Сатурн превратился в дымчатую муаровую стену, и казалось, что корвет летит прямо в нее, в эту переливчатую бездну, подсвеченную снизу грозовыми разрядами.

– Вот и все, – вслух прошептал Матвей, превозмогая боль во всем теле. – Финита ля…

Положение его действительно было хуже некуда. Получив чудовищное ускорение, «Скорпион» под острым углом входил в атмосферу планеты‑гиганта. Он стремился пронзить ее, коснуться лишь краем, чтобы вырваться из оков притяжения Сатурна, но оказалось, что даже той невероятной скорости, что придала корвету взбесившаяся плазма, для этого недостаточно.

«Скорпион» был обречен стать спутником планеты и какое‑то время вращаться в верхних слоях атмосферы вокруг Сатурна, а потом постепенно утонуть в густых газовых облаках, как утонула в них «Барракуда», как утонул лишенный аэростатических баллонов Аэрополис.

Что случилось с ними и что случится с ним там, внизу, Матвей представлял вполне отчетливо. Масса Сатурна в девяносто пять раз превышала принятую за эталон земную массу. Сила притяжения не отпустит «Скорпиона» и он погрузится туда, где водород, из которого на девяносто процентов состоят облака Сатурна, переходит в жидкое, а затем и металлическое состояние. Это происходит на глубине в тридцать тысяч километров. Давление там составляет два с половиной миллиона атмосфер. Корпус корвета, конечно же, разрушится намного раньше. Затрещат, застонут титановые шпангоуты, вздыбятся плиты броневой обшивки, лопнет фюзеляж…

А потом все то, что было корветом «Скорпион», вместе с электронной начинкой и пилотом превратится в порошкообразный блин толщиной несколько микронов, и газовые течения разнесут его по всей планете…

– Эй, Гумилев! – раздался вдруг в рубке «Скорпиона» такой знакомый – и такой ненавистный голос. – Я тебя вижу! Живой?

– Живее тебя, иуда! – прохрипел Матвей.

– О, рад, рад! – Прусаков, казалось, действительно обрадовался. На «иуду» он не обратил внимания.

– С чего такая забота? – через силу усмехнулся Гумилев.

– Подыхать будешь долго, вот с чего. Долго и мучительно. Сатурн добычу не отпустит. Помнишь из курса истории, кто он такой?

Матвей помнил. Сатурн, мифический отец Юпитера, был свергнут сыном с трона за то, что пожирал своих детей. Бог времени, которому в Древнем Риме посвящали жутковатый праздник сатурналии с жертвоприношениями и оргиями, Сатурн олицетворял мрачную, древнюю силу.

«И меня он пожрет, – вспомнив страшную картину Гойи, обреченно подумал Матвей. – Пожрет и даже костей не выплюнет».

– Вспомни, во время первого этапа боевого троеборья, – продолжил Прусаков, – ты предостерегал меня? «Не дури!», – кричал. Помнишь?

– Ну…

– А помнишь, что я тебе сказал?

– Нет.

– Я сказал, что ты, Гумилев, всегда был слабаком. И я оказался прав!

– Пошел ты… в черную дыру!

– Ай‑я‑яй! – притворно засмеялся Прусаков. – Где же твоя выдержка, кадет?

Матвей промолчал.

– Ты действительно слабак, – удовлетворенный его молчанием, продолжил Прусаков. – Баб своих не уберег, отца не защитил, людей подставил, революцию профукал.

– Сволочь! – рявкнул Матвей, пробежал глазами по экранам радаров. – Где ты?! Покажись!

– Я на борту флагманского корабля МОЕГО, – глумливо подчеркнул Прусаков, – флота. Тебя вижу отлично.

– Да нет у тебя уже никакого флота! И я вызываю тебя! – заорал Матвей. – Поединок! На любом оружии! Давай, гад, давай! Если ты не примешь этот вызов…

– Ты что, – голос Прусакова поскучнел, – за идиотика меня держишь? Я УЖЕ тебя победил…

– Победил, потеряв весь флот? Ха! Давай, дерись, как мужчина! Один на один!

– Гумилев, ты просто хочешь, чтобы я вытащил тебя. Отправил автоматические корветы, которым не страшны перегрузки, подхватил твоего «Скорпиона» – а там как кривая вывезет? Дудки! Ты приговорен и сейчас этот приговор приводится в исполнение. Ты понял меня? Не слышу?!

