Паника поднялась страшная. Огромные очереди изнывающих дам стояли в салоны к модисткам и в салоны женского белья и духов. Все мэтры-парикмахеры не спали днями и ночами, завивая, укладывая и причесывая. Не обошло это и нас. К сожалению. В доме все носились, разглаживали платья, что-то шили, заказывали модную ткань и шуршали листами выписных журналов из столицы. Я дергалась от каждого крика, меня постоянно тянули в комнаты, чтобы что-то измерить, присобачить, прости матушка мою недостойную речь, и не давали покоя даже ночью. Боги! Балы я ненавидела. Всего один жених, который уж точно не выберет никого из нашего семейства, а такое старание. Мы с Сенди и Миарой были одногодки, но ни одна из нас так и не выезжала на бал. Ну с Сенди все понятно, мои же первые выезды оборвались с болезнью матери, а потом то отцу недосуг, то манер у меня никаких, а уж танцую я так мерзко, что моим партнерам надо железные ботинки одевать, как у рыцарей. Мне проще попасть по ноге, чем по полу. Миару же мать пока держала дома, ожидая, когда ее детский жирок рассосется. В общем, завидные мы все невесты. Ужас какие завидные. Не могу сказать, что мне стоит гордиться своей внешностью, я довольно высокая для типично низких дам нашего края. Моя матушка родом была из Жеане, а там мой рост самый нормальный, даже низкий, а вот тут проблемки вышли. Мать была изящная и тонкая, я худая и нескладная, с не особо женственными формами. Как говорит тетка Розамунда, из-за того, что я слишком много лажу по деревьям и жру недозревших яблок. Кто знает, кто знает. Осанка у меня так себе, а лицо непримечательное бледное со светло-серыми глазами. Такой и моя мать была, светлая, полупрозрачная, как мотылек, летящий на пламя. Я же скорее бледная как моль. Когда мне хотят польстить и не соврать, мне говорят, – твоя внешность экзотична. Ненавижу, когда мне так говорят. Миара же упитанная, краснощекая, черноволосая, голубоглазая, вся пышет жизнерадостностью и здоровьем, типичная будущая счастливая мать обширного семейства. Но насколько все говорят, лорды больше предпочитают изящных и возвышенных тонких дамочек. Мы вряд ли подойдем. Но тетка Розамунда скорее всего надеялась, что на нас клюнет кто-нибудь и из кавалеров, собравшихся там. Ведь не одних дам приглашают, представляю, что было бы, если нет. Один этот единственный лорд и сотня девиц, пожирающих его голодными глазами. И человек с крепкими нервами бы не пережил.
Первый бал из череды был назначен на субботний день, и наконец после долгих дней измывательств над волосами и одеждой, он наступил. Я ждала его не как редкий прекрасный праздник, а как миг избавления. Короткого избавления от парикмахеров и модисток, а уж там, на балу, все, что мне хотелось это забиться в какой-нибудь угол, набрать побольше напитков и сладостей и просидеть там до конца, впервые получив удовольствие от танцев. Ну да, знаю, не очень-то вежливо, но что поделать, уж такая я, и у моего отца слава богам достаточно денег, чтобы найти мне муженька в какой-нибудь другой провинции королевства, если никто не клюнет в этой.
Сенди провожала нас злым, волчьим взглядом из под сальных растрепанных пател. Она выглядела жалкой и разочарованной. Бал, конечно, единственное место, где можно найти принца своей мечты, а ее не берут. Вот тупица, в город бы выбралась, там поискала, так она только в окно смотрит, да мечтает. Какой принц ее с улицы то разглядит. Тетка конечно ее не взяла, а отцу на непонятно чью родственницу было плевать, он даже ее имени не помнил. А я бы с удовольствием поменялась с ней местами. Бал. Фу. Ничего хорошего я не предчувствовала и оказалась права. До дворца лорда было ехать часа три, и я успела отсидеть всю зад… прости матушка мою речь… ницу на жесткой скамье, в незапамятные времена на ней стерлась и лопнула обивка. Никто обычно никуда не выезжал, карета стояла без дела, и тетка Розамунда проглядела, не приказала слугам перетянуть. Судя по ее лицу, и как она все время ерзала, тетка уже в этом раскаивалась.
