Задолго до рассвета она услышала, как встал отец, и сразу же после него поднялась и мать.
Начинался новый день – долгий, бесконечный день, полный тоски, отчаяния и безделья. Весь день они по большей части сидели или лежали на своих тюфяках. Они теперь почти не разговаривали друг с другом – впрочем, о чем им разговаривать? Не обсуждать же в тысячный раз их бедственное положение!
Ранним вечером, еще до наступления сумерек, Кэти надела свою накидку и сказала матери:
– Я пойду, повидаюсь с Бетти, ма.
Кэтрин посмотрела на дочь. Когда их только что выгнали из коттеджа, Монктоны, несмотря на риск, предложили Кэти и ее деду жить у них, но те решительно отказались, не желая подставлять соседей под удар. Сейчас она подумала, что Кэти, промерзшая до костей и измученная холодом, как, впрочем, и все они, решила навестить подругу, чтобы хоть несколько часов посидеть в теплом коттедже и немного согреться.
– Хорошо, дорогая. Можешь оставаться у Бетти сколько захочешь, – сказала она и тут же добавила:
– Но все-таки постарайся вернуться до того, как стемнеет. Ты ведь понимаешь, что ходить по полям в темноте небезопасно.
Она потрепала дочь по щеке и, вглядевшись в ее бледное осунувшееся лицо, вдруг поняла, почему Кэти так спешит уйти. Дело не в том, что ей хочется погреться у Монктонов. Она просто не хочет сталкиваться с Бантингом, который обещал снова зайти к ним сегодня вечером.
Но Бантинг, к великому облегчению Кэтрин, не сдержал обещания: он не появился ни в этот вечер, ни в следующий, а через несколько дней они решили, что Бантинг отказался от своей затеи, поняв, что настаивать было бы бесполезно.
На восьмой день после визита Бантинга Кэти снова сказала, что идет к Бетти. Все они к этому времени пребывали в полнейшем отчаянии, почти потеряв надежду. Родни встал в четыре утра и направился в Джарроу, как он делал каждое утро за исключением выходных, чтобы быть у ворот палмеровского завода к шести, когда завод открывался. Ему сказали, что, у приходящего к самому открытию есть больше шансов получить работу: его могут взять на место какого-нибудь рабочего, не вышедшего на работу по болезни.
Утро было ветреным и дождливым. Косые струи дождя хлестали по их укрытию, проникая внутрь. Кэти, сняв платье, в котором она спала, надела другое, единственное свое чистое платье. Всего у нее было два платья, и она попеременно стирала их в ручье. Умывшись ледяной водой из ручья, она набросила на плечи накидку и надела соломенную шляпку.
– Куда ты идешь, родная? Ты… ты нашла работу? – спросил слабым голосом Вильям, наблюдавший за ней со своего тюфяка.
Кэти в этот момент стояла на коленях, копаясь в узелке. Она искала новый носовой платок – носовой платок, который подарила ей миссис Дэвис на ее шестнадцатилетие, за несколько дней до того, как Кэти отправили домой. Не поднимаясь с колен, она подползла к деду и поцеловала его впалую щеку.
– Да, дедушка, я иду по поводу работы, – сказала она.
Кэтрин подошла к ней вместе с Лиззи, которую она водила к ручью, чтобы помыть, удивленно посмотрела на Кэти и воскликнула:
– Что ты сказала, моя милая?! Куда ты идешь?
Кэти не ответила. Молча пройдя мимо матери, она вышла наружу под проливной дождь. Кэтрин, втолкнув Лиззи внутрь и уложив на тюфяк, последовала за Кэти. Когда они отошли на несколько шагов от укрытия, она снова спросила:
– Куда ты идешь, дорогая? Ты нашла работу?
– Я, в самом деле, кое-что нашла, ма. Если хочешь, можешь назвать это работой. – Губы Кэти дрожали. Она схватила руку матери и крепко сжала в своих. – Ты только не расстраивайся, ма, но я… я выхожу, сегодня замуж за Бантинга, – пробормотала она, умоляюще заглядывая в лицо Кэтрин.
Кэтрин почувствовала, что задыхается, и в течение нескольких секунд не могла вымолвить ни слова. Наконец, отдышавшись, она закричала:
– Нет, дорогая, нет! Не делай этого! Это сведет твоего отца с ума. Нет, Кэти, нет!