– Пошел ты… – буркнул Матвей, стиснул льва и закрыл глаза.

Ни Матвей, ни Прусаков даже не догадывались, что за боем «Скорпиона» против роя «Сфексов» в кольцах Сатурна наблюдали две пары внимательных девичьих глаз.

«Надежда» висела в нескольких тысячах километров над кольцом А, и Анна с Соней, оставаясь необнаруженными, внимательно следили за противостоянием одинокого корвета и десятков металлических ос. Следили – но не вмешивались, осознавая, что вряд ли чем‑то смогут помочь.

Но когда в эфире прозвучало: «Эй, Гумилев!», обе девушки одновременно вскрикнули:

– Это он!!

– Я так и думала! – добавила Анна.

– В его стиле, – кивнула Соня.

И «Надежда», повинуясь электронной воле своего исина, устремилась вдогонку за падающим на Сатурн корветом.

Это оказалось тяжелым испытанием и для корабля, и для экипажа. «Скорпион» несся с огромной скоростью и чтобы догнать его, «Надежде» пришлось выйти на предел мощности двигательной системы.

Соня и Анна лежали в пилотских ложементах, облаченные в противоперегрузочные скафандры, но даже они не могли полностью компенсировать чудовищные последствия ускорения.

– Температура на поверхности обшивки увеличивается, – сообщила Надежда спустя несколько минут после начала погони за корветом Гумилева. – Корабль входит в верхние слои атмосферы Сатурна. Если мы в течение пятнадцати минут не догоним «Скорпиона», начнется термическое разрушение поверхностного слоя гексагональных плит обшивки.

– А мы догоним? – с трудом двигая губами, спросила Соня.

– Если обойдется без вмешательства внешних факторов, сближение с корветом произойдет через одиннадцать минут. В случае если масса корвета окажется больше расчетной, мощности двигателей может оказаться недостаточно, чтобы вытащить «Скорпион» на высокую орбиту.

– А мы не можем состыковаться и забрать Матвея? – подала голос Анна.

– На стыковку‑расстыковку уйдет слишком много времени, – с сожалением ответила Надежда. – Оптимальный вариант – захват корвета манипулятором и немедленная смена курса, иначе оба корабля погибнут. Предвидя ваши последующие вопросы, отвечаю, что торможение системы из двух бортов также невозможно, оно приведет к разрушению конструкций – скорость слишком велика.

Соня вздохнула, Анна закрыла глаза. Надежда недвусмысленно намекнула девушкам, чтобы они не отвлекали ее от пилотирования. Оставалось только ждать и надеяться…

Матвей, взбешенный разговором с Прусаковым, еле сдержался, чтобы не рвануть скобу катапультации. Это была верная и быстрая смерть – развернуть «Скорпион» бронеколпаком вниз, к Сатурну, и выстрелить собой в глубины водородного океана атмосферы планеты‑гиганта с тем, чтобы несколько секунд спустя сгореть дотла в облаке бешеных взрывов гремучего газа.

Наверное, если бы не запредельные перегрузки, он бы так и сделал. Но усилия, потраченные на переговоры с заклятым врагом, ввергли Матвея в состояние нокдауна. Он все понимал, осознавал и чувствовал, но ничего не мог предпринять.

Оставалось только наблюдать из‑под полуприкрытых век за буйством атмосферных вихрей, вздымающих вокруг «Скорпиона» гигантские багровые башни газовых выбросов, прошитых ослепительными стежками электрических разрядов.

«Вот и все, – отрешенно думал Матвей. – Все закончилось. Нелепо? Да нет, наоборот. Дело сделано. Теперь никто не помешает отцу и всем остальным начать все сначала и вымести с Земли прозрачную нечисть. А мне поставят памятник. Где‑нибудь в возрожденной Москве, на самой главной площади. К нему будут приводить в день посвящения юных кадетов, влюбленные станут назначать возле него свидания… Господи, какая чушь лезет в голову! Я совсем скоро умру. Погибну. Я действительно приговорен. А приговоренному положено последнее желание. Чего бы я хотел?…»

– Аня, Соня… – прошептал фиолетовыми от прилившей крови губами Матвей. – Прощайте…

Объятый слепящей плазмой шар, вынырнувший из ниоткуда рядом со «Скорпионом», он сперва принял за видение. Но когда шар выпустил суставчатую руку манипулятора и зацепил корвет за пилон, Матвей даже нашел в себе силы усмехнуться.