– А ваш папа работает?

– Да, миссис, он плавает на реке.

Из рассказов Эндри Кэти знала, что не только шахтеры, заводские рабочие и крестьяне получают за свой труд мизерную плату. Жалованье матроса тоже очень низко, а работать ему приходится в очень тяжелых условиях, что же касается еды, которой матросов кормят на судне, она просто отвратительна.

– У вас есть другие братья или сестры? – спросила она у детей.

– У нас еще девять братьев и сестер, миссис. Их было десять, но Джимми похоронили на прошлой неделе. Он был на год старше Бэсс, – мальчик указал на сестру. – Он родился сразу после меня.

Кэти присела на корточки так, что ее лицо находилось теперь на одном уровне с лицом мальчика. Достав свой платок, она вытерла его сопливый нос. Черные волосы мальчика были сплошь покрыты белыми гнидами. Этой участи Кэти тоже удалось избежать: когда она была маленькой, мать вела постоянную войну со вшами, клопами и прочей мразью. Глядя на этих несчастных оборванцев, Кэти подумала, что ее собственное детство в целом было не таким уж плохим.

– Я живу на Крэйн-стрит, номер четырнадцать, – сказала она. – Вы знаете, где находится Крэйн-стрит?

– Да, миссис. Это вон там, напротив реки.

– Правильно. Если вы будете приходить ко мне с утра по субботам, я бы могла давать вам немного денег. А пока возьми вот это.

Она достала из кошелька шиллинг и вложила его в руку мальчика. Мальчик посмотрел на монетку на своей ладони, потом поднял глаза на нее.

– Да, миссис, мы обязательно придем, – сказал он почти торжественным тоном.

– А теперь иди к маме и отнеси ей деньги.

– Да, миссис. Хорошо, миссис.

Дети пошли своей дорогой, шлепая босыми ногами по слякоти. Вернувшись домой, Кэти медленно сняла пальто, заглянула к Лиззи, чтобы убедиться, что у нее все в порядке, и, поворошив угли в камине, придвинула стул к огню и села. Она долго сидела, глядя на разгорающееся пламя и думая об Эндри, надеясь, что он успеет миновать песчаные отмели, прежде чем начнется шторм. Потом ее мысли вернулись к двум маленьким оборванцам с окровавленными руками и ногами, и ей вспомнилась Сара. Она уже давно не позволяла себе думать о дочери, потому что эта мысль приносила ей слишком много горечи. Сейчас она пыталась представить себе, какой стала ее Сара к пяти годам. Была ли она красивым ребенком? Да, она наверняка была очень красивой девочкой. Теперь Сара уже должна была хорошо говорить, и говорила она не на языке простонародья, а так, как разговаривают в знатных семьях, – как мисс Анн и мисс Роз… как мисс Тереза. Все эти годы Кэти не переставала втайне негодовать на мать и на брата, которые вынудили ее отдать своего ребенка на воспитание чужим людям, и только с появлением Эндри ее горечь немного смягчилась. Она, конечно, продолжала сожалеть о том, что отдала дочь, но в некотором смысле была даже рада, что у Сары есть возможность получить более достойное воспитание, нежели то, которое получила она сама, а главное, что ее дочь не испытывает нужды ни в чем. Если бы Сара осталась с ней, судьба девочки сложилась бы так же, как судьбы сотен других ребятишек, живущих в их квартале. Конечно, ее детство не было бы таким, как у этих двух малышей, разгуливающих в лохмотьях по улицам, – Сара всегда была бы чисто одета и сыта, об этом Кэти смогла бы позаботиться. Но она не смогла бы предложить дочери лучшей жизни, нежели та, которую вела она сама, лучшего окружения, нежели то, в котором жила она. Лиззи связывала ей руки, из-за Лиззи она не могла переехать в более приличный район и найти хорошую работу… «Я хочу увидеть ее, – сказал ей внутренний голос. – Увидеть хоть на минутку, послушать, как она разговаривает».

– Нет, нет! – вскрикнула Кэти, вскакивая на ноги.

Она ни в коем случае не должна встречаться с дочерью: если она увидит Сару хоть на минуту, то уже не сможет прожить без нее, уже никогда не обретет покоя.

Ей надо родить еще одного ребенка, вот что ей нужно. Ее удивляло, что за все эти месяцы она еще не забеременела. Ей бы очень хотелось иметь ребенка от Эндри. Если бы у нее был ребенок, она бы не чувствовала себя такой одинокой, когда его нет рядом. Нет, одного ребенка ей мало, – она хотела бы родить двоих, троих детей… Иметь каждый год по малышу до тех пор, пока она молода. Кэти словно забыла о том, что у Эндри уже есть дети, и она, не будучи его женой, не имеет никакого права возлагать на его плечи дополнительные заботы о содержании детей. Он уже и так содержит ее и Лиззи. Но то, что Эндри заботится о ней, было для нее как бы само собой разумеющимся. Она знала: пока он жив, у нее не будет материальных затруднений, и, если у них появятся дети, он будет заботиться о них так же, как заботится о ней.

