— Ты так считаешь? — Тэйн встал и подошел к Сапфире, в задумчивости стоящей у окна. — Как ты думаешь, почему я отказывал тебе в разводе, которого ты так добивалась? Разумеется, не потому, что ты могла отказаться от своих детей! Ты их мать, и от этого факта. Сапфира, не уйти. Это уже не изменишь, как бы мы сейчас ни относились друг к другу — И ты не права, говоря, что они не нуждаются в тебе. Если ты в самом деле так думаешь, значит, твое увлечение Майклом Уэстом мешает тебе видеть вещи в реальном свете!

— Я вовсе!.. — она чуть было не сказала «никем не увлечена», но Тэйн внезапно прервал ее возгласом, в котором слышалась неподдельная брезгливость:

— Избавь меня от описаний своих любовных переживаний. У меня нет настроения их выслушивать. То, что мы не можем жить вместе как мужи жена, еще не означает, что наши дети должны быть лишены матери. Так что, если у тебя есть другие мысли на этот счет, можешь забыть их, иначе придется расстаться с довольно щедрым денежным содержанием, положенным тебе по решению суда! — При этих словах его голос задрожал от отвращения. — Я как-то не могу представить тебя кухаркой, еле сводящей концы с концами!

Она почувствовала, как все ее тело буквально онемело от страха при мысли о том, что у нее мало шансов противостоять такому безжалостному противнику, как Тэйн, который не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего.

— Итак? — с нетерпеливым раздражением спросил он, наблюдая за выражением ее лица. — Я хочу знать правду. Сапфира. Ты собираешься бросить наших детей? Именно эта причина привела тебя сюда сегодня?

Она гордо вскинула голову и обожгла его холодно-презрительным взглядом своих прекрасных глаз.

— Нет, я совсем не собиралась вычеркнуть себя из их жизни. Я все еще хочу воспользоваться своим правом видеть их как можно чаще.

— А-а, — в этом невольном возгласе слышалось не облегчение, а скорее торжество, как если бы она испугалась его угроз оставить ее без копейки денег. Ну что же, придется ему кое-что объяснить.

— Что касается денежной стороны вопроса, — с упрямым вызовом продолжила она, — я сама себя обеспечу, как только мне удастся найти работу.

— В этом не будет необходимости! — жестко отрезал он. — Мое предложение в суде было сделано без всякого давления с противной стороны. Номинально ты все еще моя жена, и как таковой я буду выплачивать тебе содержание, пока ты будешь заботиться о наших детях.

Сапфира в отчаянии всплеснула руками.

— Благодарю за щедрость, Тэйн, но мне не нужны твои деньги. С моей стороны было бы нечестно пользоваться ими теперь, когда…

— Когда я не имею права на твое тело? — грубо прервал ее он.

— Да… нет… — Смутившись, она все же заставила себя выдержать его обладающий магнетической властью взгляд и увидеть искривленные в холодной, а прежде столь добродушной улыбке губы. Прошло немало времени с тех пор, когда он наслаждался ее телом. Все эти месяцы тянулись унылой чередой серых будней, лишенных радости и душевного подъема, который раньше вызывало в ней одно лишь его присутствие рядом. И все же однажды, не так давно, он опять стал боготворящим ее рабом и щедрым властелином. — О Боже! Это теперешнее положение просто нестерпимо! — внезапно вырвалось у нее с болью. — Развод был бы самым правильным решением для нас обоих!

— Только не для меня, — спокойно возразил он. — Я человек слова, поклявшийся быть твоим мужем в горе и в радости, до самой смерти, не так ли?

— Все меняется… — Она отвернулась, не в силах вынести боль незаслуженной обиды. Тэйн поклялся также любить ее и заботиться о ней, но это вовсе не значило, что он может спать с ее сестрой и сделать Ангелию Андроникос своей любовницей!..

— Нет, не все. — Он смотрел на нее холодным и твердым взглядом. — Ты не раздумала поселиться где-нибудь поблизости, когда найдут что-нибудь подходящее, чтобы ты могла регулярно встречаться с детьми? — Она кивнула, и Тэйн не замедлил продолжить: — У тебя нет намерения вернуться в Англию и полностью отказаться от своих прав видеться с детьми?

