– Когда я добрался до своих, – продолжал Старый Лю, – там спросили, где мое оружие. Я им на разбитое лицо показываю, а они: нас не ты, а твоя винтовка интересует! Нету винтовки, отвечаю, потерял. Наш командир роты приказал пойти и отыскать личное оружие. А куда идти-то? Городишко тот давно врагами захвачен. Пришлось удариться в бега. Черт с вами, думаю, гоните, ладно, уйду. Как добраться до дому, я и понятия не имел. Пошел на восток, где, как говорили, был большой город. Но вскорости угодил в медицинскую бригаду Красной Армии. Они меня спрашивают: “Чего это ты, товарищ, шастаешь в одиночку?” Я и объяснил, мол, с начальством не поладил, вот и прогнали из роты. “Возьмите меня к себе”, – попросил. “Ладно, будешь санитаром”. Так я снова оказался в Красной Армии. Только вместо винтовки у меня теперь был ночной горшок.

Вся аудитория взорвалась хохотом, но старик даже не улыбнулся. Он спокойно смотрел на молодые лица солдат.

Секретарь Сыма снова встал и жестом утихомирил подчиненных. Он весь вспотел, да еще внезапно заныл коренной зуб.

– Товарищи, посерьезней! Мы на лекции по истории Партии.

С растерянной улыбкой он повернулся к старику, но не знал, что сказать. Он слышал, что, когда Старый Лю сердится и начинет клясть всех почем зря, даже дивизионное начальство отступается, – в Красную Армию он как-никак раньше всех вступил.

– Но и в медицинской бригаде я надолго не задержался, – продолжал Лю. – Случилось так, что тем же летом мы разбили два полка чанкайшистов и взяли несколько сотен пленных. Среди них был один офицерик, совершеннейший реакционер. Когда мы обрабатывали ему раны, он нас ругал на чем свет стоит. Обзывал “коммунистическими бандитами” и “красными скотами”. Все ужасно злились.

Как-то ночью после дежурства я заглянул на кухню, воды напиться. Там выпивали и закусывали начальники. Все уже пьяные. Увидев меня, старший офицер Вань Фуминь и говорит: “Глоток вина, малыш Лю?” Я глотнул из его кружки. “Закуси-ка мясцом”, – кивнул он на тарелки. “Откуда мясо-то?” – удивился я. Мы его месяцами не видали, и от одного этого слова “мясо” у меня рот наполнился слюной. Все заржали. “Человечина”, – объяснил Фэн Шунь, командир караульного взвода. Я так и обомлел, понять не мог, шутит он или нет. “Помнишь того ругачего офицерика? Это его сердце и печень, дружище,” – сказал мне Вань, подхватил шмат мяса и отправил себе в рот. И стал жевать. Я задрожал, мне захотелось поскорей убраться оттуда. Но Вань протянул мне свои палочки и приказал: “Съешь кусочек, малыш Лю. Узнаешь, похоже ли это на баранину. Нужно учиться поедать наших врагов!”

Тут все закричали, подначивая меня. Я бросил палочки и выбежал вон. Бежал по дороге между холмов до тех пор, пока огонек в окне кухни не пропал из виду. Ночь стояла сырая и холодная. Я засел на просяном поле, не решаясь вернуться, пока они не лягут спать. Все сомневался, надо ли доложить вышестоящему начальству. Но кто знает, как там у них заведено. Может, и другие офицеры санитарной службы нормально относятся к поеданию врагов, а то и сами при случае не прочь полакомиться?

На следующее утро Вань и Фэн сцапали меня в казарме и стали ругать за мое мягкосердечие. Фэн Шунь сказал: “Если тебе жаль этого паршивого пса, значит ты не понимаешь разницы между врагом и другом. Любовь к нашим друзьям – это ненависть к нашим врагам. Врага нельзя считать человеком!” Я не понял, что же в точности он имел в виду. Сердце мое колотилось со страху. А что, как в один прекрасный день они и меня посчитают врагом? Вынут внутренности и сожрут? Пришлось снова бежать.

В комнате стояла тишина, было слышно только, как дышит Старый Лю. Сыма встал и направился к нему.

– Я не был дезертиром! – закричал старик, колотя по столу маленькими кулачками. Слезы потекли по его щекам. – Я ненавижу Чан Кайши и всех этих реакционеров, но есть их не стану! Убить могу, но чтобы питаться их мясом… Храбрости мне и вправду недостает… И все-таки я не дезертир!

