Эллиот снова задумался.

— Или, — предположил он, — мистер Чесни нервничал или волновался и у него непроизвольно вырвалось имя Эммета?

— Едва ли, — возразил доктор Фелл, — если он сразу позвал Эммета и поднял шум, когда тот не появился. Хмф, хе-хе, нет. В это трудно поверить, инспектор. Фокусник не разбрасывает свои карты по полу с такой легкостью и от волнения не привлекает внимание публики к потайному люку, куда провалился его ассистент. Чесни никогда не казался мне способным на подобный промах.

— Я и сам так не думаю, — признался Эллиот. — Но к чему это нас приводит? Только к еще одной головоломке вдобавок к остальным. Вы видите хоть какой-то просвет в этом деле?

— Вижу, и немалый. Теперь становится ясным, как, по мнению Чесни, были отравлены конфеты в лавке миссис Терри, не так ли?

— Будь я проклят, если так, сэр! Ну и как же?

Доктор Фелл заерзал в кресле. Его лицо выражало беспокойство гаргантюанских масштабов — он делал неопределенные жесты и издавал загадочные звуки.

— Слушайте, — заговорил он протестующим тоном. — Я вовсе не желаю вещать здесь, словно напыщенный оракул, и демонстрировать свое превосходство над вами. Мне всегда был противен такой род снобизма. Но я утверждаю, что эмоциональные встряски не пошли на пользу вашему интеллекту. Давайте рассмотрим эпизод с отравленными конфетами. Какие факты мы должны принять? Во-первых, что отравленные конфеты были подброшены в лавку 17 июля. Во-вторых, что это было сделано каким-то посетителем лавки или же мисс Уиллс посредством обмена с помощью ловкости рук и при невольном участии Фрэнки Дейла. Ибо установлено, что накануне вечером с конфетами было все в порядке, так как миссис Терри взяла горсть для детской вечеринки. Это правильные предположения?

— Да.

— Вовсе нет, — возразил доктор Фелл. — Это чепуха. Я отрицаю, что отравленные конфеты подбросили непременно 17 июня. Я также отрицаю, что это сделано непременно кем-то, заходившим в тот день в лавку. Если я верно вас понял, майор Кроу обрисовал способ, которым убийца легко мог подбросить конфеты в открытую коробку, стоящую на прилавке. Убийца входит с отравленными конфетами, спрятанными в руке или в кармане, отвлекает внимание миссис Терри и бросает их в коробку. Это действительно легко и могло произойти. Но не слишком ли это наивный метод для убийцы, продемонстрировавшего такую ловкость? Ведь это сразу указывает, что отравленные конфеты подбросили в определенный день, и сужает круг подозреваемых до тех, кто в тот день приходил в лавку.

С вашего позволения, я предложу куда лучший способ. Приготовьте точный дубликат открытой картонной коробки, стоящий на прилавке. Не вздумайте отравить верхний слой конфет в коробке-дубликате — это глупо. Вместо этого отравите шесть или десять штук в глубине коробки. Идите в лавку миссис Терри и замените одну открытую коробку на другую. Если шоколадные конфеты с кремом не будут пользоваться особым спросом, в тот день отравленные конфеты не достанутся никому. Напротив — дети, как правило, не слишком увлекаются этим сортом. Они предпочитают мятные конфеты или лакрицу, так как за те же деньги можно купить куда большее количество. Поэтому весьма вероятно, что конфеты с ядом пробудут в лавке один, два, три, четыре дня, возможно, неделю, прежде чем кто-нибудь доберется до отравленного слоя. Таким образом, окажется, что убийце не было надобности появляться в лавке в тот день, когда вред будет причинен. Когда бы ни были подброшены отравленные конфеты, бьюсь об заклад, что это произошло куда раньше рокового 17 июня.

На сей раз Эллиот выругался громко. Подойдя к окну, он посмотрел на дождь и повернулся.

— Да, но нельзя же расхаживать по деревне с открытой коробкой конфет и запросто подменить ею другую открытую коробку.

