— Понятно, — пробормотал профессор.

Склонившись вперед, он положил пухлые руки на колени и раздвинул локти, как крылья. Лицо приняло странное туповатое выражение, какое появляется у толковых людей, когда они пытаются привести в порядок свои мысли. Потом Инграм улыбнулся.

— Понятно, — повторил он. — Теперь позвольте мне задать вопрос вместо вас, инспектор! — Профессор сделал гипнотизирующий жест. — Ваш следующий вопрос: «Где были вы, Марджори и Джордж Хардинг, между четвертью десятого и полуночью?» Потом вы спросите: «Где находились вы все во время представления?» И наконец: «Мог ли кто-нибудь из вас, зрителей, выскользнуть в темноте и сыграть роль зловещего пугала в цилиндре?» Вы это хотите знать, верно?

Майор Кроу прищурился.

— Да, — ответил он.

— Честный вопрос, который заслуживает честного ответа, — кивнул профессор Инграм. — Я готов поклясться перед любым судом в мире, что никто из нас не покидал комнату во время представления.

— Хм. Не сильно ли сказано?

— Нет.

— Вы знаете, насколько здесь было темно?

— Отлично знаю. Во-первых, учитывая лампу «Фотофлад», горящую в соседней комнате, не так темно, как вы, кажется, думаете. Во-вторых, у меня имеются другие соображения, которые, надеюсь, подтвердят мои компаньоны. Фактически мы можем их спросить.

Он встал с кресла и указал, словно фокусник, в сторону коридора, когда вошли Марджори и Джордж Хардинг.

Эллиот окинул взглядом жениха девушки.

В Помпеях он лицезрел только затылок Хардинга и сейчас, видя его полностью, испытывал смутное раздражение. Джорджу Хардингу было не больше двадцати пяти или двадцати шести лет. Поведение его казалось искренним и естественным — он двигался так же непринужденно, как кот среди безделушек на буфете. Джордж был довольно красив — на южноевропейский лад: черные вьющиеся волосы, широкое лицо и темные выразительные глаза. Подобную внешность Эллиоту было трудновато примирить с его добродушными манерами. Вероятно, он везде был желанным компаньоном и знал это.

Затем Хардинг увидел через открытую дверь в кабинет тело Маркуса Чесни, и его лицо сразу стало озабоченным.

— Не могли бы мы закрыть эту дверь? — спросил он, взяв Марджори под руку. — Я имею в виду, вы не возражаете?

К его очевидному удивлению, Марджори освободила руку.

— Все в порядке — мне это не мешает, — сказала она, глядя на Эллиота.

Он подошел к двери и закрыл обе створки.

— Марджори передала мне, что вы хотите меня видеть, — продолжал Хардинг. — Буду рад помочь, чем смогу. Пока лишь могу сказать, что это чертовски скверная история и... ну, вы понимаете!

Было бы несправедливо подчеркивать дурное впечатление, которое произвела на Эллиота эта речь и сопровождающие ее жесты. Для майора Кроу и суперинтендента Боствика слова Хардинга прозвучали вполне искренне.

Эллиот указал на стул.

— Вы мистер Хардинг?

— Верно, — отозвался молодой человек, выглядевший дружелюбным, как щенок, старающийся угодить хозяину. — Марджори говорит, вы хотите, чтобы мы все рассказали о происходившем здесь, когда... ну, когда бедный старикан окочурился.

— Инспектор хочет куда большего, — усмехнулся профессор Инграм. — Он подозревает, что вы, Марджори или я...

— Минутку, сэр, — резко прервал Эллиот и повернулся к остальным. — Садитесь, пожалуйста. Да, нам нужны ваши заявления, но у меня имеются другие вопросы, ответы на которые могут оказаться не менее важными. Вы знали, что мистер Чесни приготовил список вопросов к вам по поводу своего шоу?

— Да, конечно, — после паузы ответила Марджори. — Я уже говорила вам.

— Если бы вам задали эти вопросы теперь, вы смогли бы дать точные ответы?

— Да, — отозвался Хардинг, — но я могу сделать кое-что получше, если вы хотите знать, что произошло. Я заснял все на кинопленку...

— Цветную?

Хардинг быстро заморгал:

— Цветную? Господи, конечно нет! На самую обычную. Цветная пленка, отснятая в доме, да еще при таком освещении, была бы...

