Кадет Биглер стал рыться в своей памяти, стараясь вспомнить, не совершил ли он в самом деле чего-нибудь такого, что нарушало бы дисциплину и установленные правила обращения младших офицеров со старшими.

В его сознании зияли в этом отношении огромные провалы и пропасти. Ведь в школе никто не учил их, как в подобных случаях должен держать себя младший офицер по отношению к старшему. Может быть, ему надо было не доделать своих дел до конца, а броситься к двери в уборную, придерживая одной рукой штаны, а другой отдавая, честь?..

— Ну? Отвечайте же, господин кадет Биглер! — вызывающе крикнул подпоручик.

И тогда кадету Биглеру пришел на ум совершенно простой ответ, который все разъяснил.

— Господин подпоручик, — промолвил он, — когда я прибыл в штаб бригады, я не знал, что вы находитесь здесь, а потому, как только я выполнил все необходимые формальности в канцелярии, я немедленно отправился в уборную, где и оставался, пока вы не изволили притти сюда. — И официальным тоном добавил: — Кадет Биглер имеет честь явиться к господину подпоручику Дубу.

— Вот видите, это не пустяки, кадет Биглер, — с горечью отозвался подпоручик Дуб. — По моему мнению, вам следовало тотчас же по прибытии в штаб бригады справиться в канцелярии, нет ли там случайно офицера из вашего батальона. О вашем поведении мы будем иметь суждение в батальоне. Я еду туда в автомобиле, и вам придется тоже поехать со мной... Никаких «но»!

Кадет Биглер хотел было возразить, что в канцелярии бригады ему выдали литеру для проезда по железной дороге и что такой способ передвижения, в виду болезненного состояния его прямой кишки, казался ему более подходящим, ибо всякому ребенку известно, что автомобили не устроены для подобного рода случаев. Не успеешь проехать сотню-две километров, как уже все окажется в штанах!

Чорт его знает, как это случилось, но тряска в автомобиле сначала не произвела было на Биглера никакого действия. Подпоручик Дуб положительно приходил в отчаяние от того, что его план мести не удался: садясь в автомобиль, он думал: «Погоди, кадет Биглер! Когда схватит тебя, не жди, что я велю остановить машину!»

В таком смысле он завел, поскольку позволяла быстрая езда, приятный разговор о том, что военные автомобили, маршруты которых в точности рассчитаны, должны экономить бензин и потому нигде ке могут останавливаться.

На это кадет Биглер резонно возразил, что, если автомобиль где-нибудь стоит и ждет, он вообще не расходует бензина, так как шофер выключает мотор.

— Но если машина, — невозмутимо продолжал подпоручик Дуб, — должна прибыть на место в назначенное время, она нигде не может останавливаться.

Со стороны кадета Биглера ответа не последовало.

Так они ехали с полчаса, как вдруг подпоручик Дуб почувствовал, что у него что-то неладно с желудком и что было бы весьма своевременно остановить машину, выйти и облегчиться в шоссейной канаве.

Он держался, как герой, еще несколько километров, но затем дернул шофера за шинель и крикнул ему в ухо:

— Стой, стой!

— Кадет Биглер, — милостиво сказал подпоручик Дуб, стремглав выскакивая из автомобиля в канаву, — не хотите ли воспользоваться случаем?

— Благодарю вас, — ответил тот, — мне не хотелось бы задерживать машину.

И кадет Биглер, которому тоже было уже невтерпеж, мысленно сказал себе, что он скорее заболеет медвежьей болезнью, чем упустит прекрасный случай для посрамления подпоручика.

Не доезжая Золтанца, подпоручик Дуб еще два раза велел останавливаться и после второй остановки сердито сказал Биглеру:

— А все эта проклятая буженина под польским соусом, которую мне подали на обед. Из батальона я пошлю телеграфную жалобу в штаб бригады. Тухлая кислая капуста и никуда негодная свинина! Наглость этих кашеваров переходит всякие границы. И кто меня еще не знает, тому придется узнать меня поближе.

— Фельдмаршал Ностиц-Ринек, гордость нашей ландверной кавалерии, — отозвался кадет Биглер, — издал сочинение под заглавием: «Что вредит желудку на войне?»; в ней он рекомендует воздерживаться от употребления свинины в период особых тягот и лишений походной жизни. Всякие излишества в походе крайне вредны.

Подпоручик Дуб не ответил, а только подумал про себя: «Погоди, брат, твою ученость мы из тебя повыбьем!» Но затем он все-таки ответил Биглеру как можно более глупым вопросом:

— Стало быть, вы полагаете, кадет Биглер, что офицер, по отношению к которому вы являетесь младшим по чину, предается излишествам? Уж не хотели ли вы сказать, кадет Биглер, что я просто объелся? Благодарю вас за такую откровенность. Будьте уверены, что я с вами сосчитаюсь. Вы меня еще не знаете; но когда вы меня один раз узнаете, то до самой смерти будете помнить подпоручика Дуба.

При последних словах он чуть-чуть не откусил себе языка, потому что они как раз перемахнули через глубокую рытвину на шоссе.

Кадет Биглер снова не ответил. Это заставило подпоручика грубо спросить:

— Послушайте, кадет Биглер, разве вас не учили, что надо отвечать на вопросы своих непосредственных начальников?

— Действительно, — согласился кадет Биглер, — такое правило существует. Но прежде всего необходимо установить наши взаимные отношения. Насколько мне известно, я еще никуда не прикомандирован, так что о непосредственном подчинении вам вообще не может быть и речи, господин подпоручик. Но самое главное заключается в том, что на вопрос старших в офицерских кругах младшие обязаны отвечать только по служебным делам. А вот так, как мы сейчас сидим в автомобиле, мы не представляем собой воинской единицы, и между нами нет служебных отношений. Оба мы только еще едем в свою часть, и никак нельзя считать служебным разговором, если бы я на ваш вопрос, господин подпоручик, ответил, что вы, конечно, объелись.

— Вы кончили? — взревел подпоручик Дуб. — Вы, вы...

— К вашим услугам! — твердо ответил кадет Биглер. — Не забывайте, господин подпоручик, что о происшедшем между нами должен будет высказать свое мнение офицерский суд чести.

Подпоручик Дуб едва не лишился чувств от злости. Его специальной особенностью было в возбужденном состоянии говорить еще больше глупостей и несуразностей, чем когда он бывал спокоен. Поэтому он пробормотал:

— Вопрос о вас решит военный суд.

Кадет Биглер воспользовался случаем, чтобы окончательно вывести Дуба из себя, и самым дружелюбным тоном сказал:

— Ты шутишь, любезный.

Подпоручик Дуб окликнул шофера и велел ему остановить машину.

— Один из нас должен пойти пешком, — заикаясь, произнес он.

— Хорошо. Я поеду, а ты, товарищ, делай, что хочешь, — спокойно отозвался кадет Биглер.

— Трогай! — приказал подпоручик Дуб шоферу голосом, дрожавшим от бешенства, и погрузился в молчание, точно Юлий Цезарь, когда к нему подошли заговорщики, чтобы пронзить его кинжалом.

Так они и доехали до Золтанца, где разыскали следы своего батальона.

Пока подпоручик Дуб и кадет Биглер еще спорили на лестнице, имеет ли право кадет, не произведенный в офицеры, на ливерную колбасу, входящую в паек господ офицеров, — внизу, на кухне, все уже успели насытиться и разлеглись по широким скамьям. Разговор о чем попало не умолкал ни на минуту, и трубки дымили во-всю.

— Сегодня я сделал великое открытие, — рассказывал кашевар Юрайда. — Я уверен, что оно произведет полный переворот в кулинарном искусстве. Ведь ты же знаешь, Ванек, что я нигде в этой проклятой деревушке не мог достать майорана для ливерной колбасы.

— Herba majoranae, — вставил старший писарь Ванек, вспомнив, что он некогда торговал аптекарскими товарами.

— Прямо непостижимо, — продолжал Юрайда, — как человеческий ум прибегает в нужде к разнообразнейшим средствам, как перед ним открываются новые горизонты, как он начинает изобретать самые невозможные вещи, о которых человечеству до тех пор даже и не снилось!.. Так вот, я во всех халупах ищу майорана, бегаю, как полоумный, пробую то, се, объясняю крестьянам, на что он мне нужен, на что он похож...