- Ты можешь говорить, что угодно! - упорствовала она. - Но, по-моему, ты был просто великолепен!
Благодушно улыбнувшись, Малыш Кактус провел ногтями по переду рубахи, а затем, потупившись, взглянул на них.
- Ну конечно же, - согласился он, - наверное ты права. Да и кто я такой, чтобы спорить с дамой?
ДОЛИНА СОЛНЦА
Человек, лежавший ничком на земле близ зарослей чольи еще не был мертв. Рядом валялся так и не успевший выстрелить пистолет. Он лежал все в том же положении, что и шесть часов назад, когда упал на землю, сраженный сразу двумя пулями. На спине его выгоревшей на солнце рубахи темнело большое пятно запекшейся крови, высохшее под раскаленным солнцем.
Над ним, на манер башни средневекового замка, возвышалась уходящая в небо вершина Рэттлснейк-Бьютт - Горы Гремучей Змеи. Словно одинокий страж высилась она над опаленными солнцем просторами пустыни.
У самых пальцев раненного человека остановилась пробегавшая мимо маленькая ящерка. Сквозь тонкую полупрозрачную кожицу можно было разглядеть, как бьется ее крохотное сердечко, в то время как она, неподвижно застыв, удивленно и с тревогой глядела на большого человека, распростершегося на земле. В неподвижном, застоявшемся воздухе терпко пахло кровью и потом - это был запах опасности.
Лежавший под палящим солнце человек напряг мускулы и слегка пошевелился. Ящерка испуганно кинулась прочь, мгновенно исчезая в лабиринте из камней и чахлых кустиков меските. Но мускулы раненного человека снова расслабились, и он остался лежать на земле. И все же с этим чуть заметным движением, каким бы слабым оно не было, жизнь понемногу возвращалась к нему. Мало по малу, подобно тому, как вода точит камень, прокладывая себе путь сквозь скалы, сознание тоже начинало возвращаться.
Он открыл глаза, но это случилось гораздо раньше, чем ему удалось вспомнить, где он находится. Поначалу он просто лежал, не думая ни о чем, пока осознание собственной странной неподвижности, наконец, дошло до его рассудка, заставив его задуматься о том, что могло послужить причиной для этого.
И тут его память словно прорвала плотину, воздвигнутую пережитым после ранения шоком, и его захлестнули воспоминания.
Он знал, что в него стреляли. Будучи неплохо знаком с теми, кто совершил это нападение, он понимал, что его бросили здесь, решив, что он мертв. И тогда он не преминул подметить про себя, что теперь это было ему только на руку.
Он мысленно обследовал свое тело. Он был явно ранен, но куда и насколько серьезно, это ему только предстояло узнать. Судя по ноющей боли в голове, одна из пуль, скорее всего угодила именно туда. Он также чувствовал, что у него онемел весь левый бок.
Больше здесь оставаться нельзя. Первым делом нужно где-то укрыться от солнца. А уж потом можно будет решить, как быть и что делать дальше. Будучи человеком привычным к длительным переездам по пустыне, он как никто хорошо знал о том, как опасно лежать на солнце, под лучами которого тело лишается влаги. Жара и жажда в пустыне представляли собой куда большую опасность для жизни, чем люди, намеревавшиеся убить его.
* * *
Бретт Ларейн уперся ладонями в песок и попробовал приподняться и встать, осторожно сгибая колени. Руки и ноги слушались его, что было хорошим признаком. Оказаться сейчас в беспомощном положении означало бы верную смерть.
Стоя на коленях, он поднял руку и ощупал рану на голове. Так и есть, она была там, ни больше ни меньше. И скорее всего он еще сиьлно ударился головой при падении. Рана в левом боку оказалась намного серьезней, и судя по засохшим пятнам на рубахе и штанах, он понял, что ему, должно быть, пришлось потерять много крови.
Когда человек теряет кровь, то его начинает мучить жажда, и это была еще одна опасность.
Подобрав с земли револьвер, он сунул его обратно в кобуру. Выстрел, выбивший его из седла, раздался без предупреждения. Сам же он схватился за пистолет инстинктивно, привычным движением человека, привыкшего во многом полагаться на силу оружия. Это был скорее порыв, чем осознанное действие.
Он неуверенно поднялся на ноги и оглянулся по сторонам, ища взглядом своего коня, но того нигде не было видно.
Итак, они все забрали с собой, и вот он остался один-оденешенек посреди пустыни, за многие мили от возможной помощи, да еще к тому же и без коня, и это было равносильно смерному приговору.
Под нависшим над землей каменным карнизом скалы царила тень, и он направился туда, ступая как можно осторожнее. Добравшись до места, он опустился на землю, стараясь не делать резких движений. Он опасался, что рана в боку может открыться снова и кровотечение возобновится. Ощущая необычную слабость, он сидел на земле, прерывисто дыша и едва не умирая от страха. Накатил приступ тошноты, вставший комом в горле.
Ему хотелось жить, ему отчаянно хотелось жить.
Он хотел снова увидеть Марту, довести до конца работу, за которую он взялся специально ради нее. Ему нетерпелось отплатить тем, кто напал на него из засады. У него все получится, а потому он не должен умереть в одиночестве, сидя в тени скалы, затерявшейся среди выженной солнцем пустыни.
И все же, будучи реалистом, он прекрасно понимал, что его шансы выжить очень невелики. Оказавшись посреди этой пустыни даже сильный, здоровый мужчина, пожалуй, оценил бы вероятность благоприятного для себя исхода, как пятьдесят к одному, и разумеется, не в свою пользу. А уж для раненого, это соотношение возрастало до величин, неподвластных пониманию простого ковбоя.
Хорз-Спрингс, последнее поселение, через которое он проезжал, осталось в шестидесяти милях отсюда. А по такой жаре и без воды, пеший переход на такое расстояние был делом столь же неосуществимым, как, к примеру, путешествие на другую планету. Уиллоу-Вэлли находился примерно в сорока-петидесяти милях, где-то за синей дымкой, окутывавшей склоны гор, протянувшихся вдоль горизонта.
Вне всякого сомнения, где-то здесь поблизости должна быть и вода, но только в какой именно стороне и как далеко?
Всякого рода ключи и источники не столь уж редки в пустыне, необходимо просто знать места их расположения, так как бродить в поисках воды наугад можно бесконечно долго. Можно пройти всего в дюжине ярдов от источника воды, так и не заметив его.