— Тогда боюсь, это не поможет нам в некоторых затруднениях, — сказал Эллиот. — Где эта пленка?

— Я сунул ее в радиолу, когда началась суматоха.

Он казался разочарованным тем, как Эллиот воспринял его сообщение, словно ожидая куда более бурной реакции. Эллиот подошел к радиоле и поднял крышку. На зеленом фетре, покрывающем диск граммофона, лежала кинокамера в футляре с открытым клапаном. Трое свидетелей позади неуклюже опустились на стулья — Эллиот видел их отражения в стекле картины, висящей на стене. Он также видел вопросительный взгляд, который майор Кроу устремил на суперинтендента Боствика.

— Список, о котором я говорил, у меня, — сказал Эллиот, доставая его из записной книжки. — Эти вопросы куда лучше тех, которые мог бы задать я, так как их целью было охватить все важные пункты...

— Какие пункты? — быстро спросила Марджори.

— Это мы и должны выяснить. Я собираюсь задавать каждому из вас один и тот же вопрос по очереди и хотел бы, чтобы вы отвечали как можно подробнее.

Профессор Инграм поднял почти невидимые брови.

— А вы не опасаетесь, инспектор, что мы можем выкинуть что-нибудь эдакое, состряпать какую-нибудь чепуховину?

— Я бы не советовал вам делать это, сэр. И сомневаюсь, что вам это удастся, так как доктор Чесни сказал мне, что вы уже почти во всем противоречили друг другу. Если вы измените показания, я об этом узнаю. Вы искренне думаете, что в состоянии ответить на эти вопросы абсолютно точно?

— Да, — отозвался профессор Инграм со странной улыбкой.

— Да, — сурово сказала Марджори.

— Я не уверен, — промолвил Хардинг. — Я был более сосредоточен на целом, чем на деталях. Но постараюсь. В моем ремесле важно смотреть в оба...

— А что у вас за ремесло, мистер Хардинг?

— Химические исследования, — заявил Хардинг, словно бросая вызов. — Но это не важно. Приступайте.

Эллиот закрыл крышку граммофона и положил на нее записную книжку. Казалось, будто дирижер взмахнул палочкой и занавес начал подниматься. В глубине души Эллиот не сомневался, что список содержит все ключи к разгадке — лишь бы ему хватило ума понять значение не только ответов, но и самих вопросов.

— Первый вопрос, — объявил он, и слушатели сразу напряглись, скрипнув стульями.

— Первый вопрос: «Была ли на столе коробка? Если да, опишите ее». Мисс Уиллс?

Складка рта Марджори стала жесткой. Она сердито смотрела на Эллиота.

— Если вы считаете, что это важно, я отвечу. Но это выглядит ужасно. Сидеть здесь и задавать вопросы, как будто это игра, когда он... — Она бросила взгляд на закрытую дверь и тут же отвела его.

— Это важно, мисс Уиллс. Пожалуйста, отвечайте.

— Конечно, на столе была коробка. Она лежала справа от дяди Маркуса, ближе к переднему краю стола. Двухфунтовая коробка шоколадных конфет от Генри. Я не видела этикетки, потому что сидела, но уверена в этом, так как на коробке были изображены ярко-зеленые цветы.

Джордж Хардинг повернулся к ней.

— Глупости, — заявил он.

— Что — глупости?

— Зеленые цветы, — ответил Хардинг. — Не знаю, как насчет шоколадных конфет, но согласен, что это была двухфунтовая коробка с изображенными на ней цветами. Но цветы были не зелеными, а синими. Я в этом уверен.

Выражение лица Марджори не изменилось — она повернула голову с вызовом и почти античной грацией.

— Эта ночь, дорогой, была достаточно скверной и без того, чтобы ты действовал мне на нервы и доводил до истерики. Пожалуйста, не надо. Цветы были зелеными. Мужчины всегда путают зеленый цвет с синим.

— Ладно, если ты так говоришь, — угрюмо отозвался Хардинг, но тут же покачал головой. — Нет! Будь я проклят, если это так! От нас ведь ждут правдивых ответов, верно? Так вот, цветы были синими!

— Дорогой...

— Одну минуту, — резко вмешался Эллиот. — Профессор Инграм должен помочь решить спор. Ну, сэр? Кто из них прав?