Здесь мы подходим к очень важному и любопытному явлению.
Летописи сохранили сведения о полутора десятках русско-половецких браков. На половчанках были женаты Олег Святославич, Изяслав Давыдович, Всеволод Ольгович, Юрий Владимирович (Долгорукий); у Всеволода и Святослава Ольговичей мать была половчанка; у Игоря и Всеволода Святославичей половчанками были и мать, и бабка (по отцу). Таким образом, уже к концу XII века во всех князьях "черниговского дома" и в большинстве князей северо-восточной Руси текла половецкая кровь. На помощь половцев призывали многие князья, начиная с 1078 года и до 1196. Такая помощь отмечена летописью в тридцати случаях. И вот что примечательно. За исключением Давыда Игоревича, нанявшего Боняка с отрядом, как об этом прямо говорит летописец, все остальные князья оказываются родственниками половцев - сыновьями, внуками и мужьями половчанок.
И конечно, подлинная причина обращения князей за помощью к половцам (хотя некоторые историки расценивают это как "предательство" по отношению к своей стране и народу) на самом деле - простая и патриархальная, а главное - естественная.
Ведь Русь XII века - это множество крупных и мелких "уделов", вовсе не обособленных друг от друга. В отличие от других государств Европы и Азии, система управления Руси представляла в то время как бы гигантский "семейный княжеский подряд", поскольку на всех ее престолах, во всех городах сидели исключительно родственники, далекие или близкие. И все их распри и войны определялись не "высокими идеями" или планами, а постоянным переделом общего имущества и ссорами за общим семейным столом, как в прямом, так и в переносном смысле.
Родство обязывало. Сложные переплетения его нитей с начала XII века протянулись и в Степь. Вот почему русские князья постоянно посылают за помощью в степь "къ оуемъ своимъ", а те регулярно присылают к русским родственникам с вопросом: "спрашиваем здоровья твоего; а когда нам велишь к собе со силою прити?" А законы родства Степи были куда более непреложными, чем для русских князей, которые в глазах степняков были полны лжи и коварства, так как преступали клятвы и естественный порядок вещей.
Стоит заметить, что именно этот постоянный оборот, используемый в летописи - "ко уемъ", "къ оуемъ", "къ вуемъ", то есть к дядьям (и более широко - родственникам) по матери (единственное числе - "уй"), - в ряде случаев не понятый последующими переписчиками, породил мифическое племя "ковуев" или "коуев", до сих пор кочующее по страницам научных трудов.
Летописец отмечает порой, что именно степные родственники склоняли русских князей к установлению мира на Руси и к отказу от усобиц. Последнее тем более важно, что мир между Русью и Степью нарушали два постоянно действующих фактора: коллективные походы русских князей на половцев, которые без преувеличения можно называть "облавами", и - торки.
В летописи походов русских князей около двух десятков. При этом последние прямо совпадают по времени с уходами половцев на Нижний Дунай в помощь болгарам, боровшимся против Византии, когда "русские удальцы" грабили оставленные без охраны "вежи", пленили слуг, женщин и детей и отгоняли от стада. Каждый такой русский набег побуждал половцев к ответным действиям, и значит, последующие появления на Руси оказываются спровоцированными. Такими были набеги половцев на Русь в 1092 (после убийства Романа), в 1093 (после ареста послов), в 1095 (после убийства Итларя и Катана с дружиной), в 1096 (выступление в защиту Олега), в 1107 и 1110 (ответы на походы князей 1109 и 1110) и во многие другие годы. Они вызваны выступлениями в поддержку обиженных русских родственников, местью за предательски убитых ханов, являются ответными выступлениями после русских "облав" на их беззащитные вежи.
Иначе выглядят другие тринадцать половецких походов: первый - в 1105, а последний - в 1193 году. Все они направлены исключительно против торков и берендеев, поселенных киевскими князьями в бассейне реки Рось на южных границах Киевского княжества. Их грабительский характер не вызывает сомнений, но при этом следует учитывать то самое обстоятельство, которое определило характер первого контакта русских князей с половцами еще в 1056 году, - отношения половцев к торкам.