Белоснежный дворец с башенками и шпилями уютно строился под карнизом нависающей над ним скалы. Вокруг были обширные сады и леса. Чем ближе мы подъезжали, тем внушительнее и красивее он выглядел.
– Однажды одна из вас станет в нем хозяйкой, если вы будете вести себя, как я советовала. – прочувствованно сказала тетка Розамунда, не отрывая взгляда от громадины-замка. Она б и сама не отказалась стать хозяйкой, тетка была еще не стара, и я уверена, если новоиспеченный лорд предпочитает женщин старше себя, она с удовольствием бросит и папаню, и даже дочурку. Миара тоже смотрела заворожено, она тоже верила в прекрасного принца, а рядом с такими местами, эта вера оживает, как нигде. Я любовалась дворцом, изредка переводя взгляд на свои наконец подпиленные, наманикюренные ногти, и это зрелище казалось мне гораздо более удивительным.
Огромная подъездная аллея перед замком была вся забита каретами, и мы едва встали в медленную очередь. Кареты одна за другой останавливались перед белоснежными ступенями дворца, дамы и господа вылезали, а кучер отвозил карету куда-то дальше по аллее. Из дверей и окно доносилась музыка. Я занервничала. Когда я нервничаю, не происходит ничего хорошего. И чем больше пытаюсь успокоиться, тем хуже.
Все девицы казались настолько красивыми, что мне хотелось пойти и повеситься. Миара, перетянутая корсетом до синевы лица, попыталась еще больше втянуть живот и щеки, и мне почему-то стало ее невероятно жалко, ведь по-своему она очень красива, а чувствует себя наоборот.
Наконец карета остановилась, вышел отец, подал руку тетке, потом Миаре, а потом вылезла я, чувствуя пустоту в желудке. Я и так ела мало, только то, что утащила с кухни, –тетка Розамунда перед балом запретила нас кормить, чтобы лучше сидели платья. Я посмотрела на выряженных в шитые золотом ливреи слуг, на кучу незнакомых лиц рядом, и почувствовала жуткое желание спрятаться за спину отца и в относительной безопасности проторчать там весь вечер. Когда я была ребенком, опозориться еще можно, но если я опозорюсь сейчас, это будут годами обсуждать.
Я взяла отца под руку, до побелевших пальцев вцепившись в его рукав, тетка Розамунда взяла его за руку с другой стороны, а Миара пристроилась рядом с ней, и мы стали подниматься. И тот давний неудачный первый бал это еще цветочки. Ягодки будут сейчас. Такой урожай, что меня ими завалит. Тут и предчувствовать нечего. Я шла как на каторгу. Потому что манер у меня не было, только самые основные и нужные, занятия этикетом я обычно прогуливала, прячась в саду. Я не умела мило шутить да и связно говорить тоже. Я цеплялась за руку отца и совсем не хотела отцепляться.
Дворец внутри был таинственен и древен, обстановка, как вполголоса комментировала знающая тетка, не менялась с прошлого столетия, и все сделано из редких пород дерева и камня. Несмотря на пышное убранство, сотни роз в корзинах и горящие свечи, он казался тихим и заснувшим, вся эта суета не подходила этому замку, немного мрачноватому, со своим непростым характером. Я подумала, что лучше всего эти комнаты и коридоры будут выглядеть, когда бал закончится, челядь устало смежит веки и в тихом полумраке, среди пустых комнат будет ходить его хозяин в теплом батистовом халате, поигрывая в пальцах бокалом вина. Полновластный, одинокий, которому не нужны ни приемы, ни драгоценная женушка, а делает он это только, чтобы усмирить общественность. А потом все успокоится, и он снова будет бродить здесь и вдыхать, пробовать на вкус сумерки старого дворца. Может воображение разыгралось, наверняка потомок того, кто строил этот дворец совсем не такой.
Перед закрытым входом в зал папаня отдал приглашение слуге, перед нами распахнули белоснежные двери, и зычный голос объявил – виконт Людвиг Селдон с супругой и дочерьми. Я стояла оглушенная музыкой, светом, голосами после тихих и просторных коридоров. Придумано было великолепно, думаю, все кто входили, вначале испытывали шок. Бальный зал был огромен и столько народу собралось, сколько я не видывала ни на одной самой шумной улице города.