Хеллер достал из пакета гамбургер и сунул его в миниатюрную микроволновую печь, расположенную в приборном щитке. Немного погодя вынул его оттуда, разогретый, и присмотрелся к нему. Нормальный гамбургер, как показалось мне, но он положил его на колени и, похоже, расстроился. Сквозь визирное отверстие он следил за воротами бокса. Подвинулся и взглянул на огни трибуны, потом на полную энтузиазма толпу, плывущую к стадиону слева от «Питербилта». Казалось, Хеллер что-то пытается обмозговать. Он был явно обеспокоен.

Что ж, если он полагал, что в программе предстоящих гонок наблюдается нечто странное, то, уж поверьте мне, он не ошибался.

Хеллер отложил гамбургер и достал пакет с удостоверениями личности. В основном это были все итальянские имена: Чеччино, Фьотаре, Рапиторе, Лаццио, Скиммиоттаре, Чаттиво, Ладро, Первертире и Серпенте. Одно из них не было итальянским: Бенни Хейст. Любопытно, что все налетчики имели американские паспорта, непросроченные, и у каждого в бумажнике оказалось по пять тысячедолларовых купюр, кроме Хейста, у которого было целых пятьдесят пять тысяч. Итого сто тысяч, не считая мелких банкнотов!

Хеллер вернулся к бумажнику Бенни Хейста и заговорил вслух:

— Ты мог бы застрелить меня, когда я подъезжал, Бенни. Пушку твою, что ли, заело или как? Что же ты собирался сделать и почему? И какое это имело отношение к гонкам?

Он бросил документы обратно в пакет для мусора и засунул его под сиденье. Гамбургер есть не стал.

Уже перевалило за семь часов. Все гуще становились толпы возбужденных болельщиков. По-прежнему было темно, и в довершение всего снова повалил снег.

Хеллер закрыл глаза. Может, решил отдохнуть? Я готов был поклясться, что это ему сегодня пригодится. Я еще пока за него не взялся.

В 7.30 Хеллер включил радио: «…толпы людей. Из Манхэттена, из Куинз, из Бруклина и даже из такой дали, как Нью-Джерси. Все стремятся на гонки. На Четыреста девяносто пятом шоссе пробка. Двадцать пятое и Двадцать седьмое шоссе штата забиты легковыми машинами и автобусами. Автострада „Санрайз“ хоть и перегружена, но остается открытой. Несмотря на бурю, ВВС США по воздуху доставили снегоочистители даже из форта „Блуминдейлз“. Но дороги так же быстро снова покрываются снегом, как и очищаются. В Сприпорте уже находятся несколько гонщиков со своими командами. Однако нет еще и в помине этого кумира Америки, Вундеркинда, который выступает под первым номером. Его ремонтно-заправочный бокс пока пуст.

…А вот и Джэб Тошуа. Ему уже сто один год. Джэб, ну как вам эта буря?

— Да, Джерри, такой скверной бури я не припоминаю с шестьдесят пятого… или… постой, когда же это было? В семьдесят пятом? Нет, может быть, в восемьдесят втором? Дай-ка сообразить. Я потерял своего кота…

— Спасибо, Джэб, — поспешно прервал его спортивный комментатор. — Куча денег поставлена не только на гонки, но и на погоду: спорят, прояснится или будет идти снег, когда придет время старта…

Привет! С нами «Бандит» Брэг, главный «бомбер» Джорджии. Ну, «Бандит», что скажете об этих гонках?

— Это самая сумасшедшая компания гонщиков в истории. Снег идет, а этот (…) комитет не желает менять правила гонок и позволить нам применить цепи и шипы. Эти (…)…

— Спасибо, «Бандит» Брэг…

Народ все прибывает. Вот подошел полный автобус. Из него выходит марширующий оркестр девственниц средней школы Джексона. Здесь их, похоже, ужас как много…»

Восемь часов. Снег прекратился. Просветлело. Толпы людей, насколько мне было видно с моего пригорка, все еще стекались к месту гонок. Грузовые транспортеры из Лонг-Айленда отбуксировывались автобусами на последнем участке пути. Снегоочистители поднимали белые гейзеры, ложившиеся по обе стороны от дорог. Один из них занимался расчисткой трека.

Восемь тридцать. Надвигалась новая зловещая стена серовато-черных облаков. Снег повалил вдвое гуще, чем прежде.