— Нет… — Она представила себе оживленные детские мордашки, их нежные ручки и радостно-возбужденные голоса, их бескорыстную любовь и чуть не задохнулась, почувствовав внезапный спазм в горле. — Мне незачем ехать в Англию. — Особенно теперь, когда ты посеял ненависть между мною и моей единственной сестрой, могла бы добавить она, но промолчала.

— Ты можешь навещать детей так часто, как только пожелаешь, — небрежно заверил ее Тэйн. — Я вовсе не собирался запрещать тебе видеться с детьми — но я принял бы любые меры, чтобы помешать тебе отнять их у меня!

— Как странно, — губы Сапфиры тронула легкая улыбка, — мы оба были уверены в нерушимости своих прав, а вышло так, что судебные чиновники обвели нас вокруг пальца.

— Ха, эти жалкие комедианты! Они выбрали для меня неподходящую роль! — В его низком голосе звучали гневные нотки, не сулившие ничего доброго тем, кто стремился лишить его права опеки над собственной дочерью. Будь он божественным обитателем Олимпа, он, без сомнения, обрушил бы небесный гром на головы этих безумцев, чтобы заставить их изменить решение, говорил он всем своим видом в эту минуту яростного гнева.

— Ладно, теперь-то ты, надеюсь, расстанешься с красным носом и рыжим париком? — с горечью пошутила Сапфира. — В конце концов, ты получил все, что хотел.

— Не все, но пока вполне достаточно, — нахмурившись, отрезал он. — Кажется, ты ждешь от меня благодарности?

— За что? — Сапфира устало отвернулась от окна. — Мое решение отказаться от своих прав не имеет к тебе никакого отношения. Оно касается лишь благополучия детей.

— В таком случае тебе следует подняться и сказать им об этом, — показал он жестом наверх. — Они в детской. Я пытался объяснить им, что сегодня ты заберешь Викторию назад в Кефину, хотя, должен признать, без особого успеха. — Насмешливо-добродушная ирония смягчила леденящую ясность его светлых глаз. — Они умудряются не видеть и не признавать того, чего им не хочется видеть и признавать, наши не по возрасту развитые didimee.

Услышав, что он употребил греческое слово didimee, означающее «близнецы». Сапфира невольно улыбнулась, обрадовавшись тому, что Тэйн тоже признал существующую между детьми тесную психологическую зависимость и не отмел с ходу ее наблюдения, приписав их игре воображения.

— Тогда пойду и успокою их, — сказала Сапфира с беззаботным видом, стараясь подавить в себе чувство обиды оттого, что ее дочь не хочет остаться с ней. Если у нее и были какие-то сомнения в правильности своего решения принести себя в жертву ради детей, то реакция дочери развеяла их.

— Разочарую, ты хотела сказать. — Тэйн забежал вперед, чтобы открыть перед нею дверь. — Последний раз я слышал, что они оба собирались уехать вместе с тобой. — (Она в изумлении уставилась на него, пытаясь понять по его невозмутимому лицу, смеется он или говорит серьезно. Но нет. На его классически правильном лице не было и тени насмешки. К тому же Тэйн всегда проявлял великодушие к побежденным.)

Не решаясь сразу войти в детскую. Сапфира задержалась у двери и услышала детский смех и низкий гортанный голос Спиридоулы, что-то говорившей детям по-гречески. Возможно, устало подумала она, если бы мой греческий был немного лучше, когда Тэйн впервые привел в дом эту юную деревенскую девушку, или Спиридоула хоть немного говорила по-английски, между нами возникло бы большее взаимопонимание. А вышло так, что немногословность Спиридоулы воспринималась ею как проявление враждебности, а молчание — как тупое высокомерие. Только по настоянию Тэйна, утверждавшего, что она, несмотря на молодость, знающая и преданная своим подопечным няня, ей была обеспечена постоянная работа. Теперь, спустя три с лишним года. Сапфире оставалось признать, что время подтвердило его правоту. И, конечно же, Сапфира не решилась бы уйти из семьи девять месяцев назад и поселиться у Лорны, если бы не была уверена, что в случае необходимости ее детям будет обеспечен надлежащий присмотр и ее еженощное отсутствие никак не отразится на их благополучии. Хотя вообще-то она навещала их регулярно, разумеется за исключением тех дней, когда знала, что Тэйн дома…