В канун Нового года был сильный снегопад. Под покровом снега грязный унылый пейзаж за окном превратился в сказочную картинку. На улице стало чище и светлее, но на душе у Кэти было темно и тревожно. Сейчас, в преддверии праздника, она чувствовала себя как никогда одинокой, а после отъезда Эндри страхи снова проснулись в ней. Сначала она надеялась, что Джо оставит свои ханжеские предрассудки и заглянет к ней на Новый год, ведь это был первый Новый год после того, как они расстались, раньше они всегда встречали его вместе. Но наступил вечер, а брат не пришел, и Кэти поняла, что ее надежды бессмысленны.

В доме стоял шум и праздничная суматоха. Все жильцы готовились к новогодней ночи. Она неоднократно слышала голос Мэгги, которая перекликалась с кем-то на лестнице. С Мэгги она больше не встречалась после той ужасной ночи и была рада, что не встречалась.

Сегодня на их улице произошло две драки. Одну из них она наблюдала из маленького окошка в комнате, где раньше спал Джо, – эта комната выходила окнами на улицу. Дрались две женщины. Глядя на них, Кэти думала, что разъяренные женщины страшнее и злее мужчин. Мужчины в драке используют кулаки, а женщины царапаются, кусаются, таскают друг друга за волосы и пинают ногами. Она ушла на кухню, не досмотрев поединка двух мегер. О второй драке она узнала, заслышав крики во дворе, но на этот раз не стала подходить к окну: вид дерущихся вызывал у нее чувство тошноты.

К вечеру у Лиззи начался один из ее припадков. Она сидела посреди постели и выла, уставившись в потолок, и Кэти никак не удавалось заставить ее замолчать. Кэти боялась, что миссис Робсон, в конце концов, не выдержит этого монотонного протяжного воя и придет скандалить. Она все время прислушивалась к шагам на лестнице. В ту ночь, когда Мэгги явилась к ней с двумя мужчинами, миссис Робсон разговаривала достаточно вежливо, хоть и со скрытым упреком. Миссис Робсон была женщиной спокойной, но шум, который производила Лиззи, выводил ее из себя, и вряд ли она станет мириться с ним в канун Нового года. Не зная, что делать, Кэти обняла сестру и, баюкая ее, повторяла:

– Перестань, Лиззи. Перестань, прошу тебя.

Но Лиззи оставалась глуха к уговорам. Широко раскрыв рот, она продолжала издавать этот звериный пронзительный звук.

То, чего Кэти так боялась в течение последних недель, случилось в этот вечер, примерно в половине седьмого, сначала она услышала приглушенные голоса на лестнице. Когда голоса замерли внизу, она решила, что это миссис Робсон пошла посоветоваться с Мэгги Проктор и Джинни Вильсон насчет того, какие меры принять против шума в квартире на верхнем этаже. Заслышав стук в дверь, она удивилась, что миссис Робсон успела так быстро подняться наверх. Прижав руку к груди, чтобы унять отчаянное сердцебиение, она пошла открывать, уже готовя себя к неприятному объяснению с соседкой. Но, как только она открыла дверь, ее страх сменился удивлением, потому что на пороге стояли две абсолютно незнакомые ей молодые женщины. В свете керосиновой лампы на столе посреди комнаты она очень хорошо видела их лица, а также лица двух незнакомых мужчин, стоящих сзади. Минуту она стояла в дверях, глядя широко раскрытыми глазами на этих незнакомцев, а в следующую минуту девушки, грубо оттолкнув ее, ворвались в комнату, мужчины вбежали вслед за ними. Комната тут же наполнилась криками и визгом, а Кэти, остановившись как вкопанная, изумленно смотрела на своих странных гостей, не зная, что и думать, – вряд ли это можно было назвать новогодней шуткой. Девушки бегали по комнате, крича во весь голос, а мужчины гонялись за ними. Казалось, все четверо сбежали из сумасшедшего дома. Наконец оцепенение Кэти прошло, и она, схватившись обеими руками за голову, принялась кричать им, чтоб они убирались вон, стараясь перекрыть их вопли, но никто ее не слушал. Через некоторое время послышались торопливые шаги на лестнице, и на пороге возникли два полисмена. При виде блюстителей порядка Кэти почувствовала облегчение.