Я сел, налил себе чашечку кофе из серебряного кофейника и с презрением посмотрел на них сквозь вьющийся пар. Они стояли посреди комнаты в плохонькой тонкой одежонке, еще дрожа от уличного холода, посиневшие. Очевидно, пальто свои они потеряли.

— Нью-йоркская контора открыта и работает, — заговорил Рат. — У них имеется список всех уголовников, которым следует изменить внешность, как вы просили.

— Это вовсе не причина, чтобы слоняться тут и докучать мне, — осадил я его.

— Мы бы не докучали, — вступил в разговор Терб. — Но Фахт-бей сказал по телефону, что это срочно. Поэтому нам пришлось явиться сюда.

Я вздохнул, как это делает начальник, которому чересчур надоедают.

— И что же это такое уж срочное, чтобы прерывать меня посреди важной работы? — спросил я. — Которую к тому же я делаю без помощи слуг.

— Наверное, ему было невтерпеж, — сказал Рат.

— И кому же это «ему»? — спросил я, корректируя его грамматику. Этих подонков надо постоянно держать в напряжении.

— Гансальмо Сильве, — сказал Терб.

Я почувствовал, как мои волосы становятся дыбом. Я же велел Сильве убить директора ЦРУ. Сильва не должен был остаться в живых. Он должен был благополучно умереть, приводя в исполнение приговор, который уж никак нельзя было привести в исполнение!

— Очевидно, — сказал Рат, — он несколько дней назад прибыл в Афьон. Фахт-бей попытался выяснить, что ему надо, и все устроить, но Сильва сказал, что у него дела с вами, и пару дней назад просто взял и улетел. Он взял билет до Нью-Йорка!

Что ж, Нью-Йорк — большой город. Сильва уж никак не мог знать моего адреса. А перед мелкой сошкой нельзя было показывать виду, что нервничаешь. Поэтому я спросил небрежно:

— Ну, какие еще новости?

Терб живо выложил передо мной целую стопку приказов на подпись.

Я с усталым и раздраженным видом достал свое удостоверение и стал их проштамповывать. Но вскоре я насторожился. Передо мной лежало два требования-одно — на больничные расходы, другое — на покупку новых пальто и прочей одежды. Я отложил их в сторону. Потом, чуть поразмыслив, чтобы произвести лучшее впечатление, снова взял их и порвал на мелкие кусочки.

— Ждите моих распоряжений, — сказал я, провожая их в переднюю. — Чтоб больше не сачковать! — И захлопнул за ними дверь.

Я походил по спальне и гостиной. Потом решил прогуляться. Я оделся в самое теплое и, весь укутанный до ушей, открыл входную дверь.

Гансальмо Сильва!

В моменты сильного потрясения на язык просится первое, что приходит на ум.

— Как ты меня нашел? — Я чуть не задохнулся от изумления.

Он протиснулся мимо меня. Снял пальто из верблюжьей шерсти и бросил его на диван. Каракулевая шапка последовала за пальто. Он сел, обнаружил, что кофе в термосе еще теплый, и налил себе чашку.

— Зайди и закрой дверь, — сказал он. — Дует.

Я зашел. Прошел в спальню и снял пальто, а также убедился, что мой кольт «бульдог» при мне, — правда, не думаю, что я смог бы его вытащить, так как рука у меня сильно дрожала.

Я вернулся в комнату и сел, чтобы скрыть то, что творилось с моими коленями.

— Ответить на твой первый (…) вопрос, — сказал он, — нетрудно. Это, кажется, в моих чудодейственных силах. Ютанк просто заваливает почтовыми открытками двух своих маленьких слуг в Афьоне, а они показывают их половине Турции. — Он вытащил одну открытку. Ее уголки уже здорово пообтрепались. Это была фотография отеля «Роскошные ручки Бентли Бакс» с крестиком на пентхаузе. В послании говорилось: «Крестиком обозначена моя комната». И еще: «Это секретно».

— Пришлось этому (…) сосунку немного вывернуть руку, зато вот она. А теперь что касается твоего следующего вопроса, — продолжал он, невзирая на то что я его не задавал. — Где мои тысчонки?

— Откуда мне знать, что ты сделал свою работу? — сообразил я, как увильнуть от ответа. — В конце концов, убийство директора ЦРУ явилось бы для прессы крупной новостью!

