И Дженроу расслабился.

А расслабившись, пропустил момент, когда во дворе пятого корпуса навстречу инспектору вышел Эльф. Был он, как и все пациенты, аккуратно одет, коротко пострижен и, в принципе, должен бы радоваться жизни, - но, как всегда, не радовался. Скорее, во взгляде Эльфа застыла - и казалось, навсегда! - неизбывная тоска по иным краям, по небу иному, и морю, и песням иным. Губы слегка изгибались в печальной улыбке вечного чужака, непонятого изгоя; он приложил правую ладонь к сердцу, величественно поклонился Макферсону и произнес на этом своем английском, чуть подпорченном странным акцентом:

- Сэр, насколько я знаю, вы приехали на Остров по причине недавних событий. Позвольте помочь вам и избавить от беспокойства и господина директора, - он поклонился Дженроу, - и местных жителей. Видите ли, это я на три дня погрузил Остров в пучины безвременья - к сожалению, на большее мне не хватило сил. Я полагал... А впрочем, это не важно. Прошу об одном: если вы намерены кого-либо покарать за случившееся, карайте меня.

- Да он сумасшедший... - сунулся было с объяснениями Дженроу, но инспектор холодной, твердой рукой отстранил его. По блеску в глазах Макферсона было ясно: бультерьер уже вцепился зубами в добычу. (Фигурально выражаясь).

- Расскажите мне о нем, - потребовал инспектор. Они сидели вдвоем, в кабинете губернатора, и Дженроу лихорадочно пытался сообразить, как же ему быть дальше. Чтобы выиграть время, он предложил Макферсону перекусить - тот, к удивлению Дженроу, согласился.

Эльфа пока что водворили в его комнату и у дверей выставили охрану.

Как будто он намерен был сбежать! (Точнее - как будто мог! И как будто уже давно, если б мог, не сбежал бы!)

Да, Дженроу чувствовал, что находится сейчас на взводе. Следовало непременно сбить инспектора со следа, но пока он мог только рассказывать Макферсону правду - не всю, а ту, которая была доступна многим.

- ...самый тихий, беспроблемный пациент. Попал на Остров с первой же партией, судя по документам - до этого содержался в дублинской психиатрической лечебнице. Считает себя сиидши, то есть одним из представителей древнего волшебного народа... обычно-то они сидами называются, как и холмы, в которых, по преданиям, обитали сиды... если нужны подробности...

- Подробности о сидах и сиидши - потом, - отрезал Буль. - А общее представление я имею, господин Дженроу. Поэтому давайте-ка от общего к частному. Во что именно верит ваш пациент?

- Я знаю, вы не верите мне, - улыбаясь, говорил обычно Эльф. - Слишком большое расхождение временных потоков. Вы, люди, не только живете меньше, чем прежде, вы совсем утратили память... корни... традиции. Вы и себе-то не верите.

- А вы, значит, не человек?

- А я - сиидши, из народа, обитающего в холмах.

- Вы чем-то отличаетесь от обычных людей?

Он снова улыбался, переплетал тонкие пальцы:

- Всем. Там, где мы живем, - время другое. И жизнь другая. Там всё - другое. Да и мы - не люди, поймите это, господин Дженроу.

- Вы сказали, что живете в холмах...

- Да. Живем, жили, будем жить. Для вашего "здесь и сейчас" точное определение подобрать трудно. Я уже говорил: время течет по-разному. Я помню эту землю совсем иной, я уже жил, когда люди отсчитывали время от сотворения мира, когда они еще помнили прежних хозяев этой земли.

- И как же вы оказались здесь? Почему не вернетесь в свои холмы?

Он качал светловолосой головой:

- Не могу. Расхождение, как оказалось, слишком велико: я отрезан от прежних источников силы и беспомощен, подобно новорожденному младенцу. Или, если хотите, подобно любому из вас.

