Поиск
VII. ПОМНИШЬ, У МОРЯ
Помнишь, у моря – волны рычали,
Как тигр кидался и прыгал прибой.
Ты была холодна, ты была, как из стали.
Я в море рвался за тобой.
На долгие зовы по спинам прибоя
Приплыла ты ко мне, приплыла лишь на миг.
И к ногам твоим белым, перевитым травою,
Я губами с мольбою приник.
Я молил не губить, но любить как и прежде,
Я ловил твой померкнувши взор.
Я просил о любви, я молил о надежде…
О, позор!
Но, рассеянным взором глядя безучастно,
Ты внимала рассеянно мне,
Ты сидела над морем, сидела бесстрастно,
Купая ноги в волне.
И ровные, мерные волны катились,
Уныло стремясь к берегам,
И стремились, и бились, и притворно молились,
Припадая к твоим ногам.
Вдруг вал налетел, нежданно громадный,
Обрызгнул темный утес,
И схватив тебя, поспешный и жадный,
В многошумную бездну унес.
И ты долго белелась в дымящейся дали.
Я долго рвался за тобой…
Сердито и глухо волны рычали,
Да в корчах прыгал прибой.
VIII. ОПЯТЬ
Сегодня ночью опять ты ко мне приходила.
Говорила, смеялась, манила белой рукой.
Пойми, наконец, что больше нет силы, нет силы! —
А могу ль я пойти за тобой?
О, твой голос так вкрадчив, так нежен, так страстен
А твой смех так певуч.
Пойми, что я болен, над собой я не волен, не властен.
Русалка! не мучь.
О, как вся ты смеялась, извивалась, менялась.
Как светлое вино переливалась речь.
И ты, лучистая, ко мне ты наклонялась,
Маня на грудь прилечь.
Маня отдаться неге тонких очертаний,
Поверить мгле прерывистых речей,
Упиться тайнами пронзающих лобзаний,
Обманом вкрадчивых очей.
Шептала ты: — «тебя я зацелую,
Я буду вся твоя, сольюсь, сплетусь с тобой навек.
Русалка я, но верь, тебя люблю я,
О, недоверчивый, лукавый человек!»
Пойми же, наконец, я над собой не властен,
А этот смех твой так певуч…
Так ласков он, так вкрадчив он, так страстен!..
О, отойди! не мучь!
Зачем опять ко мне ты приходила?
Зачем призывный взгляд? и нежность? и лучи?
Обманы слов твоих кричат в душе унылой.
Не мучь. Молчи.
IX. НАВАЖДЕНИЕ
Баллада
Месяц выдвинулся, месяц над рекою закивал.
У русалок нынче пенье, у русалок нынче бал.
Оттого прозрачно светит оживающая тишь,
Оттого к воде пригнулся любознательный камыш.
Мы с тобой их не встревожим, тихо двигая ладью,
Мы с тобой их видеть можем через светлую струю,
Мы посмотрим к ним, как смотрит любознательный камыш
И мы будем вместе, вместе — отчего же ты молчишь?
Ты боишься этих сосен на неровном берегу,
Близ которых мы проходим в засветившемся кругу.
Сосен, страшных и косматых, точно в черной бороде,
Наклоненных, обагренных, подступающих к воде.
Отойдем от этих сосен с бородами мертвеца.
Знаешь, мне лишь смутно виден облик твоего лица.
Ты сама едва видна мне, опираясь на корму, —
Знаешь, страшно, знаешь, страшно в этот час быть одному…
А теперь под лодкой пенье улыбающихся уст.
Закачался, зашатался над водою темный куст.
Струйки радостно забились там, где было все мертво.
То русалки уцепились телом цепким за него.
Знаешь, в юности когда-то я одну из них любил.
И на дно, на дно морское я за ней не раз ходил.
Тело все ее светилось влажно, как твоя слеза.
Прямо в душу проникали мне зеленые глаза.
Знаешь, вечером ходил я к ней на берег, в тростники
И лукавая являлась неприметно у реки.
Обхватив меня руками, закрывала мне глаза
И куда-то увлекала, где повсюду бирюза.
Знаешь, месяц у них больше и красней во много раз.
И у них он не заходит, как заходит он у нас.
А они тому не верят, я не знаю, почему.
И они всему смеются и не верят ничему…
Ты не слышишь, ты не смотришь, отчего ты всё молчишь?..
Как угрюма этих сосен обступающая тишь.
Месяц — красный и безумный, как пылающая медь.
Сядь поближе, чтобы в очи — мог тебе я посмотреть.
Мне тебя совсем не видно сквозь сгустившуюся тьму.
Весла точно прирастают, весел я не подниму.
Лодка стала неподвижно, точно врезалась в гранит.
За кустами кто-то дико, оглушительно кричит.
Знаешь, страшно, знаешь, страшно в этот час быть одному.
Ты теперь едва видна мне, опираясь на корму.
Месяц сделался краснее раскаленного угля.
Сосны, сосны подступают, бородами шевеля.
Разгорается и меркнет в волнах лунное кольцо.
Знаешь, у тебя чужое, не твое совсем лицо.
Я узнать тебя не в силах, ты другая, ты не ты.
Это дикое виденье. Это чуждые черты.
Это бред и наважденье, черных сосен заговор,
Но от сосен мы спасемся в поле, в поле, на простор!
Месяц пламенным пожаром исступленно запылал.
О, проклятая, уйди ты! Горе, я тебя узнал!
Ты опять ко мне вернулась в этот праздник, в эту ночь,
Чтобы вновь меня заставить безнадежно изнемочь.
Прямо в душу проникает мне ласкающийся взор.
Я беспомощен, как прежде. О, проклятье и позор!
Сосны тесно подступают, наклоняются к воде.
Мы погибнем, мы повиснем в их косматой бороде.
Возникает, потухает оживающая тишь.
Над водою протянулся любознательный камыш.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: