Берден вернулся к миссис Лоуренс и прошел следом за ней в гостиную — просторную комнату, обставленную уродливой, под стать самому дому, викторианской мебелью. Игрушки, книги и журналы были разбросаны вокруг, а одежда, платки и шарфы свешивались с предметов мебели. Вешалка с длинным лоскутным платьем болталась на рейке для подвешивания картин.

Все оказалось еще грязнее и запущеннее, когда женщина зажгла торшер. Да и сама она стала выглядеть более странной. На ней были джинсы и атласная блузка. Несколько тусклых цепочек окружали ее шею. Вердену совсем не обязательно было восхищаться ею, но хотелось бы почувствовать хоть какую-то симпатию. Эта женщина, с ее дикими волосами и экстравагантным одеянием, заставляла его думать о том, что она — человек, совершенно не подходящий для того, чтобы присматривать за ребенком, и даже о том, что ее внешний вид и все, что ее окружало, возможно, внесло свой вклад в исчезновение парнишки. Он сказал себе, что не надо делать поспешных выводов, пока еще рано.

— Итак, как зовут мальчика и сколько ему лет?

— Джон. Ему пять.

— Он не ходил сегодня в школу?

— Сейчас короткие каникулы в начальных школах, — сказала она. — Я расскажу вам о сегодняшнем дне, хотите?

— Сделайте одолжение.

— Ну, мы пообедали, Джон и я, и после обеда, около двух, за ним зашел его друг, соседский мальчик. Его зовут Гарри Дин, и ему тоже пять. — Она хорошо владела собой, но сейчас проглотила подступивший к горлу ком и откашлялась. — Они пошли погулять на улицу. Покататься на своих трехколесных велосипедах. Это довольно безопасно. Они знают, что могут кататься только на тротуаре. Когда Джон идет гулять, я примерно каждые полчаса выглядываю в окно, чтобы проверить, все ли в порядке. И сегодня сделала так же. Из моего лестничного окна видны и вся улица, и детская площадка. Так вот, какое-то время они играли на тротуаре с другими мальчиками — все они живут здесь по соседству, — но, когда я посмотрела в половине четвертого, они ушли на детскую площадку.

— Вы различаете сына на таком расстоянии?

— У него темно-синий свитер и светлые волосы.

— Продолжайте, миссис Лоуренс.

Она глубоко вздохнула и крепко сжала пальцы одной руки другой рукой.

— Они бросили свои трехколесные велосипеды на тротуаре. Когда я посмотрела в следующий раз, все они были на площадке, и я различила Джона по его волосам и свитеру. Или… или думала, что различила. Там их было шестеро мальчишек, понимаете? Однако когда я выглянула снова, все они ушли, и я спустилась, чтобы открыть дверь Джону. Я подумала, что он придет попить чаю.

— Но он не пришел?

— Нет. Рядом с его трехколесным велосипедом Джона не оказалось. — Она закусила губу. Ее лицо сейчас очень побледнело. — На улице не было никого из детей. Я подумала, что Джон зашел к кому-то, — иногда он так делает, хотя не должен, без того чтобы не предупредить меня об этом. Потому я подождала — минут пять, не больше — и потом пошла к Динам, проверить, не там ли он. Я была в шоке, — сказала она почти шепотом. — Вот тут я впервые испугалась. Гэри оказался дома, пил чай, и с ним находился мальчик в синем свитере и со светлыми волосами, но совсем не Джон. Это был двоюродный братишка Гэри, который пришел к ним в гости. Понимаете, тут я поняла, что мальчик, которого я принимала за Джона еще с половины четвертого, был братом Гэри.

— Что вы сделали потом?

— Я спросила Гэри, где Джон, а он ответил, что не знает. Он ушел несколько часов назад, он сказал, — он так и сказал, несколько часов назад, — и они думали, что он со мной. Тогда я пошла домой к другому мальчику, Джулиану Крэнтоку, который живет в доме номер 59, и мы с миссис Крэнток заставили его признаться. Он сказал, что Гэри и его братишка стали задирать

Джона, глупо дразнить, как это водится у детей, „У вы же знаете этих детей, как они обижают друг друга и как обижаются. Они дразнили Джона по поводу его свитера, говорили, что свитер девчачий, потому что застегивается на пуговицы сверху донизу, и тогда Джон… Джулиан сказал, что Джон немного посидел один на карусели, а потом пошел в сторону дороги.

