– Ого, – проговорил он. – А куда поместится ваша девочка?

– Я переборщил, да? – спросил Коул.

– Не отвечай, – предупредил я отца. – Он и так переделывал ее целых три раза.

Коул положил ладонь на бедро и отбросил волосы в сторону, чтобы свысока смерить меня взглядом – пусть я и был выше его. То был талант, которому можно было только завидовать.

– Я хочу, чтобы комната была идеальна.

– А где подогреватель влажных салфеток? – спросил мой отец, и самоуверенность слетела с Коула в мгновение ока.

– Ты считаешь, надо купить?

– Я пошутил.

– Ну, а я не шучу. Эта штука правда нужна?

Я хотел было сказать, что нет, не нужна, но тут отец рассмеялся. Не насмешливым, но любящим смехом. Он шагнул к Коулу и посмотрел на него с тихой серьезностью, которую мне редко доводилось увидеть.

– Коул, суть не в том, что ты можешь купить.

– Но если я могу дать ей все, то почему бы и нет?

– Я не критикую тебя. Просто говорю, что все это… – он обвел рукой комнату, – в конечном итоге не будет иметь никакого значения. Главным будет то, что вы ее любите. Что ставите ее превыше всего. Несмотря ни на что. Вы уже ее обожаете, и это больше, чем получают многие дети.

Коул закусил губу, словно раздумывая, сколько можно сказать. И наконец произнес:

– Джордж, я ужасно боюсь.

– Чего именно?

– Что, если я наломаю дров?

– Обязательно наломаешь. И никаких «если».

– Отец!

– Джон, это правда. И он будет делать ошибки, и ты. Это бывает со всеми родителями без исключения.

Я испустил расстроенный вздох.

– Звучит не особенно ободряюще.

– Оно и не должно было так прозвучать, но такова правда. Фокус в том, чтобы извлекать из ошибок урок. И минимизировать нанесенный ущерб. – Он улыбнулся Коулу. – Если худшей твоей промашкой станет холодная салфетка, которой ты вытрешь ей попку, можешь считать, что ты победил.

Коула это не убедило.

– Я хочу все сделать правильно.

Отец улыбнулся и положил руку Коулу на плечо.

– Сынок, послушай меня. – Обращение говорило само за себя. Я, кажется, еще ни разу не слышал, чтобы отец называл Коула сыном. Он наклонился и посмотрел Коулу прямо в глаза, чтобы подчеркнуть серьезность следующих слов. – Ты станешь великолепным отцом. И я говорю это не для того, чтобы тебе стало легче. Я правда в этом уверен.

Коул нерешительно улыбнулся.

– Даже при том, что я пирожок?

Отец рассмеялся.

– Ты шутишь? Именно потому. Ее будут любить до безумия, баловать и обожать. Она вырастет без предрассудков и с миллионом открытых перед собою дорог. Станет сильной, умной, бесстрашной. И будет знать, что у нее есть два отца и дедушка, которые сделают для нее все, что угодно. Ты хоть представляешь, как это потрясающе?

Коул повесил голову и закрыл ладонью глаза. Спрятаться – чего ему явно хотелось – здесь было негде, и я начал идти к нему, но отец обнял его раньше меня.

– Сынок, ты со всем справишься. Даже не сомневайся. Тебе не нужно переделывать детскую и покупать еще больше игрушек. И чертов подогреватель салфеток тоже не нужен. Все необходимое у тебя уже есть.

У меня в горле встал ком. Я бы расцеловал отца в этот момент, но мне не хотелось их прерывать и отвлекать папу от Коула, поскольку Коул нуждался в его внимании больше. И тем не менее, наблюдая за ними, я обнаружил, что обдумываю такую нелепую сентиментальную вещь, как групповое объятье.

– Слушай, Коул, – промолвил отец, не отпуская его. – Хорошо, что мы об этом заговорили.

– О чем? – спросил Коул. Вытирая щеки, он слегка отстранился, чтобы заглянуть папе в глаза. – О том, что я обязательно наломаю дров?

– Нет, – ответил отец. – О том, что все родители совершают ошибки. Не только твои.

Пальцы Коула замерли на его мокрых щеках, а отец как ни в чем не бывало продолжил.

– Твоя мать спрашивала, разрешишь ли ты ей приходить, когда ребенок родится.

Коул на шаг отступил. Потом смахнул с лица волосы.

