Майор Кроу разрядил атмосферу хохотом. Эллиот и Боствик тоже усмехнулись.

— Старый зануда абсолютно прав, — согласился майор. — Прошу прощения, инспектор. Факт в том, что наши нервы до такой степени на пределе, когда уже не можешь четко видеть происходящее. А это нам необходимо.

Боствик протянул кисет Эллиоту.

— Набейте вашу трубку, — предложил он.

— Спасибо, не возражаю.

— А теперь, — снова заговорил доктор Фелл, — когда мир и дружба восстановлены...

— Я категорически не согласен с тем, что у меня предвзятое мнение, — с достоинством заявил майор Кроу. — Это не так. Просто я знаю, что прав. Когда я увидел беднягу Эммета, лежащего там...

— Ха! — произнес суперинтендент Боствик с такой зловещей и скептической интонацией, что Эллиот опешил.

— Но нам не за что зацепиться, инспектор. Кто-то вошел среди ночи в спальню Эммета и шприцем ввел ему яд в руку. Никто не слышал ничего подозрительного — во всяком случае, все это утверждают. Любой мог это сделать — даже посторонний, так как в «Бельгарде» никогда не запирают двери на ночь, как, впрочем, и в большинстве здешних домов. Между прочим, я виделся с Уэстом и говорил насчет медицинского заключения. Чесни был отравлен синильной кислотой в количестве примерно одного грана. Нет никаких следов других ингредиентов, указывающих на использование какого-либо препарата этого яда вроде цианистого калия или ртутного цианида. Это все наши данные.

— Не все, — с удовлетворением указал доктор Фелл. — Мы готовы, мистер Стивенсон. Можете начинать.

В комнате воцарилось напряженное молчание.

С полным сознанием собственной важности Стивенсон вытер лоб, обследовал огонь в камине, проверил простыню, висящую в дверном проеме, отодвинул стол к стене напротив экрана, потом придвинул его назад на пару дюймов, достал из книжного шкафа несколько томов Британской энциклопедии и положил их на стол в качестве подставки для проектора. Все четыре детектива курили трубку, и тусклую комнату заволокло дымом.

— Ничего не получится, — внезапно заявил майор Кроу. — Что-нибудь пойдет не так.

— Но что может пойти не так? — осведомился Эллиот.

— Не знаю. Какая-нибудь загогулина. Слишком уж это легко. Сами увидите.

— Уверяю вас, сэр, что все в порядке, — сказал Стивенсон, повернув потное лицо. — Через секунду все будет готово.

Снова наступило молчание, нарушаемое лишь постукиванием, производимым манипуляциями аптекаря, и унылым шумом транспорта на Хай-стрит. Стивенсон отодвинул в сторону диван, чтобы тот не заслонял экран, и переставил стулья, потом изменил положение одной из кнопок, разгладив простыню, и наконец медленно отошел к окну под вздохи облегчения зрителей.

— Готово, джентльмены, — сказал аптекарь, нащупывая край портьеры. — Пожалуйста, сядьте, прежде чем я задерну занавеси.

Доктор Фелл приковылял к дивану. Боствик быстро сел рядом с ним. Эллиот придвинул стул ближе к экрану, но сбоку. Затарахтели кольца, портьеры на одном из окон задернулись.

— А теперь, джентльмены...

— Стоп! — прервал майор Кроу, вынув трубку изо рта.

— О моя древняя шляпа! — простонал доктор Фелл. — Что на этот раз?

— Незачем возбуждаться. — Майор указал на экран черенком трубки. — Предположим, все пройдет как надо...

— На это мы и надеемся.

— Если так, то мы сможем уточнить некоторые детали — например, подлинный рост доктора Немо. Сейчас подходящий момент, чтобы раскрыть карты. Что мы ожидаем увидеть? Кто такой доктор Немо? Что вы скажете, Боствик?

Суперинтендент повернул круглое лицо над спинкой дивана. Казалось, будто его трубка повисла в воздухе позади головы.

— Ну, сэр, если хотите знать мое мнение, у меня почти нет сомнений, что доктором Немо был Уилбер Эммет.

— Но Эммет мертв!

— Тогда он не был мертв, — напомнил Боствик.

— Но... хорошо, не важно. Ваша точка зрения, Фелл?

— Сэр, — с подчеркнутой вежливостью отозвался доктор Фелл. — Моя точка зрения заключается в том, чтобы как можно скорее получить возможность обзавестись ею. По поводу одних пунктов я твердо уверен в том, что мы увидим, в отношении других — не уверен, а третьи мне и вовсе безразличны, лишь бы нам наконец позволили просмотреть пленку.

— Поехали! — объявил Стивенсон.

