– Ну, ты сам понимаешь, – Бантинг склонил голову набок и опустил глаза. – Я имею в виду состояние твоей дочери… уж не говоря о других проблемах в вашей семье.

Родни стоило огромного усилия сохранять спокойствие. Крепко сжав челюсти, он ждал, что незваный гость объяснит ему цель своего визита. Он, разумеется, не верил, что тот хочет помочь, – все действия весовщика были продиктованы корыстью. Последующие слова Бантинга повергли Родни в полнейшее изумление.

– Я хотел спросить… как бы ты к этому отнесся, если бы я женился на твоей дочери?

Когда шок прошел, в голову Родни закралось подозрение. Через секунду подозрение превратилось в уверенность: конечно, это был он. Он. Не зря ведь Вильям говорил, что в течение последних двух месяцев видел Бантинга каждое воскресенье на дороге, когда Кэти возвращалась к Розье. Он мог шнырять по саду в ночь бала, подглядывая за знатью… там он и налетел на нее. Он, должно быть, давно положил на нее глаз и только выжидал подходящего момента.

– Ты! Ты!

Восклицание Родни прозвучало, как рев дикого зверя. В следующее мгновение он прыгнул на Бантинга и повалил бы его на землю, если б не послышался крик Кэтрин. Но на самом деле остановил его не крик жены, а крики дочери.

– Нет, па, нет! Это не он! – пронзительно кричала Кэти. – Клянусь, это не он. Он никогда ко мне не прикасался.

Что-то в голосе Кэти убедило Родни в том, что она говорит правду. Весовщик опустил трость, которую поднял для защиты, когда Малхолланд прыгнул на него. «Так всегда бывает, – подумал Бантинг. – Тебя обвиняют во всех возможных и невозможных грехах, не разбираясь, виноват ты на самом деле или нет». Он всегда повторял себе это, и это было, в некотором смысле, оправданием тому злу, которое он причинял шахтерам и их семьям. К нему уже давно прилип ярлык злодея, и, что бы он ни делал, он всегда останется злодеем для этих людей.

– Я к твоей девчонке и близко не подходил, Малхолланд, – обиженно проговорил он. – Я только перебрасывался с ней парой слов, когда мы встречались на дороге по воскресеньям. Я предложил это из самых лучших побуждений. Я знаю, что вы находитесь в бедственном положении, а ей в ее состоянии нужен покой и комфорт. Разумеется, я сам тоже заинтересован в том, чтобы жениться на ней. Мне нужна женщина в доме, и я уже давно подумывал о том, чтобы обзавестись женой. С тех пор, как моя мать умерла, некому вести мое хозяйство. Она будет готовить для меня и поддерживать порядок в доме, а я взамен даю ей крышу над головой и обеспечиваю всем необходимым. К тому же я буду отцом для ее ребенка. А кроме этого я могу тебе пообещать, что похлопочу за тебя перед начальством, чтобы тебя восстановили на работе.

В течение некоторого времени они стояли молча. Потом Родни, облизав пересохшие губы, проговорил:

– Спасибо… спасибо вам за участие, мистер Бантинг, – он сделал ударение на слове «мистер». – Но я сам могу позаботиться о моей дочери.

Бантинг покосился на их нехитрое жилище. Если Малхолланд называет это заботой… Но он не стал спорить.

– Вы пока обдумайте мое предложение, я зайду к вам завтра вечером за ответом, – сказал он и отвернулся, собираясь уходить.

– Я бы на вашем месте больше не приходил, мистер Бантинг, – сказал Родни. – Я уже дал вам свой ответ.

Бантинг обернулся и посмотрел на Кэти, которая стояла, прижавшись к матери. Но его взгляд задержался на девушке совсем недолго; он тут же перевел глаза на Кэтрин, и его взгляд говорил: «Подумай, что будет, когда родится ребенок, а у нее нет ни мужа, ни крова над головой».

Кэтрин смотрела вслед Бантингу, пока он шел через поля. Если бы такое предложение исходило от любого другого мужчины, она бы благодарила за это, стоя на коленях. Но только не Бантинг. Даже при той нужде, которую они испытывали, она не могла допустить, чтобы ее дочь стала женой этого ужасного, всеми проклинаемого человека. Связавшись с Бантингом, самый уважаемый житель поселка обрекал себя на единодушное презрение шахтеров и членов их семей. Если Кэти выйдет замуж за Бантинга, доброе имя Малхолландов будет навеки запятнано.