Голос по радио сообщал: «По словам местных синоптиков, которые передаются вам благодаря любезности Коммерческой палаты Флориды, сегодня здесь столкнулись два метеорологических фронта. Один очень холодный, принесенный сюда с Манхэттена, с температурой до минус десяти градусов. С ним сражается другой, несущий на север обилие снега теплыми и сухими ветрами с Майами-Бич, Флорида. Там сейчас восемьдесят два градуса тепла. Прекрасное тропическое утро. И самые красивые девушки Флориды, отдыхающие в Гайалее, будут следить за пробегом первоклассных автомобилей. У нас же два соперничающих погодных фронта продолжают биться друг с другом прямо над Сприпортом, Лонг-Айленд. А сейчас реклама авиакомпании „Тропикал Эйруэйз“…»

Что бы там ни врали флоридцы о своей Флориде, это только подчеркивало жестокость разгулявшейся здесь непогоды. Всю местность до горизонта занесло смерзшимся на морозе снегом. Колеса машин взбивали на дорогах жидкую снежную кашу, которая тотчас превращалась в грязные комья льда. Когда я высунул нос из окошка фургона и попытался рассмотреть хоть что-нибудь в бинокль, то едва не отморозил эту существенную деталь своего лица, а линзы бинокля, попавшие из тепла на холод, быстро запотели и покрылись ледяной коркой. Мне пришлось повесить бинокль снаружи, чтобы через какое-то время им стало можно пользоваться. Я искал своих снайперов. С этой высоты уж мне ли было их не увидеть. Но снег все завесил своим покровом.

Люди валили толпами, но не во Флориду. Похожие на двигающиеся горы одежды, они сходились сюда, в Сприпорт, чтобы увидеть автогонку с Вундеркиндом.

Хеллер старался не спускать глаз с первого ремонтного бокса. Но даже окошечко в ветровом стекле то и дело залепляло снегом. И ему приходилось периодически прогревать стекло, чтобы вообще что-нибудь увидеть. Время незаметно подползало к девяти часам. Радио сообщало: «…а народ все прибывает. О Вундеркинде пока ни слуху ни духу. Другие водители уже повстречались с официальными устроителями гонок. А вот и „Кувалда“ Мэлоун. Как прошла встреча, „Кувалда“?

— (…) побери, весь день будет вот так валить — снег-то пойдет, то перестанет. Попробуй-ка при такой (…) погоде сохранить этот (…) трек в чистоте. Если мы вообще хотим, чтобы гонка состоялась, то без цепей и шипов нам никак не обойтись. А эти (…) устроители никак не хотят изменять правила. Отменить гонки — и все тут!»

Перед трибуной стадиона загрохотали громкоговорители: «Леди и джентльмены! К сожалению, нам приходится объявить, что гонщики отказываются состязаться без цепей и шипов. Устроители не желают менять…»

Ревущая волна возмущения, которую радио разносит по окрестностям. Десять тысяч человек в ярости орут как полоумные!

Громкоговорители: «Леди и джентльмены! Просим вас успокоиться. Просим вас успокоиться, леди и джентльмены…»

Какое-то ворчание, сплошной стук.

Затем голос в громкоговорителе торопится сообщить: «Устроители только что, сию минуту, пришли к новому решению. Они отменят все правила, касающиеся цепей, шипов и колес! Гонки состоятся!»

— Это все, чего я ждал, — пробормотал Хеллер.

На мгновение снег прекратился. Сквозь свое окошечко Хеллер видел, как из ворот выкатились два здоровенных фургона. Они повернули и остановились позади первого бокса. На обоих красовались надписи: «Гараж „Шик-Блеск“, Ньюарк, Н. Дж.».

Из фургонов посыпались люди.

У меня засосало под ложечкой. Вот оно что! Его бригада в ангаре состояла из людей Майка Мута-ционе. То ли еще будет.

Хеллер протянул руку к шлему гонщика и опустил темный козырек. Включил передачу и, встроившись в вереницу еле ползущих машин, скоро свернул к воротам. У пункта охраны он опустил стекло и высунул руку с карточкой НАСКАР и десятидолларовой купюрой. Охранник от неожиданности резко всосал в себя воздух. Хеллер поспешил предупредить его:

— Не надо орать, кто приехал.

Охранник закрыл рот, взял купюру, и Хеллер проехал в ворота. Он остановился позади своего бокса. Майк открыл дверь и сказал:

— Спешили как черти, но управились. Вкалывали три ночи напролет. У меня для тебя отличная ремонтная бригада.