Пропажу машины обнаружила Надя. Обычно пятитонка Чижика стояла рядом с её машиной. А теперь её не было, и Надя решила, что Чижик снова заночевал в поле, у трактористов. Поэтому она удивилась, когда девчата, с которыми она жила в одной комнате, сказали ей, что заходил Чижик.

— Ко мне приходил? Давно? — спросила Надя, принимаясь стелить постель.

— С полчаса тому А может, и больше. Вернулся, поставил машину — и сразу сюда.

Даже не присел. Сказал, что ты ему очень нужна.

«Странно, — подумала Надя. — Может, Саня ещё не спит?» И, думая о том, что Чижик, вероятно, заходил неспроста, она сняла с гвоздя ватник и набросила его на плечи.

— Чижов? — Парень, с которым Надя столкнулась в дверях барака, остановился. — Есть такой! Дрыхнет Разбудить, что ли?

— Не надо — Надя отступила на шаг. — Хотя — и, вспомнив о машине Чижика, сказала уже решительно: — Буди!

Заспанный, взъерошенный Чижик хлопал добрыми глазами. Никак не мог понять, о чём толкует Надя. И вдруг сорвался с места, оставив Надю в тёмных сенях.

— Нет его — сказал он вернувшись. Дышал тяжело, прерывисто.

— Ты о ком?

Яшка! Ну конечно же, пока Чижик спал, Яшка забрал ключи от машины и укатил.

— Не может быть! — Надя боялась поверить. — Уехал? Совсем?

— Почему совсем? Он у меня машину просил. А я не дал. Тогда он сам — Идём! — сказала Надя. С её лица медленно сходило выражение растерянности и отчаяния, появившееся в то мгновение, когда она решила, что Яшка позорно бежал.

— Идём! — повторила она, поторапливая Чижика. — Довольно терпеть. Хватит! Этот номер ему не пройдёт!

Она говорила о Яшке.

Заставив Чижика одеться, она вместе с ним отправилась на розыски директора.

Затем подняла с постели главного механика. Пусть посмотрят, что у них творится под носом. Пусть убедятся! Порядочки!.. Вот до чего доходит, когда люди слоняются без дела Крупное, тёмное лицо Барамбаева хранило спокойствие. Только сузившиеся глаза смотрели остро и зло. Убедившись, что одной машины не хватает, Барамбаев сказал:

— Ну, пусть вернётся! Я с него семь шкур спущу!

— И поделом, — поддержал механик. — Надо его разделать, как бог черепаху. А вот, кажись, и он Прямо на них на бешеной скорости неслась тёмная машина. Механику пришлось отскочить. «Нализался, шельмец!.. — подумал он, прижимаясь спиной к столбу. — Должно быть, здорово накуролесил».

По правде говоря, Наде тоже показалось, что Яшка вдребезги пьян. И, когда она увидела, как он медленно, лениво вылезает из кабины, как, усевшись на подножку, закуривает, её взорвало. Хорош, нечего сказать!.. А она, дурёха, ещё сохла по нем. Ревела белугой, уткнувшись лицом в подушку Никого в жизни Надя не презирала так, как Яшку, который спокойно, словно ничего не случилось, подносил папиросу ко рту. Он был ей ненавистен в эту минуту.

Впервые она испытывала такое глубокое чувство презрения и ненависти. И, прислушиваясь к тому, что творилось у неё в душе, она не сразу поняла, почему кто-то произнёс слово «кровь».

— Смотрите, он весь в крови!.. Что с тобой, Яшка?..

— Яшка!.. — с отчаянием выкрикнула Надя.

Видя, как Яшка кренится на бок, она рванулась к нему, прижала его голову к своей груди. Без конца твердила она его имя: «Яшка, Яшка» — и, плача от нежности, жалости, тревоги и стыда, только то и делала, что гладила его волосы.

— Сестру! Быстрее!.. — приказал Барамбаев. — Воду!..

Чувства изменчивы. Горе сменяется радостью, отчаяние — надеждой. И почти всегда неожиданно.

Так было и с Надей. Жаркая, гневная ненависть, клокотавшая в ней до того, как она увидела окровавленного Яшку, сменилась тревогой и нежностью. И это новое чувство было так ярко и полно, что Надя ни о чём другом думать уже не могла.

Теперь она знала, что любит. Знала и не стыдилась этого.

Запыхавшись, прибежала медицинская сестра — подвижная болтливая толстуха с чёрными усиками над обиженно вздёрнутой губой и с мягкими проворными руками. При свсге фонарей она опустила на землю свою брезентовую сумку с мрачным крестом и наклонилась над Яшкой. Её ловкие пальцы бережно прикоснулись к его груди.

Тихо застонав, Яшка открыл глаза.

— Болит? — с материнской участливостью спросила толстуха. — Лежи, лежи, милый Сейчас мы промоем ранку и перевяжем тебя — Нет, ничего, — ответил Яшка.

— Вот и готово!.. — Толстуха поднялась, отряхнула с колен землю.

По её словам, Яшке не угрожала опасность. Ему повезло — нож скользнул по ребру.

Ничего серьёзного. Только крови Яшка потерял много.

— Надо его отвезти в больницу, — сказала сестра. — Там опытные врачи, рентген — Я поеду, — предложил Чижик.

— Разрешите мне, товарищ директор. — Надя прикоснулась к руке Барамбаева.

Тонкие губы Барамбаева были плотно сжаты. Он раздумывал. Медленно ответил:

— Хорошо. Поезжай, Грачёва. Только осторожно. У тебя рука лёгкая Надя кивнула: понимаю — Смотри — Барамбаев уставился в землю. — Я сестру послать не могу. Видишь ли, у нас тут женщина Жена бухгалтера Вот-вот родит, понимаешь?

— Хорошо, — сказала Надя.

— Впрочем, если хочешь, возьми в помощь какого-нибудь парня. Чижов — Не надо. Я сама. — Надя пошла к своей трёхтонке.

И вот они сидят рядом в кабине грузовика. Яшк? откинулся к стенке, дышит глубоко и трудно. Глаза закрыты. Отдыхает. В кабину он поднялся сам, без посторонней помощи.

Можно ехать.

Надя повернула ключ, опустила ногу на педаль, и машина медленно, словно нехотя, тронулась с места.

Всё так же медленно она обогнула голый взлобок и, недовольно урча, брызнула жёлтым светом на мокрую землю.

Надя и Яшка молчали.

Что он мог сказать? Ему казалось, что Надя всё ещё сердится на него, что она не поверит ему и встретит его слова насмешкой. Пьянка, угон чужой машины, драка Отличился, Яков Ефимович! Вот и пеняй на себя.

А Надя, которая только смутно догадывалась о том, что творилось у Яшки на душе, и которая тревожилась о нём, молчала, потому что боялась нарушить его покой и причинить ему боль.

Между тем машина, кренясь с борта на борт, плавно шла по дороге.

И неслышно сеялся мелкий колючий дождичек.

И заглохшая ночь мягко стлалась по степи.

Было тихо и муторно.

Затаивая дыхание вела Надя грузовик по незнакомой дороге. От напряжения у неё онемела правая рука. Но она боялась пошевелиться, чтобы не потревожить Яшку.

И вдруг что-то громко треснуло. Канава! Надя с такой силой нажала на тормоза, что они заскрипели, а Яшка, который стукнулся лбом о железо, снова на какое-то мгновение потерял сознание.

Пришёл он в себя от бережного, трепетного прикосновения Надиных пальцев. Её глаза были близко, почти вровень с его глазами, и Яшке показалось, что она испугана.

— Тебе не больно? — спросила она шёпотом.

Он поморщился.

— Не двигайся, не надо, — сказала она поспешно. — Это я виновата Слёзы стояли в её расширенных тёмных глазах. Или, быть может, в них отражались звёзды? Дождь уже угомонился, и Млечный Путь рассеянно мерцал над степью.

— Подожди Соскочив на землю, Надя нагнулась и намочила в луже носовой платок. Через минуту вернулась и приложила его к Яшкиному лбу.

Но тут Яшка снова потерял сознание.

А когда он смог открыть глаза, то увидел, что Надя, положив руки на баранку, плачет. Её плечи дрожали, как в ознобе.

— Не надо, Надюша — произнёс он стеснённым голосом, которого почти не услышал. — Ну, что ты, Надюша Зачем?

Надя оторвала голову от рук, подняла на Яшку влажные глаза. Они были такими беспомощными, что Яшке стало горько и больно. Нет, прежней режущей боли он теперь не чувствовал. Но ещё сильнее оказалась эта новая, другая боль, ровно и настойчиво сжимавшая его сердце.

— Я осторожно — сказала Надя. — Тебе лучше?

— Да — Нет, ты скажи Если больно, я не поеду.

— Ничего.

— Нет, — сказала она решительно. — Темно, и мы опять свалимся в канаву. Лучше подождём до утра. Уже скоро — Но мне совсем хорошо. Слово!..