— Можно, — возразил доктор Фелл, — если у вас есть саквояж с пружинным захватом. Боюсь, приятель, что наличие такого саквояжа позволяет легко справиться с названным препятствием. Такие сумки (поправьте меня, если я ошибаюсь) управляются кнопкой в кожаной ручке. Если нажать кнопку, сумка захватывает то, что находится под ней. Или процедуру можно производить в обратном порядке. Вы помещаете что-то внутрь, нажимаете кнопку, чтобы открыть захват, и он опускает содержимое сумки в нужное вам место. — Сделав несколько гипнотических пассов, доктор Фелл высморкался и серьезно добавил: — Боюсь, именно это и произошло, иначе саквояж с пружинным захватом не фигурировал бы в этом шоу. Убийца, как вы правильно заметили, не мог подменить открытые коробки, не имея приспособления, которое удерживало бы их, не позволяя содержимому рассыпаться. Для этого и понадобился саквояж.

Убийца вошел в лавку миссис Терри с коробкой отравленных конфет на дне саквояжа, отвлек внимание хозяйки, опустил с помощью механизма свою коробку на прилавок, тут же поставил саквояж на хозяйскую коробку, втянул ее захватом в сумку и придвинул на ее место отравленную коробку. На все это понадобилось не больше времени, чем на то, чтобы получить от хозяйки пятьдесят штук «Плейерс» или «Голд флейк» с прилавка напротив. Маркус Чесни разгадал этот трюк. Чтобы проиллюстрировать то, как подменили коробку, он заказал в Лондоне саквояж с пружинным захватом, проделал тот же трюк прошлой ночью, и никто ничего не заметил.

В наступившей паузе Эллиот глубоко вздохнул.

— Спасибо, — серьезно сказал он.

— Что-что?

— Я сказал «спасибо», — с усмешкой повторил Эллиот. — Вы привели мои мозги в норму, дав им пинок под зад, если вы понимаете, сэр, что я имею в виду.

— Благодарю вас, инспектор, — с удовлетворением отозвался доктор Фелл.

— Но вы понимаете, что такое объяснение ставит нас в еще более худшее положение? Я ему верю — считаю, что оно лучше всего соответствует всем обстоятельствам. Но оно опровергает те факты, на которые мы полагались раньше. Теперь мы понятия не имеем, когда в лавке могли появиться отравленные конфеты, если не считать того, что это произошло, вероятно, не в тот день, на котором было сосредоточено внимание полиции почти четыре месяца.

— Сожалею, что разрушил полицейские версии, — сказал доктор Фелл, с виноватым видом потирая голову. — Но будь у вас такой извилистый ум, как у меня, вы пришли бы к подобному выводу с такой же неизбежностью, как кошка — к банке с лососем. И я не согласен, что это ставит нас в худшее положение. Напротив, это должно привести нас к правде.

— Каким образом?

— Скажите, инспектор, вы росли в деревне или в маленьком городке?

— Нет, сэр. В Глазго.

— Зато я рос в деревне, — с довольным видом промолвил доктор Фелл. — Теперь давайте реконструируем ситуацию. Убийца, неся то, что выглядит безобидным саквояжем, входит в лавку. По всей вероятности, он знаком с миссис Терри. Вы когда-нибудь сталкивались с инстинктивным и вполне здоровым любопытством лавочников в маленькой общине — особенно таких суетливых, как миссис Терри? Предположим, вы входите с саквояжем. «Уезжаете, мистер Эллиот? В Уэстон?» — спросит она или, по крайней мере, подумает так, поскольку не привыкла видеть вас с подобной ношей. Это необычное зрелище, и оно должно удержаться в ее памяти. Если кто-нибудь с небольшим саквояжем заходил в ее лавку в течение недели, предшествующей отравлениям конфетами, она, по всей вероятности, это запомнила.

Эллиот кивнул. Но он чувствовал, что нужно сделать еще один шаг, поскольку доктор выжидательно смотрел на него.

— Или? — нетерпеливо подсказал Фелл.

— Понятно, — пробормотал Эллиот, глядя на залитое дождем окно. — Или убийца был кем-то, кто обычно носит саквояж такого типа, поэтому зрелище было настолько ординарным, что миссис Терри не запомнила его.

— Разумная гипотеза, — одобрил Фелл.

— Вы имеете в виду доктора Джозефа Чесни?

— Возможно. Кто-нибудь еще обычно ходит с саквояжем или сумкой?

— Как мне сказали, только Уилбер Эммет. У него есть маленький плетеный чемоданчик — я говорил вам, что видел его у него в комнате.

Доктор Фелл покачал головой: