— «Только Уилбер Эммет». Афинские архонты![16] Если кожаный саквояж изобретательные поставщики товаров для фокусников могут снабдить пружинным захватом, то почему такое нельзя проделать с плетеным чемоданчиком? Не сомневаюсь, что, когда майор Кроу и суперинтендент Боствик оправятся от своих теперешних idées fixes, они тут же сосредоточатся на Эммете. Подозреваю, судя по вашему рассказу, что профессор Инграм уже проделал нечто подобное и преподнесет нам эту теорию, как только мы сунем нос в «Бельгард». Нам следует тщательно остерегаться ловушек. Уверяю вас, что на основании теперешних улик виновным можно считать только Уилбера Эммета. А сейчас хотите выслушать мои доводы?

Иногда Эллиоту казалось, что доктор Фелл был бы плохим собеседником, скажем, утром, когда накануне вы выпили слишком много виски. Его ум был настолько быстрым, что сворачивал за угол и влезал в окно, прежде чем ваш мысленный взор успевал за этим уследить. Вы слышали шум крыльев и ноток высокопарных слов, а потом перед вами возникало целое здание, сооруженное из элементов, тогда казавшихся абсолютно логичными, но которые было трудно припомнить впоследствии.

— Погодите, сэр! — взмолился Эллиот. — Я слышал, как вы проделывали такое раньше, но...

— Сначала выслушайте меня, — сердито прервал доктор. — Не забывайте, что я начинал карьеру школьным учителем. День за днем мальчишки потчевали меня невероятными историями, излагая их с таким проворством и с такой убедительностью, каковых я не слышал даже в Олд-Бейли[17]. Таким образом я обрел незаслуженное преимущество перед полицией — а именно куда больший опыт общения с прирожденными лгунами. И мне кажется, что вы слишком безропотно признали невиновность Эммета. Конечно, она была навязана вам мисс Уиллс, прежде чем вы смогли как следует подумать. Не возмущайтесь — навязана, по-видимому, абсолютно неосознанно. Но каким было истинное положение дел? Вы говорите, что у всех обитателей дома есть алиби, однако это неправда. Объясните, если сможете, какое алиби имеется у Эммета?

— Мм... — протянул Эллиот.

— Фактически никто его не видел. Эммета обнаружили лежащим без сознания под деревом, а рядом валялась кочерга. Кто-то тут же заявил, что он наверняка пролежал там долго. Но располагаете ли вы медицинским свидетельством того, сколько времени он там пролежал? Ведь это не результат вскрытия, устанавливающий время смерти. Могло пройти две-три минуты или же всего десять секунд. Любой адвокат сможет опровергнуть подобное утверждение.

Эллиот задумался.

— Ну, сэр, мне тоже приходила в голову мысль, что человек в цилиндре мог быть Эмметом. Он безукоризненно сыграл порученную ему роль, за исключением того, что дал мистеру Чесни отравленную капсулу, потом ударил себя по голове — своеобразный самострел с целью доказать свою невиновность отнюдь не новый метод, — продемонстрировав тем самым, что никак не мог быть доктором Немо.

— Вот именно. Что еще?

— Эммету проделать все это было куда легче, чем кому-либо другому, — признал Эллиот. — Ему не требовалось никаких особых ухищрений. Он должен был только сыграть собственную роль в положенное время, заменив безвредную капсулу содержащей синильную кислоту. Эммет единственный, кто знал все детали шоу... — Чем больше Эллиот думал об этой теории, тем сильнее верил в нее. — Беда в том, сэр, что я все еще ничего не знаю об Эммете. Я никогда не говорил с ним. Кто такой Эммет? Что он собой представляет? Пока что его никто ни в чем не подозревал. Что бы он выиграл, убив мистера Чесни?

— А что бы он выиграл, отравив детей стрихнином? — осведомился доктор Фелл.

— Значит, мы возвращаемся к теории о чистом безумии?

— Не знаю. Но я бы на вашем месте подумал о мотиве. Что касается Эммета... — Доктор Фелл нахмурился и погасил сигару. — Помню, я встречал его на приеме, где познакомился с Чесни. Высокий, темноволосый, красноносый субъект с голосом и манерами призрака отца Гамлета. Он бродил по комнате, что-то бормоча и расплескивая коктейль себе на брюки. Лейтмотивом было «бедный старина Уилбер». Что до его внешности... Цилиндр, плащ и прочее подходили по размеру только Эммету или нет?

Эллиот достал записную книжку.

— Цилиндр был седьмого размера — древний реликт, принадлежавший Маркусу Чесни. Плащ был самого Эммета и обычного крупного мужского размера — плащи не регламентируют так строго, как костюмы. Пару аккуратно скатанных резиновых перчаток от Вулворта[18] стоимостью шесть пенсов я нашел в правом кармане плаща...

— Ну? — подбодрил его доктор Фелл.

— Вот обмеры, которые раздобыл для меня Боствик. Рост Эммета — шесть футов, вес — одиннадцать стоунов[19] восемь фунтов, носит шляпы седьмого размера. Доктор Джозеф Чесни: рост — пять футов одиннадцать с половиной дюймов, вес — тринадцать стоунов, размер шляп — шесть и семь восьмых. Профессор Инграм: рост — пять футов восемь дюймов, вес — двенадцать стоунов два фунта, размер шляп — семь и одна четвертая. Марджори Уиллс: рост — пять футов два дюйма, вес — семь стоунов восемь фунтов... но вам незачем это слушать — она отпадает, — уверенно заявил Эллиот. — Любой из остальных мог носить облачение визитера и не выглядеть в нем странно, но у всех, кроме Эммета, есть неопровержимое алиби. В данный момент мы не можем что-либо утверждать категорически, но все выглядит так, что убийцей должен быть Эммет. Но опять же, каков мотив?

Доктор Фелл с любопытством смотрел на него. Впоследствии Эллиот часто вспоминал этот взгляд.

— Наши друзья психологи, — промолвил доктор, — несомненно, сказали бы, что он страдает подавляемой жаждой власти. Должен признать, это распространенная патология среди отравителей. Джегадо, Цванцигер, ван де Лейден, Крим — перечень можно продолжать до бесконечности. Я также слышал, что Эммет испытывает Безнадежную Страсть (с большой буквы) к мисс Уиллс. О, возможно любое отклонение в серых клеточках, уверяю вас. Но также возможно... — здесь он очень строго посмотрел на собеседника, — что Эммет фигурирует в еще одной роли: козла отпущения.

— Козла отпущения?

— Да. Понимаете, не исключена другая интерпретация саквояжа с пружинным захватом и отравителя в кондитерской лавке. — Доктор Фелл задумался. — Мне кажется любопытным, инспектор, обилие ссылок на дело Кристианы Эдмундс в 1871 году. Я всегда считал, что в той истории имелась определенная мораль.

Сомнение вновь вонзилось в Эллиота так же внезапно и резко, как дротик в доску для метания.

— Вы имеете в виду, сэр, что...

— А? — встрепенулся доктор Фелл, пробуждаясь от размышлений. — Нет-нет! Возможно, я не очень ясно выразился. — Он суетливо жестикулировал, как будто стараясь переменить тему. — Ладно, давайте перейдем к делу. Каков наш следующий шаг?

— Мы просмотрим эту кинопленку, — ответил Эллиот. — Конечно, если вы захотите присоединиться. По словам майора Кроу, аптекарь в Содбери-Кросс — энтузиаст-кинолюбитель и сам проявляет пленки. Майор разбудил его в четверть четвертого ночи и заставил обещать приготовить пленку ко времени ленча. У аптекаря есть свой проектор, и майор говорит, что ему можно доверять. Мы встретимся в аптеке в час дня и посмотрим фильм. Господи! — Эллиот вскинул кулак. — Это может решить все наши проблемы. Пленка не может лгать — она должна была зафиксировать все происшедшее, пускай в черно-белом варианте. Это кажется слишком большой удачей, чтобы быть правдой. Предположим, с пленкой что-то не так и она не проявилась...

Он не знал, что в течение следующего часа его ожидает одно из величайших потрясений в жизни. Пока доктор Фелл одевался, пока они преодолевали на автомобиле короткое расстояние до Содбери-Кросс под очищающимся небом, пока они ехали по серой Хай-стрит к аптеке мистера Хобарта Стивенсона, Эллиот ожидал удара с любой стороны, кроме правильной. Массивная фигура доктора Фелла с разбойничьими усами, в накидке с байтовыми складками и широкополой шляпе заняла почти все заднее сиденье; оттуда доносились громогласные ободряющие реплики. Главным страхом Эллиота было то, что аптекарь напортачил с проявлением — ко времени прибытия он почти убедил себя в этом.