— Этой дороги? Фонтейн-роуд?

— Нет, той, что между детской площадкой и фермерскими полями. Она идет от Стоуэртона в сторону Форби.

— Я знаю ее, — сказал Берден. — Это Милл-Лейн. Там еще есть спуск с насыпи, а вдоль всей насыпи растут деревья.

Она кивнула.

— Но почему он отправился туда? Я же твердила ему без конца, что он никогда не должен уходить с улицы или с детской площадки.

— Маленькие мальчики не всегда делают так, как им говорят, миссис Лоуренс. Тогда вы нам и позвонили?

— Не сразу, — сказала она. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Верденом. Это были серо-зеленые глаза, и в них было испуганное замешательство, по голос ее продолжал звучать тихо и ровно. — Я стала обходить дома всех мальчиков. Миссис Крэнток пошла со мной вместе, и, когда все они сказали одно и то же, что произошла ссора и Джон ушел, миссис Крэнток вывела свою машину и мы проехали по всей Милл-Лейн до Форби и обратно, ища Джона. Мы встретили мужчину, пасшего коров, и спросили его. И почтальона. И доставщика овощей. Но никто Джона не видел. И тогда я позвонила вам.

— Так, значит, вы не видели Джона с половины четвертого?

Она кивнула.

— Но почему он пошел туда? Почему? Он разве не боится темноты?

Она продолжала держать себя в руках, но Берден чувствовал, что одно его неверное слово, или жест, или даже какой-то неожиданный звук — и она не выдержит и вскрикнет от ужаса. Он толком не знал ее. Она казалась странной, принадлежала к тому миру женщин, о котором он знал только по газетам. Берден видел на снимках очень похожих на нее женщин, снятых в момент, когда они покидали здания лондонских судов после того, как их признавали виновными в хранении гашиша. Таких, как она, находили мертвыми в гостиничных номерах после чрезмерного употребления барбитуратов и алкоголя. Липа были такими же изможденными и бледными, волосы растрепанными, а одежда вызывала отвращение. Удивление вызывало ее самообладание и приятный нежный голос, который так не вязался с образом, сложившимся у него в силу ее эксцентричного поведения и нездорового образа жизни.

— Миссис Лоуренс, — начал он, — в процессе работы мы десятки раз сталкиваемся со случаями пропажи детей и находим свыше девяноста процентов их живыми и невредимыми. — Инспектор не собирался упоминать о той девочке, которую так и не удалось найти. Может быть, кто-то и скажет ей, какой-нибудь докучливый сосед, но, возможно, к тому времени мальчик уже вернется к своей матери. — Знаете, что случается с большинством из них? Они пускаются в странствия из любопытства или напускной бравады, а потом, заблудившись и оставшись без сил, забиваются в какое-нибудь теплое укромное местечко — и засыпают.

Ее глаза испугали его. Они были огромными и смотрели пристально, почти не мигая. Правда, сейчас он увидел в них слабый проблеск надежды.

— Вы очень добры ко мне, — печально сказала она. — Я верю вам.

Берден проговорил смущенно:

— Это хорошо. Верьте нам, хорошо? Скажите, а в какое время ваш муж приходит домой?

— Я разведена и живу одна.

— Что ж, моему шефу следует узнать об этом, встретиться с вашим… бывшим мужем и так далее.

Ей лет двадцать восемь, не больше, подумал он, а годам к тридцати восьми она уже, наверное, успеет еще раза два выйти замуж и развестись. Один бог знает, какими неисповедимыми судьбами ее занесло из Лондона, где ей по праву надлежало жить, в самую глубинку Сассекса, где она влачила жалкое существование и постоянно служила причиной головной боли для полиции по причине своей нерадивости.

Ее тихий голос, который теперь заметно дрожал, прервал его строгие и, возможно, несправедливые суждения.

— Джон — единственное, что у меня есть. У меня нет больше никого на всем свете, кроме Джона.

Кто же в этом виноват?

— Мы найдем его, — твердо пообещал Берден. — Я поговорю с кем-нибудь из женщин, чтобы побыли с вами. Может быть, с миссис Крэнток?