— Дѣти очень здоровы, — сказалъ Домби, — но когда я подумаю, что со временемъ они, нѣкоторымъ образомъ, сдѣлаются роднею моего Павла… Отведи ихъ, Луиза! Пусть войдетъ женщина съ своимъ мужемъ.
Черезъ минуту неуклюжая чета остановилась передъ очами м-ра Домби.
— Я понимаю, — сказалъ онъ, поворачиваясь въ креслахъ, какъ заведенная безжизненная машина, a не какъ существо изъ плоти и крови; — вы бѣдны и вы желаете заработать деньжонокъ чрезъ воспитаніе дитяти, моего сына, который такъ рано понесъ ничѣмъ незамѣнимую потерю. Я съ своей стороны не прочь пособить вамъ. Судя по всему, вы годитесь для моего сына. Но прежде чѣмъ вы войдете въ мой домъ, я долженъ предложить два-три условія, и отъ васъ будетъ зависѣть принять или не принять ихъ. Какъ ваша фамилія?
— Тудль, — отвѣчала молодая женщина.
— Во все время, как вы пробудете y меня, — продолжалъ м-ръ Домби, — вы должны прозываться «Р_и_ч_а_р_д_с_ъ»: это обыкновенная и очень приличная фамилія. Принимаете ли вы это условіе? Посовѣтуйтесь съ мужемъ.
Но почтенный супругъ только скалилъ зубы и безпрестанно подносилъ ко рту правую руку, отчего ладонь была y него очень мокра. М-съ Тудль толкнула его два или три раза; но такъ какъ это его нисколько не образумило, она учтиво сдѣлала книксенъ и сказала, что, вѣроятно, дадутъ ей особую плату, если она перемѣнитъ свою фамилію.
— Само собою разумѣется, — отвѣчалъ м-ръ Домби. — Но объ этомъ рѣчь впереди. Теперь вотъ еще условіе: во все время, какъ станете вы, за извѣстное вознагражденіе, воспитывать моего сиротку, я желаю, чтобы вы какъ можно рѣже видѣлись со своимъ семействомъ. Потомъ, какъ скоро услуги ваши сдѣлаются безполезными и денежные счеты будутъ между нами кончены, я хочу, чтобы съ того времени прекратились всѣ сношенія между нами. Понимаете ли вы меня?
М-съ Тудль, по-видимому, не совсѣмъ вникла въ смыслъ этого условія, a супругъ ея попрежнему скалилъ зубы, вовсе не обращая вниманія на разговоръ.
— У васъ есть свои дѣти, — продолжалъ м-ръ Домби. — Въ нашу торговую сдѣлку отнюдь не входитъ, что вы обязаны полюбить моего сына или чтобы мой сынъ со временемъ полюбилъ васъ. Я не ожидаю и вовсе не желаю чего-нибудь въ этомъ родѣ. Совсѣмъ напротивъ. Какъ скоро вы отойдете, торгъ нашъ оконченъ, условія выполнены, и вы не должны больше знать моего дома. Ребенокъ перестанеть васъ помнить и вы, если угодно, можете совершенно забыть моего сына.
Яркій румянецъ покрылъ и безъ того красныя щеки м-съ Тудль. Она потупила глаза и отвѣчала:
— Надѣюсь, сэръ, я знаю свое мѣсто.
— Конечно, конечно, — продолжалъ мръДомби, — я увѣренъ, что вы отлично понимаете свое мѣсто. Иначе и быть не можетъ: это такъ просто и обыкновенно! Любезная Луиза, уговорись съ этой женщиной насчетъ жалованья, и скажи, что она можетъ получить деньги когда ей угодно. Теперь съ вами, м-ръ — какъ ваше имя? — пару словъ.
Задержанный такимъ образомъ на порогѣ при выходѣ изъ комнаты вмѣстѣ съ женой, Тудль воротился и очутился одинъ на одинъ съ мромъ Домби. Это былъ дюжій, широкоплечій, косматый, неуклюжій мужчина въ растрепанномъ платьѣ, съ мозолями на рукахъ, съ четыреугольнымъ лбомъ, съ густыми волосами, съ черными усами и бакенбардами, еще болѣе вычерненными дымомъ и копотью. Онъ представлялъ во всѣх;ь отношеніяхъ поразительный контрастъ съ м-ромъ Домби, принадлежавшимъ къ породѣ тѣхъ гладко обритыхъ и выстриженныхъ купцовъ-капиталистовъ, y которыхъ голова лоснится, какъ новая банковая ассигнація, и которые, по-видимому, вспрыснуты золотымъ дождемъ.
— Есть y васъ сынъ? — спросилъ м-ръ Домби.
— Четыре, сэръ. Четверо сыновей и одна дочь. Всѣ живехоньки.
— Вамъ, я думаю, довольно трудно содержать ихъ? — продолжалъ м-ръ Домби.
— Трудновато, сэръ; но еще было бы труднѣе…
— Что такое?
— Потерять ихъ, сэръ.
— Умѣете вы читать? — спросилъ м-ръ Домби.
— Не бойко, сэръ.
— A писать?
— Мѣломъ, сэръ?
— Чѣмъ-нибудь.
— Мѣломъ немножко маракаю, когда мнѣ показываютъ, — сказалъ Тудль послѣ нѣкотораго размышленія.
— A вѣдь вамъ, я думаю, будетъ около тридцати двухъ или трехъ лѣтъ.
— Да, около этого, сэръ, — отвѣчалъ Тудль, подумавъ немного побольше.
— Отчего же вы не учитесь? — спросилъ м-ръ Домби.
— Я ужъ подумываю объ этомъ, сэръ. Вотъ видите ли, одинъ изъ моихъ мальчугановъ скоро будетъ ходить въ школу, и тогда мы станемъ учиться вмѣстѣ… то есть, онъ будетъ мнѣ показывать,
— Хорошо! — сказалъ м-ръ Домби, внимательно и не совсѣмъ благосклонно посмотрѣвъ на своего собесѣдника, который между тѣмъ, разиня ротъ, осматривалъ комнату, особенно потолокъ. — Вы слышали, что я сказалъ вашей женѣ?
— Полли все слышала, сэръ, — сказалъ Тудль, указывая черезъ плечо шляпой къ дверямъ, съ видомъ совершеннѣйшаго довѣрія къ дражайшей половинѣ. — Все будетъ ладно.
— Такъ какъ вы во всемъ полагаетесь на свою жену, — продолжалъ м-ръ Домби, обманутый въ намѣреніи яснѣйшимъ образомъ изложить свои условія мужу, какъ главному лицу въ этой сдѣлкѣ, — то я думаю, мнѣ не о чемъ больше толковать съ вами.
— Совершенно не о чемъ, сэръ, — отвѣчалъ Тудль. — Полли все слышала, a ужъ она не дастъ промаху.
— Такъ я не хочу дольше васъ удерживать, — сказалъ м-ръ Домби, озадаченный неожиданнымъ отвѣтомъ. — A гдѣ вы работали?
— Сперва, сэръ, подъ землею, пока не былъ женатъ. A теперь работаю наверху. Я хожу на желѣзныя дороги, когда ихъ совсѣмъ отдѣлываютъ.
Какъ послѣдняя соломенка подавляетъ своей тяжестью спину навыоченнаго верблюда, такъ это послѣднее извѣстіе о подземельной работѣ окончательно разстроило гордую дуіиу м-ра Домби. Онъ молча указалъ на дверь будущему кормильцу своего сына, и тотъ вышелъ, по-видимому, очень охотно. Потомъ, заперевъ комнату, м-ръ Домби началъ ходить взадъ и впередъ, погруженный въ горькое раздумье. Несмотря на непоколебимое достоинство и умѣнье владѣть собою, слезы невольно текли изъ его глазъ, и часто въ сильномъ волненіи онъ повторялъ: "бѣдное, бѣдное дитя"! Этой горести, этого разстроеннаго вида м-ръ Домби ни за что въ свѣтѣ не обнаружилъ бы передъ другими людьми.
Довольно характеристическая черта въ гордости нашего героя, что онъ въ своемъ сынѣ жалѣлъ самого себя. "И такъ", говорилъ онъ, "я принужденъ ввѣрить своего сына женѣ грубаго рабочаго, всю жизнь работавшаго подъ землею!.. A между тѣмъ смерть ни разу не постучалась въ двери этого рабочаго, a за столомъ его ежедиевно обѣдаютъ четверо сыновей. Что будетъ съ тобою, бѣдное дитя мое"?
Эти слова шевелились на его губахъ, какъ вдругъ пришло ему въ голову, — и здѣсь опять новое доказательство притягательной силы, по которой всѣ его надежды, опасенія, мысли постоянно стремились къ одному общему центру, — что эта женщина подвергалась въ его домѣ великому искушенію. Собственный ея ребенокъ былъ еще въ пеленкахъ: что, если она задумаетъ подмѣнить его на мѣсто маленькаго Домби?
Хотя эту мысль онъ тотчасъ же отвергнулъ какъ романическую и невѣроитную, — впрочемъ безспорно возможную, — однако, воображеніе его невольно продолжало рисовать картину такого подмѣна. Что мнѣ дѣлать, думалъ онъ, если обманъ откроется, когда ребенокъ уже вырастетъ? Въ состояніи ли буду я, послѣ многихъ лѣтъ, лишить обманщика своей заботливости, довѣрія и привычной нѣжности, и перенесть все это на родного сына, который между тѣмъ сдѣлается для меня совершенно чужимъ?
Впрочемъ, это необыкновенное волненіе скоро прошло, и опасенія совершенно исчезли. Тѣмъ не менѣе м-ръ Домби рѣшился на всякій случай строго присматривать за кормилицей, не давая ей этого замѣтить. На душѣ y него стало легко, и теперь былъ онъ очень радъ, что заранѣе выговорилъ условіе, отстранявшее тѣсную связь между этой женщиной и его сыномъ.
Между тѣмъ условія между м-съ Чиккъ и Ричардсъ, при содѣйствіи миссъ Токсъ, были заключены, и Ричардсъ съ большими церемоніями, какъ будто давали ей орденъ, получила маленькаго Домби, передавъ въ то же время, послѣ многихъ слезъ и поцѣлуевъ, своего ребенка Джемимѣ. Потомъ принесли вина, чтобы развеселить печальныхъ гостей.