С другой стороны, какой у них выход? Что будет, когда у Кэти родится ребенок, а у них нет даже крыши над головой? И как долго они смогут жить вот так? Кормиться они худо-бедно могли: соседи были сама доброта, и каждый день приносили им достаточное количество пищи. Но никто из соседей не осмеливался приютить их у себя. Если начальству станет известно, что кто-то дал приют так называемому зачинщику беспорядков и его семье, проявивший сострадание также будет выброшен из своего дома. Но Родни вовсе не был зачинщиком беспорядков. Кэтрин прекрасно знала, что ее муж – миролюбивый человек и добросовестный рабочий, он никогда не занимался подстрекательством.

Она подозревала, что за увольнением мужа стоят какие-то другие причины, только не могла себе представить, какие именно. С чего вдруг начальству понадобилось избавиться от такого хорошего рабочего, как Родни?

Кэтрин подтолкнула Кэти к их нехитрому жилищу, а сама подошла к мужу.

– Если бы это был кто-нибудь другой, а не Бантинг! – с сожалением сказала она, заглядывая ему в глаза.

Родни отвел взгляд и опустил голову. Он повторял про себя те же самые слова: если бы на месте Бантинга был другой мужчина! Он не знал, что им предпринять, в самом деле, не знал. Если бы не Вильям, они могли бы попытать счастья в каком-нибудь другом месте, – в конце концов, скитаться по дорогам ничем не хуже, чем жить на полях, открытых всем ветрам. Но старик был тяжело болен и не мог ходить, и это удерживало их здесь. И он ни за что не отдаст Вильяма в приют для нищих – он знал, что Вильям всегда боялся умереть в приюте.

Родни заметил, как дрожат руки Кэтрин, которые она нервно прижимала к груди, и взял их в свои.

– Не волнуйся, все образуется, – успокоил ее он. – Я думаю, мне удастся устроиться к Палмерам. Завтра я снова пойду в город – они каждый день набирают новых рабочих. – Он не стал говорить, что человеку, занесенному в черные списки, очень трудно получить работу, где бы то ни было, потому что это она и так знала. – У них на заводе жизнь кипит ключом, – продолжал он. – Ты бы его видела! Он кажется гигантским муравейником. Они недавно запустили четыре доменные печи, у них есть котельные и механические цеха. Там задействована уйма народу – может, и для меня что-нибудь найдется. Я завтра снова туда пойду. Я уверен, что в самые ближайшие дни найду работу в одном из их цехов.

– Но ведь им нужны опытные рабочие, а ты никогда не работал на судоверфи, – сказала Кэтрин едва слышно.

– Нет, нет, ты ошибаешься, – возразил он. – Там есть тысячи мест, где не требуется никакого особого опыта. Кроме того, я могу быстро овладеть любым новым ремеслом, если это необходимо.

– А… а как ты думаешь, они дадут нам жилье, если тебе удастся получить у них работу? – спросила Кэтрин, и теперь в ее голосе слышалась слабая надежда. – Я слышала, их рабочие спят в бараках по двенадцать человек в комнате. Какой прок будет от твоей работы, если у нас не появится кров над головой?

Родни закрыл глаза и беспомощно покачал головой.

– Не все сразу, не все сразу, Кэтрин. Дай мне сначала сделать первый шаг.

Кэти лежала, свернувшись калачиком, между матерью и сестрой. Ее тело дрожало от холода, а душа была переполнена отчаянием. Всю ночь она пролежала без сна, прислушиваясь к дыханию своих родных, к душераздирающему кашлю деда, к стонам отца. Она знала, что все они, кроме Лиззи, спят лишь урывками, а по большей части просто лежат, думая, как она, об их отчаянном положении. Только Лиззи спала глубоким, безмятежным сном, но ведь она не понимала того, что с ними происходит. Даже Джо, который мог спать даже стоя, сейчас не спалось, она слышала, как он ворочается, издавая какие-то гортанные звуки. Теперь Джо, который всегда страдал от недосыпания, получил возможность спать, сколько его душе угодно, – три дня назад он был уволен с работы. Только теперь он не мог воспользоваться этой возможностью, – кто же может уснуть, когда у всех так тревожно на душе?