Именно такъ. Благодаря распорядительности м-ра Пикквика, гнѣдой конь, приставленный къ живому забору, получилъ полную свободу располагать своими поступками, потому что возжи были на его спинѣ. Завидѣвъ товарища, бѣгущаго въ Рочестеръ на свою спокойную квартиру, онъ рѣшился послѣдовать его примѣру. Послѣдствія угадать не трудно. Животное рванулось изо всей силы, не думая повиноваться бѣднымъ пассажирамъ, которые напрасно дѣлали ей энергическіе знаки своими платками. Къ счастію, м-ръ Топмамъ и м-ръ Снодграсъ во время уцѣпились за живой заборъ и успѣли повиснуть на воздухѣ между небомъ и землею. Лошадка, между тѣмъ, освобожденная отъ своей тяжести, наскочила на деревянный мостъ, разбила въ дребезги зеленую телѣжку и, отскочивъ впередъ съ одними оглоблями, остановилась какъ вкопанная, любуясь произведеннымъ опустошеніемъ и любопытствуя знать, что изъ всего этого выйдетъ.

При такомъ неожиданномъ оборотѣ дѣла, первою заботою двухъ пріятелей было — выручить своихъ разбитыхъ товарищей изъ колючей засады: процессъ довольно затруднительный, кончившійся однакожъ счастливымъ открытіемъ, что благородныя кости Топмана и Снодграса не потерпѣли значительнаго ущерба, и вся непріятность ограничилась только тѣмъ, что платье ихъ было разорвано во многихъ мѣстахъ. Второю заботою президента и его товарищей было — освободить лошадь отъ упряжи. Окончивъ эту многосложную операцію, путешественники медленно пошли впередъ, ведя лошадь за узду и оставивъ среди дороги изломанную телѣжку.

Черезъ часъ благополучнаго странствованія, путешественники подошли къ трактиру, уединенно стоявшему на большой дорогѣ. Передъ трактиромъ торчали копны сѣна, мильный столбъ, исписанный со всѣхъ четырехъ сторонъ, и колодезь съ водопоемъ для лошадей. Сзади виднѣлся сарай, a за сараемъ — огородъ, гдѣ копался между грядами рыжеватый дѣтина исполинскаго размѣра. Къ нему-то м-ръ Пикквикъ обратился съ громкимъ восклицаніемъ:

— Эй, кто тамъ!

Рыжеватый дѣтина выпрямился во весь ростъ, разгладилъ волосы, протеръ глаза и обратилъ лѣниво-холодный взглядъ на м-ра Пикквика и его друзей.

— Эй, добрый человѣкъ! — повторилъ м-ръ Пикквикъ.

— Чего надобно? — былъ отвѣтъ.

— Далеко ли до хутора Динглиделль?

— Миль семь или около того.

— Хороша дорога?

— Не такъ, чтобы очень.

Отдѣлавшись этимъ лаконическимъ отвѣтомъ, рыжеватый дѣтина хладнокровно принялся за свою прерванную работу.

— Нельзя ли намъ оставить здѣсь вотъ эту лошадь? — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Можно, я думаю, а?

— Можно ли вамъ оставить здѣсь свою лошадь: такъ, что ли? — сказалъ рыжій дѣтина, опираясь на свой заступъ.

— Такъ, именно такъ, — ласково говорилъ м-ръ Пикквикъ, подводя своего коня къ плетню огорода.

— Эй, миссисъ! — заревѣлъ рыжій дѣтина, бросая пытливый взглядъ на чужую лошадь и выходя изъ огорода. — Миссисъ.

Высокая дородная женщина въ голубомъ платьѣ откликнулась на этотъ призывъ.

— Нельзя ли намъ поставить y васъ свою лошадь, милая женщина, — спросилъ м-ръ Топманъ самымъ обворожительнымъ тономъ.

Милая женщина окинула пытливымъ взглядомъ незнакомыхъ джентльменовъ; рыжій дѣтина шепнулъ ей что-то на ухо.

— Нѣтъ, — сказала она наконецъ рѣшительнымъ тономъ. — Я боюсь.

— Боитесь! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ. — Чегожъ вы боитесь?

— Было намъ довольно хлопотъ въ послѣдній разъ, — отвѣчала она, собираясь идти домой. — Нѣтъ, ужъ лучше поѣзжайте своей дорогой.

— Во всю жизнь мою я не встрѣчалъ такой странной женщины, — сказалъ ошеломленный м-ръ Пикквикъ.

— Мнѣ сдается, — шепнулъ м-ръ Винкель, — они воображаютъ, что мы пріобрѣли лошадь какими-нибудь безчестными средствами.

— Какъ! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ въ порывѣ сильнѣйшаго негодованія.

М-ръ Винкель скромнымъ образомъ повторилъ свою гипотезу.

— Эй, вы! — закричалъ м-ръ Пикквикъ сердитымъ тономъ. — Неужели вы думаете, что мы украли эту лошадь?

— Нечего тутъ думать, я увѣренъ въ этомъ, — проговорилъ рыжій дѣтина, почесывая затылокъ и оскаливая зубы.

Затѣмъ онъ и его спутница отправились въ трактиръ и заперли за собою дверь.