— Черт побери! — воскликнул он. — Ты что, газет совсем не читаешь? — Он обвел глазами комнату. В углу лежала стопка газет за последние две недели — там были материалы о Хеллере, которые я еще не успел вырезать. Он подошел к ним. Разумеется, там оказалась публикация под заголовком: «ВОПРОС О ЗАМЕНЕ ДИРЕКТОРА ЦРУ ЗАСТРЕВАЕТ В СЕНАТЕ».

Он выудил из кучи еще одну газету.

— А как насчет этой? — Он сунул ее мне под нос.

«ДИРЕКТОР ЦРУ УМИРАЕТ НА ОПЕРАЦИОННОМ СТОЛЕ».

— Не могут же они вот так, напрямик, сообщить, что его замочили, — сказал Сильва. — Они бы тем самым подали этим (…) русским дурной пример. А на это что скажешь?

Он бросил на диван набитый бумажник и визитные карточки директора ЦРУ. На бумажнике была кровь!

— Невероятно! — проговорил я, стараясь выиграть время.

— Во, и я так думал. Видишь, все же есть у меня какие-то удивительные способности. Не знаю, откуда они только берутся.

Уж я-то знал откуда. На Волтаре наш Аппарат обработал его под гипнозом. Передо мной стоял убийца в квадрате, от которого просто разило смертельной опасностью!

Я лихорадочно соображал, какую бы еще придумать увертку. И сказал:

— Трудно себе представить, что можно убрать человека, которого так хорошо охраняют.

— Ну да, на это потребовалось время. Сперва мне пришлось убедить их нанять меня в качестве наемного убийцы. Они знали мой послужной список — Святоша Джо и все прочие, — поэтому взяли меня на работу. И мне пришлось по их заказу убрать двух русских, потом еще и диктатора в Центральной Америке. Вот потому-то моя работа и затянулась.

Он налил себе еще чашку кофе.

— Впрочем, не так уж и затянулась. Понимаешь, идеи насчет того, как провернуть то или иное дельце, вдруг просто приходят на ум, и я их тут же осуществляю. Чудеса, да и только. Как будто слышишь ангельские голоса. Просто красота.

Сильва положил в кофе два куска сахару.

— Но убрать директора ЦРУ оказалось нетрудно. Тут и ангельских голосов почти не понадобилось. После трех убийств мне стали так доверять, что я даже ездил в его машине. Изучал, так сказать, его привычки. В конце концов я замаскировался под его супругу и застрелил его в борделе Джорджтауна. Теперь ее ищут. Но не найдут — сработано чисто. Я продал ее тело в университетскую больницу. И немного на этом заработал. Кстати, о деньгах — где мои тысчонки?

У меня дыхание сперло.

— Послушай, — кое-как выдавил я из себя. — Лиры в США будут для тебя балластом. Я позвоню и узнаю обменный курс, а потом заплачу тебе в долларах.

— Лиры! — прорычал он. — Да что бы я делал с десятью миллионами лир? Сотня тысяч зеленых американских баксов — и баста! Так что давай кашляй, парень.

— Я о том и толкую, — поспешно проговорил я. — Позвоню и все устрою — их тут же пришлют.

— Ну, так-то лучше, — смягчился Сильва.

Я зашел к себе в спальню. У меня под матрацем лежало сто тридцать тысяч, но я задумал отличный план. Я позвонил в нью-йоркскую контору.

— Рата, — попросил я.

К телефону позвали Терба.

— Извините, — сказал он. — Рат ушел искать нам жилье. Я один.

— Тогда приходи один! — приказал я. — Ты мне срочно нужен. Подойдешь к двери моей спальни и больше никуда не суйся! — И бросил трубку.

Я вернулся в гостиную. Сильва сидел в расслабленной позе. Он заговорил первым:

— Что я сейчас скажу, не поверишь: я скоро собираюсь уйти в отставку ко всем (…).

— Прекрасно, — одобрил я. — У меня больше нет для тебя работы.

— Ха, да я бы и не взялся, хоть и была бы. Теперь я настоящий художник своего дела. У меня (…) открылись эти чудесные способности, понятно? И есть тут еще птичка, за которую никто не хочет браться. Ее предлагали, предлагали, но желающих заключить контракт не нашлось. На один миллион (…) баксов. И ни одного желающего. Что скажешь?

— Замечательное предложение, — согласился я. — Но, наверное, очень опасное.

— Ха, еще бы, еще бы. — Он щелкнул пальцами. — Но я — другое дело, я художник. Я его принимаю. Говорят, он шлепнул тринадцать киллеров. Но тринадцать — несчастливое число. Четырнадцатым быть ему самому! Миллион (…) баксов.