– Спрашивала кого?

– Она попросила меня обсудить это с тобой.

– И ты говоришь, что мне следует согласиться?

– Нет, я прошу тебя это обдумать.

Меня удивило то, что она передала просьбу через отца. Почему она не позвонила Коулу лично?

– Ты что, заделался ее адвокатом? Она завоевала тебя?

Отец едва посмотрел на меня. Он был сосредоточен на Коуле.

– Это не соревнование, Джон. После того, как вы улетели, у меня было достаточно времени, чтобы узнать ее, и…

Коул отпрянул назад с такой скоростью, что налетел на комод у себя за спиной и сшиб на пол розово-зеленую лампу с разрисованным вручную абажуром. Лампа разбилась. Он даже внимания не обратил.

– Господи боже. Нет, я не верю. Я помню, что, когда мы впервые увиделись, я сам это предложил, но, чтоб ты знал, то была просто шутка. Я в жизни бы не подумал, что это случится в реальности! Джордж, как ты мог?

Я удивился тому, что отец неожиданно занял сторону Грейс, но тирада Коула удивила меня еще больше.

– Что? – спросил я.

Коул повернулся ко мне.

– Разве не очевидно?

– Коул, – прервал его мой отец. Его щеки стали пунцового цвета. – Не меняй тему, окей? Речь сейчас о тебе и о Грейс.

Я увидел, как на лице Коула замелькали эмоции. Сначала гнев с возмущением, потом недоверие и, наконец, осторожное любопытство. Но последними появились надежда и страх. Как всегда – сразу вместе.

– Я подумаю, – сказал он. – Это максимум, что я могу обещать.

Папа кивнул.

– Хорошо.

***

– Понятия не имею, что нашло на отца, – сказал я вечером Коулу, пока мы готовились ложиться в постель.

Он, уже раздетый, со смехом сел на кровать.

– Джон, неужели не очевидно? На него нашло все то же самое, что находит на мужчин с начала времен. – Он плюхнулся на кровать и вздохнул. – Ну, во всяком случае, на натуралов.

Я замер в полуснятой рубашке. Мне понадобилось какое-то время, чтобы сложить два и два.

– Ты хочешь сказать…

– Мы оставили их в тех немецких апартаментах, словно в умильном любовном гнездышке посреди холодной баварской зимы. Стоит ли удивляться.

Меня пробирало от одной только мысли, что папа занимается сексом. А уж от того факта, что он занимался им с Грейс…

– О, боже мой. Давай об этом больше не говорить. Страшно даже представить.

– Будь на ее месте другая, я был бы за него счастлив. Интересно, кто сделал первый шаг?

– Не знаю и знать не хочу. Все. Давай больше никогда не обсуждать эту мерзость.

– Если вдуматься, это даже смешно.

– Смешно? Я бы сказал «тошнотворно».

– Джонни, ну не будь так жесток. Ты что, намекаешь, что через двадцать лет у нас с сексом будет покончено?

– Надеюсь, что нет.

– Вот-вот. – Он усмехнулся. – Только представь, как оно будет ужасать нашу дочь.

Когда он подал это с такой стороны, мне тоже стало смешно. И все же… папа и Грейс? Я содрогнулся.

Раздевшись, я лег рядом с ним, и он положил голову мне на плечо.

– Так что ты собираешься предпринять? – спросил я.

– Насчет того, чтобы мы занимались сексом?

– Нет, остряк. Насчет своей матери.

– Даже не знаю. Что, по-твоему, мне следует сделать?

– Я тоже не знаю. – Я растерялся. Мне хотелось помочь ему, но я понятия не имел, что предложить. Было невозможно представить, что чувствует человек, когда на одной чаше весов лежит тяга к матери, а на другой – способность простить ее. Или когда ты уравновешиваешь свое одиночество и свою правоту.

Но я знал того, кто представить все это мог.

– Возможно, тебе стоит позвонить Анжело.

Коул с минуту это обдумывал.

– Наверное, он сможет посочувствовать больше, чем кто бы то ни было.

– В Париже Зак рассказал, что мать Анжело снова его разыскала.

Коул кивнул.

– Да. Ты прав. Он этих тем избегает, но…

– Но я уверен, что, если спросить, он ответит. Особенно, если его спросишь ты, и он узнает, почему ты завел такой разговор.