– Выгоните их отсюда! Помогите мне избавиться от них! – воскликнула она, обращаясь к полицейским.

И полицейские выполнили ее просьбу, выдворив из комнаты ее непрошеных гостей. Но, пока один полисмен оставался с ними на лестничной площадке, его напарник вернулся к ней.

– Надевайте пальто, – сказал он, кивнув в сторону двери и давая тем самым понять, что она должна идти с ним.

– Что? – Она вскинула голову. Прижав пальцы ко рту, она в течение нескольких секунд изумленно смотрела на полисмена, потом спокойно сказала:

– Но я никуда не пойду, я не делала ничего дурного. Они ворвались в мою квартиру…

– Ладно, ладно, пошевеливайтесь, – грубо оборвал ее полисмен. – Не утруждайте себя объяснениями, я уже и так все о вас знаю.

Он протянул к ней руку, собираясь взять ее под локоть, но она отскочила в сторону.

– Что это значит? – в ярости закричала она. – Что вы обо мне знаете? Я никогда в жизни не видела этих людей до того, как они ворвались ко мне. Я не имею ни малейшего представления, кто они такие и откуда взялись.

Полисмен медленно шагнул к ней.

– Послушайте, крошка, мне вовсе не хочется вытаскивать вас отсюда силой, но я буду вынужден это сделать, если вы не пойдете со мной по-хорошему. Даю вам минуту на сборы: или вы наденете пальто и последуете за мной, или я выволоку вас на мороз в том, в чем вы есть.

– Но вы не можете, вы не можете меня арестовать, – прошептала она, прижимая ладони к вискам. – Я ни в чем не повинна. Я не сделала ничего дурного. – Говоря, она медленно качала головой из стороны в сторону, и этот жест выражал отчаяние. Взглянув на дверь в комнату Лиззи, она заключила:

– Послушайте, я никак не могу уйти, я не могу оставить сестру. Моя сестра тяжело больна.

– Кто-нибудь позаботится о ней. Пойдемте.

– Нет. – Теперь она снова говорила громко. – Нет! – повторила она, переходя почти на крик.

Она была уверена, что это какое-то недоразумение и все прояснится, как только они придут в полицейский участок. Однако Кэти продолжала отчаянно протестовать, и, когда полисмен, сняв с вешалки ее пальто, приблизился к ней, она принялась колотить его кулаками, пока он не схватил ее руку и не завел за спину, заставив девушку согнуться пополам. В такой позе он выволок ее из квартиры и стащил вниз по лестнице. Спускаясь, она успела заметить, несмотря на ужас, овладевший ею, что двери всех других квартир плотно закрыты.

Она продолжала кричать, пока они не вышли на улицу. Там она замолчала и некоторое время шла смирно рядом с полисменом, но, когда они дошли до конца улицы, она уперлась, ухватившись свободной рукой за фонарный столб.

– Помогите, помогите! – закричала она, обращаясь к троим мужчинам, стоящим в круге света от фонаря. – Я не делала ничего дурного, они не имеют права меня арестовывать. Помогите! Говорю вам, я не делала ничего дурного.

Полисмен резко дернул вверх ее руку, заведенную за спину, и Кэти застонала от боли. После этого она больше не осмелилась кричать. Ее довели до полицейского участка в Чептер-Роу и втолкнули в комнату, где уже сидели две девушки, приходившие к ней, их кавалеров там не было.

Как только полисмен отпустил ее руку, она бросилась к девушкам и, склонившись над ними, взмолилась:

– Вы ведь скажете, что я ни в чем не повинна, правда? Скажите им, что я вас не знаю. Ведь я, в самом деле, вас не знаю.

Старшая из девушек, лохматая блондинка с худым лицом, подняла к ней глаза и грубо сказала:

– Заткни свою глотку.

Кэти медленно выпрямилась и, взглянув на надменные лица девушек, на их презрительно сощуренные глаза, вернулась туда, где двое уже знакомых ей полисменов разговаривали с другим, который сидел за высокой деревянной стойкой.

– Она обвиняется в сводничестве, – говорил тот полисмен, который привел Кэти. – Кое-кто навел нас на ее след, и мы пошли проверить. Мы застали ее на месте преступления. Парни удрали, но девушки смогут дать свидетельские показания.

