мне, будто я что-то такое натворил, и что вы вполне осведомлены об этом, Швейк.

— Ничего вы не натворили, господин подпоручик, — необыкновенно серьезно и веско промолвил Швейк. — Ровным счетом ничего! Вы только посетили дом терпимости. Но это, по всей вероятности, было по ошибке. Жестяника Пимпру с Козьей площади тоже всегда искали, когда он ходил в город за жестью, и тоже всегда находили в каком-нибудь таком заведении, у Шухи или у Дворжака, вот как и я вас нашел. Внизу было кафе, а наверху, как и в этом случае, барышни. Вы, господин подпоручик, тоже, вероятно, просто перепутали, где вы, собственно говоря, находились, потому что было очень жарко, а когда человек не привык пить, то он может в такую жару опьянеть даже от простого рома, а тем более вы, господин подпоручик, от коньяка. Так что мне было приказано, прежде чем уходить отсюда, чтобы я доставил вам приглашение на совещание, и я разыскал вас там, наверху у барышни. От жары и коньяка вы меня не изволили узнать и лежали там нагишом на оттоманке. Вы ничего такого не натворили и даже не говорили: «Вы меня еще не знаете!», а такая-то штука может с каждым случиться, когда бывает жарко. Иной человек даже очень страдает от жары, а другому — как с гуся вода. Вот если бы вы знали старика десятника Вейводу из Вршовиц, тот, господин подпоручик, дал себе слово, что не будет пить ничего такого, от чего он мог бы захмелеть. Выпил он, знаете, дома рюмочку для храбрости и пошел себе искать безалкогольных напитков. Первым делом он зашел в трактир «Станция», заказал графинчик горькой и начал осторожно выспрашивать хозяина, что, собственно, пьют эти трезвенники. Потому что он совершенно правильно рассуждал, что одну только воду и трезвенники не пьют. Ну, хозяин ему и рассказал, что трезвенники пьют содовую, лимонад, разные там минеральные воды, молоко, а также и безалкогольные напитки. Из всего этого старику Вейводе больше всего понравилось безалкогольное вино. Он еще спросил, бывает ли безалкогольная водка, выпил еще графинчик и завел с хозяином разговор о том, что, мол, действительно, большой грех часто напиваться пьяным, а хозяин ему на это ответил, что он все на свете готов перенести и простить, но только не пьяного человека, который напился где-нибудь в другом месте, а к нему приходит опохмеляться бутылкой содовой воды, да вдобавок еще учиняет скандал. «Напейся у меня, — говорит хозяин, — тогда я за тебя постоять готов, а не то я тебя и знать не желаю!» Ну, старик Вейвода допил графинчик и пошел себе дальше, пока не пришел, господин подпоручик, на Карлову площадь, в Винницу, куда он и раньше, случалось, заходил, и спросил, нет ли там у них безалкогольного вина. «Безалкогольного вина у нас нет, господин Вейвода,— ответили ему, — а хересу или горькой — пожалуйте, сколько угодно!» Старику стало как-то неловко отказаться, он и выпил там графинчик горькой и графинчик хересу. И вот, когда он там сидел, он познакомился, знаете ли, случайно с одним трезвенником. Ну, понятно, слово за слово, разговорились, выпили каждый еще по графинчику хересу, и под конец оказывается, что тот господин знает такое место, где есть безалкогольное вино. «Это, — говорит он, — на Бользановой улице — нужно немного спуститься по лестнице вниз; там имеется и граммофон». За это приятное сообщение старик Вейвода выставил еще целую бутылку вермута, а затем оба пошли на Бользановую улицу, куда нужно спуститься несколько вниз по лестнице и где имеется граммофон. И, действительно, там подавали только ягодное вино, и не то что безалкогольное, а даже и вовсе без ничего. Сперва каждый заказал по пол-литра крыжовникова вина, а потом по пол-литра смородинного, а когда выпили еще по пол-литра безалкогольного смородинного вина, то у них после всех предшествовавших хересов и горьких и вермутов ноги-то и отнялись, и они начали скандалить, требуя, чтобы им выдали официальное удостоверение в том, что они здесь пили действительно безалкогольное вино, что они настоящие трезвенники, и что если им сейчас же не принесут такого удостоверения, то они разнесут на куски всю обстановку вместе с граммофоном. Тогда полиции пришлось тащить обоих уже немного вверх на Бользановую улицу, посадить их в дежурный автомобиль и отвезти для вытрезвления в холодную. А в конце концов их обоих, как трезвенников, оштрафовали еще за то, что они нарушили свой устав и напились пьяными.