Портьеры задернули полностью. Теперь темноту нарушали только отблески пламени в камине и мерцающие огоньки трубок. Эллиот ощущал сырость, присущую старым каменным домам, духоту и дым. Он без труда различал фигуры и лица компаньонов — даже Стивенсона в дальнем конце комнаты. Аптекарь включил проектор, стараясь не наступить на шнур. Луч света упал на его лицо, словно на лицо алхимика, склонившегося над тиглем, а на экране появился пустой белый прямоугольник размером около четырех квадратных футов.

Послышались треск и щелчок, как будто что-то открылось или закрылось. Проектор начал издавать гудение. Экран стал мигать, потом вовсе сделался темным.

Однако проектор продолжал гудеть. Чернота на экране сменилась серостью, потом появилась яркая вертикальная полоса света, которую раздвигало смутное черное пятно. Эллиот понимал, что это. Они как бы вернулись в музыкальную комнату «Бельгарда», сидя лицом к кабинету, и Маркус Чесни открывал двустворчатую дверь.

Кто-то кашлянул. Изображение слегка дрогнуло, потом из темноты возникла дальняя стена кабинета. В углу появилась тень — очевидно, кто-то шел к столу. Хардинг производил съемку, отойдя слишком далеко влево, поэтому французские окна не были видны. Свет был тусклым, несмотря на резкость теней. Но можно было четко разглядеть каминную полку, часы с поблескивающим маятником, спинку стула и стол, коробку конфет, на экране выглядевшую серой, и два маленьких предмета, похожие на карандаши, лежащие на промокательной бумаге. Затем на экране возникло лицо Маркуса Чесни.

Зрелище было не из приятных. Из-за размещения света, отсутствия обычного при киносъемках грима, дергающегося изображения Маркус выглядел уже мертвым. Лицо было бескровным, с запавшими глазами и резко выделяющимися бровями, щеки при каждом повороте головы покрывали черные полосы. Но выражение этого лица казалось спокойным и высокомерным. Маркус двигался лениво и неторопливо...

— Посмотрите на часы! — громко произнес кто-то за плечом Эллиота, заглушая урчание проектора. — Какое время они показывают?

— Боже всемогущий! — послышался голос Боствика. — Все оказались не правы! Мисс Уиллс заявила, что была полночь, мистер Хардинг — что около полуночи, а профессор Инграм — что было без одной минуты двенадцать. Но часы показывают одну минуту первого!

— Ш-ш!

Маленький мимический мир на экране продолжал жить своей жизнью. Маркус Чесни сел за стол, слегка отодвинул вправо коробку конфет, потом взял плоский карандаш и старательно притворился, что пишет. Потом, вонзив ногти в промокательную бумагу, он не без труда поднял другой небольшой предмет. Зрители четко видели его на экране, так как свет падал на него.

В голове Эллиота мелькнуло описание, данное профессором Инграмом: предмет походил на ручку, но был уже и меньше. Профессор охарактеризовал его как тонкий стержень длиной менее трех дюймов, черный и с острым концом. Описание было правильным.

— Я знаю, что это, — сказал майор Кроу.

Царапнув стулом о пол, он боком подошел к экрану и просунул голову в луч света, чтобы лучше видеть. Его тень закрыла половину экрана, а фантастическое изображение Маркуса Чесни плясало у него на спине.

— Остановите пленку, — приказал майор, повернувшись в луче проектора. — Я знаю, что это, — повторил он. — Это минутная стрелка часов.

— Что-что? — переспросил Боствик.

— Минутная стрелка часов на каминной полке! — рявкнул майор Кроу, подняв палец. — Нам известно, что диаметр циферблата — шесть дюймов. Неужели вы не понимаете? Его половину занимает длинная минутная стрелка. Перед спектаклем Чесни отвинтил гайку стержня, придерживающую стрелки, снял со стержня минутную стрелку и привинтил гайку назад. На циферблате осталась только короткая часовая стрелка, указывающая на двенадцать. Зрители думали, что видят две стрелки, но в действительности видели только часовую и длинную черную тень от нее на освещенном снизу белом циферблате. — Он указал пальцем на экран, казалось с трудом сдерживаясь, чтобы не пуститься в пляс. — Это объясняет разницу в показаниях. Зрители по-разному видели направление тени. Профессор Инграм, сидящий справа, видел, что тень падает на минуту перед двенадцатью. Мисс Уиллс, сидя посредине, видела, что она показывает ровно полночь. А так как съемка производилась с левой стороны, на пленке часы показывают одну минуту первого. После представления, когда Чесни закрыл двустворчатую дверь, ему осталось только вернуть на место минутную стрелку, что заняло около пяти секунд. Часы снова показывали правильное время. Но, демонстрируя свое шоу, Чесни дерзко вертел стрелкой перед глазами зрителей, и никто из них не заметил ее.