— Сонъ, просто сонъ, ужасный, гадкій сонъ! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ. — Идти восемь миль пѣшкомъ, съ мерзкой лошадью, отъ которой никакъ не отдѣлаешься! — Хороша прогулка!

Дѣлать нечего, однакожъ, противъ судьбы не устоишь. Бросивъ презрительный взглядъ на негостепріимный трактиръ, несчастные пикквикисты медленно продолжали свой путь, ведя поочередно высокаго гнѣдого коня, котораго теперь они всѣ ненавидѣли отъ чистаго сердца.

Поздно вечеромъ, четыре путешественника, сопровождаемые своимъ четвероногимъ товарищемъ, повернули на тропинку, которая должна была привести ихъ въ гостепріимный хуторъ; но и теперь, приближаясь къ цѣли своего путешествія, они далеко не могли испытывать большой радости при мысли о своемъ нелѣпомъ положеніи. Изорванное платье, запачканныя лица, грязные сапоги, унылыя физіономіи и, вдобавокъ, неразлучный конь, — нехорошо, очень нехорошо. О, какъ проклиналъ м-ръ Пикквикъ эту гадкую лошадь! Сколько разъ смотрѣлъ онъ на нее съ выраженіемъ ненависти и мщенія, сколько разъ даже собирался пырнуть ее ножомъ — да и пырнулъ бы, еслибъ кто-нибудь снабдилъ его этимъ полезнымъ орудіемъ!

Когда такимъ образомъ путешественники наши были заняты мыслями болѣе или менѣе мрачными, вниманіе ихъ вдругъ остановилось на двухъ фигурахъ, появившихся изъ-за рощи. То были м-ръ Уардль и вѣрный его слуга, жирный парень.

— Здравствуйте, господа! — началъ гостепріимный джентльменъ. — Гдѣ вы такъ долго пропадали? Я ждалъ васъ цѣлый день. Ба, съ вами что-то такое случилось! Царапина! Кровь! Изорванныя платья! Вы разбиты! Что дѣлать, что дѣлать, дороги прескверныя, и такіе случаи здѣсь не рѣдки. Хорошо, по крайней мѣрѣ, что никто изъ васъ не раненъ. Я очень радъ. Джой — ахъ, пострѣлъ, онъ опять заснулъ, — Джой, отведи лошадь въ конюшню. — Милости просимъ, господа!

Жирный толстякъ, перекачиваясь съ боку на бокъ, поковылялъ въ конюшню, a статный джентльменъ повелъ своихъ гостей, разговаривая дорогой о приключеніяхъ этого дня.

— Пожалуйте напередъ въ кухню, господа, — сказалъ статный джентльменъ, — мы васъ какъ разъ приведемъ въ порядокъ: вымоемъ, вычистимъ, выхолимъ, и потомъ я представлю васъ дамамъ. Эмма! принесите вишневки джентльменамъ. Дженни! иголокъ и нитокъ! Мери! воды и полотенце. Живѣе, дѣвочки, живѣе!

Три или четыре румяныя дѣвушки бросились въ разныя стороны, исполняя полученныя приказанія, въ то же время запылалъ пріятный огонь въ каминѣ, пришли лакеи съ ваксой и щетками, чтобы показать свое искусство, приведя въ порядокъ джентльменское платье и сапоги.

— Живѣе! — закричалъ еще разъ статный джентльменъ.

Но это увѣщаніе оказалось совершенно излишнимъ, потому что одна дѣвушка уже наливала вишневку, другая окачивала ключевой водой поэтическую голову м-ра Снодграса, третья возилась съ изорваннымъ сюртукомъ м-ра Топмана, четвертая стояла съ полотенцами въ рукахъ. Одинъ изъ лакеевъ нечаянно схватилъ за ногу м-ра Пикквика, такъ что этотъ джентльменъ чуть не упалъ навзничь, между тѣмъ какъ другой колотилъ изо всей мочи байковый сюртукъ м-ра Винкеля, производя при этомъ весьма странный шипящій звукъ, какъ будто онъ былъ конюхомъ, который чиститъ скребницею своего коня.

Окончивъ свое омовеніе, м-ръ Снодграсъ выпилъ рюмку вишневки, прислонился спиною къ камину и бросилъ вокругъ себя наблюдательный взоръ. Изъ его путевыхъ замѣтокъ оказалось, что кухня, гдѣ онъ стоялъ, имѣла кирпичный полъ и огромную печь. На веревкахъ, привязанныхъ къ потолку, висѣли стройными рядами окорока, луковица и сушеные грибы. Стѣны были украшены охотничьими хлыстиками, двумя или тремя уздами, сѣдломъ и старинной винтовкой съ надписью: «Заряжено». Судя по старинному почерку, надпись эта была, вѣроятно, сдѣлана лѣтъ за пятьдесятъ. Старинные восьмидневные стѣнные часы огромнаго размѣра били въ отдаленномъ углу свой торжественный тактъ, между тѣмъ какъ серебряные карманные часы, повѣшенные на гвоздикѣ передъ буфетомъ, тиликали имъ въ отвѣтъ почтительно и скромно.