Полисмен за стойкой склонил голову набок и внимательно посмотрел на Кэти. Он оглядел ее с ног до головы так, словно не мог поверить в ее виновность, потом, подавшись вперед, шепнул что-то на ухо своему собеседнику.

– О нет, мы не ошиблись, – сказал в ответ тот. – Мы несколько дней наблюдали за ней. Они всегда начинают с того, что якобы оказывают помощь нуждающимся семьям. – Он покосился на Кэти. – Старый и всем известный трюк. Я сам видел своими глазами, как она дала сегодня утром шиллинг мальчишке-оборванцу. Мы потом расспросили мальчишку, и он сказал, что она пригласила его приходить за деньгами каждую субботу. А еще она дознавалась, сколько у него братьев и сестер. Ну, понятное дело, ее интересовали сестры постарше… Старый трюк.

Пока полисмен говорил, мужчина за стойкой не сводил глаз с Кэти. Потом, опустив глаза, сделал какую-то запись в своем регистре.

– Что ж, значит, вы правы, – согласился он. – Только вам придется отвести ее в Кросс, у нас здесь почти не осталось свободных камер, а впереди еще вся новогодняя ночь.

– А что будем делать с этими крошками? – поинтересовался другой полисмен, который привел двух девушек. – Их, кажется, не в чем обвинить. Они говорят, что она пригласила их к себе на чашку чая, а когда они поднялись к ней, их уже ждали там те парни.

– Вы записали их имена и адреса?

– Да. И я знаю этих девушек, они не лгут.

– Тогда пусть пока идут. Мы вызовем их, когда понадобятся их показания. – Кивком головы полисмен за стойкой пригласил девушек подойти. Когда они встали перед стойкой, он некоторое время, молча, разглядывал их, потом сказал:

– Идите домой, и пусть это будет для вас уроком. В следующий раз будете знать, как принимать приглашение на чай от незнакомых женщин.

Девушки кивнули и, развернувшись, вышли. Ни одна из них даже не взглянула в сторону Кэти.

– Прошу вас, выслушайте меня, – Кэти уцепилась пальцами за край стойки и умоляюще заглянула в глаза полисмену. – Это какая-то ошибка, я ни в чем не повинна, клянусь. Я не делала ничего дурного. Я их не приглашала, это все… это все подстроено нарочно, я знаю. Пожалуйста, выслушайте меня, и я вам все объясню.

– Поосторожнее с выражениями, мисс. – Полисмен за стойкой выпятил грудь и неодобрительно посмотрел на Кэти. – Что это значит – подстроено? И кем, скажите на милость? Вас поймали с поличным, а вы еще смеете кого-то обвинять?

– Говорю я вам, это подстроили… – Ее голос оборвался. Она в растерянности огляделась по сторонам, поняв, что никто не станет прислушиваться к ее словам. – Мне нужна помощь, – сказала она. – Я имею право на помощь.

– У вас есть родственники в этих краях?

– Только брат. Он живет в Джарроу.

– Как его имя?

– Джозеф Малхолланд.

– По какому адресу он проживает?

Кэти опустила голову.

– Я… я точно не знаю, – тихо проговорила она. – Он живет с семьей по фамилии Хеверингтон, они живут где-то в районе Ормонд-стрит – на Мэйхью-стрит, если я не ошибаюсь. Да, да, на Мэйхью-стрит… Пожалуйста, сообщите ему, – она с мольбой протянула руку через стойку к полисмену.

– Мы уведомим его о случившемся, мисс. – Полисмен за стойкой переглянулся со своим коллегой. – А теперь можете ее увести.

Полисмен, который привел ее в участок, и его напарник встали по обеим сторонам от нее и, взяв ее под руки, вывели на улицу. Втроем они прошли по людным в этот праздничный вечер улицам города и вышли на рыночную площадь, на то самое место, где она побывала утром, даже и, не подозревая о том, что ожидало ее вечером. Они довели ее до городской ратуши, в здании которой имелось четыре темных сырых камеры, и заперли в одной из них. Кэти начала кричать во все горло и кричала целый час, до тех пор, пока не появилась надзирательница и не ударила ее с размаху по губам. После этого она затихла и больше не решалась открыть рот.