– Я пообещала ему. Все уже устроено. Я ходила к нему в тот вечер, когда он должен был прийти сюда. Помнишь, я сказала тебе, что иду к Бетти? Тогда я и сказала ему, что согласна выйти за него замуж.
– Но… но с тех пор прошла только неделя, дорогая.
– Да, да, я знаю. Но он сказал, что начальство поможет ему добиться специальной лицензии, и мы сможем пожениться через неделю. Он сказал, чтобы я все предоставила ему. И он пообещал, что на следующий день после того, как мы поженимся, у вас будет дом.
– О, моя дорогая!
Кэтрин качала головой и всхлипывала, не отрывая глаз от лица дочери.
– Я должна… я должна это сделать, ма. Дедушка тяжело болен и больше не может жить в таких условиях. Он умрет, если не получит приличную крышу над головой, и вы все тоже больше не можете так жить. А когда родится ребенок… ему ведь тоже нужен приличный кров.
– Но твой отец, крошка? Что скажет твой отец? Он ведь не вынесет этого.
Кэти опустила голову.
– Все это случилось из-за меня, – тихо проговорила она. – Отца выгнали с работы, и нас всех выселили из поселка, потому что…
Она осеклась и прикусила губы.
– Нет, нет, моя дорогая, это вовсе не из-за тебя, – с уверенностью возразила Кэтрин. – Его уволили потому, что он встречался с Фогерти и Рамшоу, а они известны как смутьяны, которые ходят по шахтам и будоражат умы… по крайней мере, Фогерти.
– Нет, ма, нет. Это все из-за меня. Я знаю, это все из-за меня.
Кэтрин некоторое время стояла, молча, внимательно приглядываясь к лицу дочери и размышляя над ее словами. Может, Кэти права и их беды действительно как-то связаны с тем, что она забеременела? Может, тот человек, который надругался над ней, как-то причастен к их бедам? Но ведь это означает, что этот человек обладает властью на шахте и в округе… О Боже! Кто же это мог быть?
– А на усадьбе… хозяин и остальные… они знают, кто это сделал? – прошептала Кэтрин, прижимая пальцы к губам.
Кэти еще ниже опустила голову.
– А ты? Ты знаешь, кто он?
Подбородок Кэти дернулся.
– Да, ма, я знаю, – быстро прошептала она. – Это мистер Бернард. Только, прошу тебя, никогда не говори об этом отцу. Он натворит глупостей, если узнает, а у нас и без того достаточно бед. Ты видела, как он набросился на Бантинга, когда подумал, что тот и есть отец ребенка? Он ведь убьет мистера Бернарда.
– О да, ты права, – согласилась Кэтрин.
Она знала, что ее спокойный богобоязненный муж и правда способен убить человека, сделавшего это с их девочкой. Но Кэти может не волноваться, Родни ничего не узнает. Нельзя допустить, чтобы мужа повесили за убийство.
– Теперь ты понимаешь, ма, почему… почему я не могла вам сказать? – губы Кэти дрожали так сильно, что она с трудом выговаривала слова. – Но теперь… теперь все будет в порядке. Вы получите жилье, и отца восстановят на работе. Мистер Бантинг пообещал, что он позаботится об этом.
– О, Кэти, девочка моя!
Кэтрин протянула руки к дочери, но Кэти отошла на шаг.
– Мне пора, ма. До свидания. Скажешь отцу, что я вышла замуж за мистера Бантинга, но ни в коем случае не позволяй ему вмешиваться. Если он соберется идти к Бантингу, останови его, ладно? Дело все равно уже сделано, и я не хочу, чтобы у вас были лишние неприятности. И… и скажи ему, что я сделала это ради ребенка, чтобы тот родился в нормальных условиях. Обязательно скажи ему это.
– Но что скажут люди в поселке? Они ведь не будут с тобой разговаривать.
При этих словах Кэти расправила плечи и горделиво вскинула голову.
– Мне теперь уже все равно, ма, кто разговаривает со мной, а кто нет, – сказала она, и ее голос был голосом взрослого человека. – Самое главное – чтобы они, – она кивнула в сторону укрытия, – чтобы они были в порядке. И чтоб у вас с папой тоже все было в порядке. До свидания, ма.
Резко подавшись вперед, она поцеловала мать в щеку, а Кэтрин крепко прижала ее к себе, рыдая.
– Нет, моя дорогая, нет, – повторяла она между всхлипами. – Нет, ты не должна этого делать…