– Успокойтесь, пожалуйста, – сказал Сыма и положил руку на плечо Лю. Потом дал знак, чтобы старику помогли. Сразу же вскочили трое из переднего ряда.

– Старый боец, вы слишком устали, – бормотал секретарь, – вам нужно отдохнуть.

Двое солдат помогли Старому Лю подняться и, поддерживая под руки, вывели его из актового зала.

– Товарищи, – обратился Сыма к присутствующим, – если вы делали записи, то должны вырвать эти страницы и сдать их мне. Складывать здесь. – Он указал на стол. – Правду говорил старый Лю или нет, не нам судить. Я только хочу, чтобы вы помалкивали об этой лекции. Лю – красноармеец; может быть, то, что он говорил, и не принесет ему вреда, но если вы начнете повсюду болтать об этом, то выйдет, что вы льете воду на мельницу контрреволюции. Ясно?

– Ясно, – гаркнули все как один.

Комната наполнилась шумом отодвигаемых стульев. Солдаты подходили к столу и складывали исписанные листы.

Командир Пэй не двинулся с места, просто сидел и курил. Только сощурившись на партсекретаря поглядывал.

Сыма забеспокоился, что Пэй не сдает свои записи. Погодя до партсекретаря дошло, что теперь у Пэя появилось кое-что против него. И он решил побыстрей написать отчет для политотдела дивизии, чтобы Пэй не опередил его, донеся начальству о случившемся.

Командир взвода Ши Сян вернулся из ротного управления с одиннадцатью пистолетами и велел нам паковаться. Каждый должен был взять с собой противомоскитную сетку и летние вещи. “На этот раз работа будет легкая,” – заверил нас Ши Сян. Нам выдали пистолеты, поэтому свои винтовки и автоматы мы оставили в казарме.

Через двадцать минут все стояли по стойке “смирно” посереди учебного плаца, глядя на ротного командира Янь Ли. Он крикнул: “Вольно!” – и стал объяснять, в чем состоит эта самая “легкая работа”. На щеку мне села муха и зигзагами поползла к подбородку, я не осмелился согнать ее. Вдруг в свинарнике, что находился в пятидесяти метрах позади нас, завизжали поросята. Командир взвода Ши велел Ван Миню пойти и сказать скотнику Лю, чтобы тот погодил ловить и кастрировать поросят.

– На этот раз, – продолжил командир Янь, – вы, Девятый взвод, будете представлять нашу роту, выполняя важное задание под прямым руководством начальника штаба Шуня. Партия и народ доверяют вам. Я надеюсь, никто из вас не забудет: все, что вы делаете, должно служить славе нашей караульной роты. Конвоирование русского пленного – это одновременно и военная, и политическая задача. Помните, что для русского вы будете представителями Китая и китайской армии. И вы обязаны продемонстрировать наш истинно революционный дух. Как я уже говорил, вы должны обращаться с русским, с одним из этих большеносых, вежливо, чтобы у него не возникло впечатления, что он заключенный, ведь в настоящий момент мы еще не знаем, кто он такой на самом деле. Но не забывайте, наша обязанность следить за ним постоянно, днем и ночью. Вам все понятно, товарищи?

– Так точно, – гаркнули мы в один голос и щелкнули каблуками.

Прибыл новенький грузовик марки “Освобождение”. Мы залезли в него и расселись на скатках вдоль бортов. Когда мы отъезжали, опять принялись визжать поросята. По песчаной дороге грузовик понесся к восточным окраинам Лунмыня. В кузове нас растрясло, и мы уснули под лучами палящего солнца.

Оставив позади себя длиннющую змею пыли, мы прибыли на Восточный аэродром – заброшенную военную базу, построенную еще японцами во время Второй мировой войны. Там нас уже ждали трое молодых офицеров. У двоих на груди болтались фотокамеры, третий держал кожаный портфель. Все уже было готово: спальня для нас устроена на втором этаже маленькой постройки из черного кирпича, единственного здания на территории аэропорта; столовая – на первом; русский пленный и его переводчик-китаец разместятся в двух комнатушках, смежных с нашей большой – то есть ходить им придется через нас. На первом этаже располагалась также комната отдыха и стоял на вид совершенно новый пинг-понговый стол.