Торки враждовали с половцами издавна. Разбив их, согласно "Повести временных лет", русский князь Всеволод Ярославич тем самым выступил в качестве естественного союзника половцев, и половцы заключили на последующие годы мир с Русью. Ситуация изменилась, когда бежавшие из степей от половцев торки попросили защиты у киевского князя и были расселены по Роси, образовав линию военных пограничных поселений. Для киевских князей торки стали стражами южных границ и союзниками, тогда как в глазах половцев они оставались их беглыми рабами, которых следовало возвратить и наказать. Сотни последующих лет половцы постоянно обращались к киевским князьям с просьбой отдать им торков и получали неизменный отказ. Именно в этом и кроется корень более чем векового конфликта половцев с киевскими князьями, которые неизменно придерживались антиполовецкой политики.
Напрасно пытаться понять, кто из них был прав: Степь жила по своим законам, отличным от законов земледельческих народов и государств. Важно установить, что и в этих случаях "агрессивность" половцев направлена была не против Руси как таковой, а против родственного народа, с которым у них были свои счеты, тянувшиеся из глубин веков и глубин азиатских степей.
Так в чем же тогда выражалась "постоянная агрессия" половцев против Русской земли, заставляя последнюю "стонать" и "истекать кровью"? В трех набегах половцев: 1061 года, когда произошло первое столкновение княжеских дружин с половцами, 1068, когда объединенные силы русских князей - Изяслава, Святослава и Всеволода - были разбиты Шаруканом, после чего вскоре сам Шарукан попал в руки Святослава под Черниговом, и 1071 года, причины и обстоятельства которого не совсем понятны. Вот и все.
Стоит добавить, что уже в 1068 году, судя по всему, между Святославом Ярославичем и Шаруканом был заключен союз, скрепленный первым русско-половецким браком Олега, сына Святослава и дочери Шарукана. С тех пор черниговские князья и донские половцы укрепляют дружеские и родственные связи, проводя последовательную линию на "срастание" Руси и Степи. Сейчас понятно, что это была единственно верная политика соблюдения национальных интересов обоих народов. К тому же союз с половцами-несторианами для Руси был единственным гарантом национальной независимости от мусульманской экспансии с востока и от колониалистской политики Византии с юга.
Получается, что лозунг "половецкой опасности", мягко говоря, не соответствует действительности. Половцам не нужны были ни русские, ни византийские города. Куда бы они ни шли, где бы ни воевали, они неизменно возвращались в родные степи, прерывая даже военные действия, когда наступала пора сезонных перекочевок. Вот что пишет Д.А. Расовский: "Не раз половецким ханам представлялась возможность радикально изменить ход истории в причерноморском бассейне. В 1091 году они держали в своих руках судьбы византийской империи; но, после того как они помогли византийцам разбить своих сородичей печенегов, половецкие ханы и не подумали использовать свое положение победителей: удовлетворившись византийскими подарками, они вернулись в свои степи. С силами, значительно преобладавшими в численности своих союзников, русских, половцы не раз вступали в Киев, однако они никогда не пытались воспользоваться своим преобладающим положением, чтобы создать здесь свое государство. Будучи главной опорой в армии грузинского царя Давида Восстановителя, половцы всегда оставались послушным вспомогательным войском, не стремясь создать на Кавказе независимое турецкое ханство. С Кавказа, из-за Балканских гор, из Киева и из еще более далекого Владимира-на-Клязьме половцы неизменно возвращались в причерноморские степи, и в этом отношении вошедшие в эпос слова одного из виднейших половецких ханов, Атрака, о том, что "лучше на своей земле лечь костьми, нежели на чужой славным быть", могут служить эпиграфом ко всей двухвековой истории половцев…".