Ее дочь заявила, что часто видела дьявола; что сатана наслаждался ею, как хотел, и что во время сношения с господином, она испытывала сильные боли. Она прибавила, что была причиной смерти девяти маленьких детей, у которых высасывала кровь через половые части, и что девять других лиц умерло от яда и различных смесей, которыми она их поила.

Ее сестра созналась в тех же преступлениях.

Один из родственников короля колдунов также рассказал все, что происходило во время ночных собраний, и заявил, что он играл на флейте во время совокупления дьявола с мужчинами и женщинами, так как это препровождение времени было дьяволу особенно по вкусу.

Другая колдунья рассказала инквизиторам, как она была причиной гибели многих лиц, натирая их смертельною мазью, изготовленной ею по указаниям самого дьявола; она также отравила одну из своих внучек.

Сестра этой женщины призналась, что сатана приказал ее высечь за то, что она пропустила собрание.

Тайный палач этих собраний на „Козлином лугу“ сознался, что, когда он был принят в качестве новообращенного, дьявол поставил ему свою печать на живот, и что с тех пор это место сделалось непроницаемым. По распоряжению инквизиторов это место стали колоть толстыми булавками, но проткнуть заколдованное место оказалось невозможным, хотя во все другие части тела булавки входили вполне свободно.

Некоторые другие колдуньи заявили, что часто бывали такие случаи, когда люди, изумленные тем, что происходило в этих собраниях у них на глазах, призывали имя божье; тогда все внезапно исчезало и луг оказывался совершенно пустынным, будто там никогда и не было никого собрания.

Наконец, еще одна колдунья сообщила инквизиторам, что с целью наказания детей, открывавших тайну того, что происходило на „Козьем лугу“, она и несколько ее подруг получили поручение их высечь; тогда ночью, в дни собраний, они похищали их с кроватей и по воздуху приносили на место предназначенного им наказания, где их безжалостно секли. Все эти дети, с своей стороны, дали показания перед инквизиторами и подтвердили заявление колдуньи».

Таково содержание фактов, выяснившихся на процессе Сант-Оффицио в Лагронио.

Ауто-да-фе имело место и, несмотря на жаб, порошки и мази, колдуньи и колдуны понесли наложенные на них наказания.

Самое необыкновенное во всех этих чудовищных процессах заключается в том, что инквизиторы, вместо того, чтобы приподнять завесу суеверия, окутывавшую всех этих мнимых колдунов, и доискаться причин всего происходившего, предпочитали слепо верить их силе и их чародействам и таким образом придавали характер реальных фактов простым видениям, вызванным различными наркотическими и снотворными пойлами.

Многие писатели той эпохи выступали против колдовства, но никто из них не посмел в нем усомниться.

В эпоху, значительно более близкую к веку философии, т. е. в конце семнадцатого столетия, испанская инквизиция рассматривала не менее необыкновенное дело: это процесс доминиканца Фруалана Диац, епископа Авилы и духовника короля Карла II.

Свойственная королю Карлу II слабость здоровья возбудила подозрение, что он не в силах вступить в брак в следствие сверхъестественной силы какого-нибудь чародейства. Кардинал Портокарреро, великий инквизитор Ракаберти и духовник Диац все поверили в порчу и, убедив короля, что его испортили, просили разрешения совершить над ним заклинание для изгнания злого духа. Карл согласился и подчинился операциям своего духовника; несколько других священников тем временем также принялись за заклинания.

В это время один доминиканец пользовался такими же заклинаниями для изгнания из одной монахини беса, коим она была одержима. Духовник короля, в согласии с великим инквизитором, предложил доминиканцу приказать дьяволу бесноватой монахини открыть, правда ли, что Карл II испорчен и в утвердительном случае, какая именно была порча и что нужно сделать, чтобы уничтожить ее результаты.

Доминиканец исполнил приказания великого инквизитора и, как говорят, открыл через посредство дьявола, вселившегося в монахиню, что на короля, действительно, была наведена порча лицом, которое тут же было указано. Духовник короля тогда сам приступил к заклинаниям, чтобы уничтожить наведенную будто бы порчу… Вероятно он долго бы производил заклинания, если бы великий инквизитор Ракаберти не умер в то время, как над королем совершались эти операции.

Мендоза, принявший бразды правления инквизицией после Ракаберти, отдал королевского духовника под суд, как подозреваемого в ереси за суеверие и как виновного в принятии учения, осужденного церковью, так как он оказывал доверие дьяволам, пользуясь их услугами для открытия тайн. Мнение по этому поводу богословов той эпохи не менее любопытно: они заявили единогласно, что поведение духовника Диаца отнюдь не дает никакого повода к порицанию с богословской точки зрения.

Верховный совет, с своей стороны, постановил отпустить Диаца на свободу и прекратить преследование, принимая во внимание, что он не сделал ничего противного католической вере.

Немало поводов к глубокому размышлению дает поведение королевского духовника, богословов-квалификаторов и самих инквизиторов!

На этом я кончаю свой разбор, так как думаю, что одного примера достаточно, чтобы дать ясное представление о суеверном невежестве испанских инквизиторов и о всех тех препятствиях, которые они ставили на пути прогресса и цивилизации.

Если бы кто-нибудь имел власть и желание вновь окунуть эту прекрасную страну в варварство и темноту и вновь развратить нравы этого героического народа, то самым верным средством достигнуть этой цели было бы восстановление Сант-Оффицио на Пиренейском полуострове.