Я попал в ваш поток давно, по здешнему летоисчислению - в двадцатом столетии. Тогда была какая-то война и один из сидов разрушили как раз во время Самайна, в день и час истончения преград между мирами. Я и несколько моих фениев встали на защиту, чтобы остановить разрушенье, не дать ему перейти границу между этим миром и сидом. Они погибли, я выжил, однако оказался здесь. Выучил ваш язык, какое-то время жил в деревушках, зарабатывал на жизнь охотой, но недолго. Меня поймали здешние стражи порядка и определили сюда; точнее, в похожее заведение.

- Вы неплохо говорите на английском.

- Спасибо. Как вы понимаете, господин Дженроу, у меня было вдосталь времени для учебы.

- И он ни разу не попытался сбежать?

- Нет, инспектор. Или, во всяком случае, я об этих попытках ничего не знаю.

- А что документы? Когда он попал в лечебницу?

- Документы утеряны и восстановлению не подлежат. Это был как раз период перехода от бумаг к полной компьютеризации. Тогда многое терялось из-за небрежности людей, только начавших осваивать новые технологии. - "И глазом не моргнул, и интонацией, кажется, себя не выдал. Молодец, Дженроу!"

- Вы мне всё рассказали, ничего не забыли?

- Кажется, всё, инспектор.

- Ну ладно, - сказал Макферсон. - Тогда давайте-ка вот что сделаем...

Конечно, Дженроу рассказал не всё. Многое показалось бы инспектору лишним или неважным, в лучшем случае - забавным.

"Вы плохо кушаете, господин Ойсин". - (Так сам себя называл Эльф). "Я, видите ли, питаюсь не только фруктами, овощами и прочими... материальными вещами. Я... мне необходимо слушать музыку или смотреть на закаты. Это тоже, в какой-то степени, пища, даже для людей, ведь так?"

В лечебнице была картинная галерея - считалось, созерцание шедевров живописи позитивно влияет на состояние пациентов. Эльф бывал там чаще остальных: садился на мягкую скамеечку, впивался взглядом в ту или иную картину - и так мог провести час, два, пять. Буквально поедал глазами.

И с музыкой то же самое: классику не просто слушал, а воспринимал звуки, казалось, всем телом: вытягивался в струнку, трепетал, раздувал ноздри. Если же слышал современные поп-бряцанья, спешил уйти и всегда кривился, как от сильной зубной боли.

Расскажи такое инспектору - тот лишь пожмет плечами: нормальная реакция человека со вкусом, а вы что-то необычное в этом углядели, господин Дженроу?

...Еще Эльф любил гулять по пустошам, но в этом тоже ничего ведь странного нет, верно? И в том, что он частенько напевал причудливые мотивы, тягуче и тоскливо, на непонятном языке. И в том, что никогда не болел, даже насморком. И за те двадцать лет, которые провел здесь Дженроу, Эльф совершенно не постарел, но это уж вообще смешно: когда постоянно видишь перед собой человека, он меняется незаметно.

Был, правда, случай с бугаём. Черный бык с длинными, кривыми рогами каким-то чудом сбежал с фермы и пробрался на территорию лечебницы. Эльф как раз оказался во дворе. Вокруг шум, паника, визг сирены, хлопают двери, крик: "Да кто-нибудь, принесите винтовку, так вас и разэтак!"; рассеченная от горла до паха, лежит у ворот овчарка - кинулась, дура, быку наперерез, остановить хотела.

И - Эльф. Замер посреди двора и всей этой кутерьмы, на быка глядит чуть отстраненным взглядом. Улыбается.

Дженроу как увидел это из окна, так и обмер: овчарка - не пациент, за нее башку не снесут. А вот за Эльфа, то есть, господина Ойсина, могут и под суд отдать. Да, господин инспектор, первым делом мелькнула в голове такая вот деловитая мыслишка, только и об этом знать вам не обязательно.

И главное, сделать Дженроу ничего не успевал, он на третьем этаже, Эльф с быком внизу, кричи, не кричи - толку-то?! Вон, охранник, который за винтарём сбегал, орет: "Отойди, дурила, ты ж мне стрелять мешаешь!" - и что? И ничего, стоит господин Ойсин, как стоял, всё так же лыбится.

Одно слово - псих.

А быку надоело его улыбочку рассматривать - взревел, рога, с которых кровь собачья капает, выставил, помчался на Эльфа, дух из него вышибать.