— Малфой… — Нотт наконец управился с повязкой и тихо обратился к однокурснику, — Малфой, я хотел сказать по поводу плана…

— Что именно? — резко выпрямился Малфой, украдкой оглядевшись, — Что-то не так в моем плане?

Нотт поправил повязку и отвел глаза.

— Понимаешь… Я не буду участвовать.

— Что?!

— Просто… Понимаешь… Посмотри на него.

И он указал в сторону больничной палатки (очень старой палатки, извлеченной из той же оружейной — прим. Автора).

Все кругом сидели на траве и помогали друг другу забинтовывать раны, царапины, пытались но там, за белой потертой завесой мадам Помфри не могла обойтись парой пластырей — она боролась за жизнь Джессики Паркер.

Но во всей этой экспозиции центром была ни палатка, ни раненые ученики, а тяжелая черная тень, дергающаяся из стороны в сторону.

Гарри Поттер.

Такого выражения лица Малфой никогда не видел на его лице. Это была боль, ужас, волнение, опасение…

Судорожно сжатые кулаки, дрожащие губы. Человек совсем недавно бесстрашно идущий в бой сейчас выглядел сломанным и раздавленным.

— И?… — Малфой снова перевел взгляд на Нотта.

— Разве… Разве ты не понимаешь? Этот человек не смотря на то, что он наш ровесник, повел нас всех за собой, он спас меня сегодня, пусть я слизеринец, так естественно, словно… — он прерывисто вздохнул, — Разве Лорд бы сделал это кому-нибудь из нас? Он ведь даже не пришел сегодня к Хогвартсу!

Нотт даже плечи расправил от воодушевленности.

— Я не буду предавать Гарри Поттера, — твердо сказал он.

— Да, Малфой… — откликнулся Бергул, слизеринец пятого курса, — Это… Подло. Все-таки Поттер надежнее… Я уверен, что он сделает все, что бы защитить нас и наших близких, а Темный Лорд…

— Я не думаю, что он снизойдет до того, что бы защитить кого-нибудь из своих подчиненных…

— Но мы будем вознаграждены, нас сделают… Нам дадут… — Малфой задыхался и путался — все казавшееся таким простым и правильным осыпалось, — Господин даст нам за верность все, что мы пожелаем!

— Мой отец тоже так говорил, — кивнул Нотт, — Но его убили за его промах собственные же товарищи.

Верить в Поттера? Надеяться на него? Служить ему?

— Нет! — воскликнул Малфой, но когда в его сторону начали оборачиваться, перешел на шепот, — Разве вы не помните, что Поттер сделал с этим Дадли за его предательство?

— Он ведь не убил его, — пожал плечами Кребб.

От шока Малфой попятился — что бы Кребб брал отличную от него позицию?!

— Пойми, Малфой, на войне все не так, как в мирное время! — зашипел Бергул, — Нас могут убить, а не просто пожурить и снять баллы! Идти против Гриффиндорцев и делать им пакости — это ладно, но идти против всего сообщества…

— Господин защитит нас!

— Нет, Малфой, не защитит. Поттер защитит нас. Как бы глупо это не звучало — я верю ему и верю в него. За ним идут и за него отдают жизни. Не может быть, чтобы он не стоил этого.

И встав на ноги, Нотт двинулся в сторону шумной компании, громко обсуждающей перспективы последующих действий. Бергул покачал головой и отошел к друзьям.

Малфой почувствовал себя поверженным. Неужели все, что они говорят — правда? Неужели отец все это время лгал? Зачем? Может он сам не понимал, что то, что он говорит — заблуждение?

Что с миром, что с людьми?…

По толпе вдруг прошлась тишина — мадам Помфри вышла из палатки и Поттер тут же кинулся к ней. Черной тенью он навис над врачом и что-то еле слышно проговорил. Женщина вздохнула, что-то тихо ответила, сжав широкую юношескую ладонь, и кивнула головой на палатку. Громко вздохнув, Поттер отодвинул тяжелую ткань и шагнул внутрь.

В палатке темнел полумрак и витал запах лекарств. От переполняющего душу ужаса перед глазами плыло — Гарри ничего не видел, да и не хотел видеть.

«Я не знаю, что происходит, мистер Поттер. Она должна была умереть еще пол часа назад»

Споткнулся и чуть не опрокинул склянки мадам Помфри. Посмотрел вниз, увидел залитую кровью рубашку Джессики. Сама девушка, одетая в обычный накрахмаленный халат Мадам Помфри, лежала на чем-то на подобие кровати — куча простыней и теплых одеял, все, что специально для нее натаскали не пострадавшие ученики из ее лазарета. Поднимать бедную девушку наверх было невозможно — она истекала кровью и из-за замерших лестниц, попытка сделать это могла стоить ей жизни.

Тонкие кисти торчали из широких рукавов, грудь девушки была туго перебинтована, волосы прилипли к взмокшему от пота лбу, по щекам медленно стекали слезы боли. Гарри не знал, почему стоит в трех шагах от нее, глядя на ее судорожно сжатые в кулачки руки, почему не приближается, почему не может с ней заговорить. Ее лицо было бледно, одеяла заляпаны кровью, условия были настолько антисанитарными, что приводили в ужас, а Гарри даже не мог просто вздохнуть. Глядя на нее, распластанную здесь, внизу, почти на земле, он вдруг потерял все, что имел совсем недавно: уверенность, силу, храбрость. Он даже не чувствовал боли в изрезанных руках, не слышал преследовавшего его до этого гула в ушах. Душа сжималась, и в ней колыхалось лишь какое-то чувство.

Что-то вроде надежды.

— Гарри…

Ее губы двинулись еле видимо, обкусанные и бледные, тихий голос снял оцепенение юноши мгновенно.

Упав перед ней на колени, Гарри схватил ее тонкую ручку, бледную, словно фарфоровую в его больших мозолистых ладонях.

— Га…рри…

Ее глаза безуспешно искали его лицо, заставляя его сердце вновь и вновь сжиматься в нечто маленькое и бесформенное.

— Я здесь, Джесси, я здесь… не беспокойся… все будет хорошо…

Боже, как ему хотелось заплакать сейчас! Уткнуться ей в ладони и заплакать, как дитя.

Но он не мог. Там, за завесой палатки были люди, дети, авроры, маглы, волшебники… и все они надеялись на него, на его силу. Он должен был быть сильным… ради них…

— Мне б…больно, Гарри…

О, как же он хотел забрать ее боль! Забрать себе, всю, без остатка! Но что он мог сделать сейчас? Лишь провести рукой по волосам, собрать с щек слезинки, поцеловать бледные дрожащие пальчики?…

— Джесси…

— Я… н-незнаю… п-поч…почему я жив-ва с-сей…час…

Она зажмурилась, глотая воздух, и морщась при каждом новом вздохе.

— Зачем ты бросилась туда?! — вдруг вскричал Гарри, — Зачем?!.. Джесси, милая, дорогая, пожалуйста… я… я… я люблю тебя, слышишь?…