Дорога начала подниматься, повернула под углом к ущелью между двумя невысокими горами. Он не надеялся перегнать повозку, которая двигалась с неизменной скоростью: топ, топ, топ, мягко ступали по земле восьминогие твари, впряженные в повозку. Рейш дошел до ущелья и остановился передохнуть, потом снова пустился в путь, спускаясь к покрытому лесом плоскогорью, почти неразличимому в чернильно-синем свете Браза. Деревья поражали своей невиданной красотой: их стволы, светящиеся белизной, поднимались спиралью, бесчисленными витками, иногда сплетаясь с такими же спиральными стволами соседних деревьев. Листва блестела черным лаком, и каждое дерево заканчивалось сверкающим в темноте шарообразным выростом.

Из леса доносились странные звуки: кваканье, хрипы и стоны, полные почти человеческой тоски, и Рейш то и дело замирал на месте, держа руку на сумке, где лежала батарейка.

Браз скрылся за лесом; жесткие листья сверкали металлическим блеском, лучи голубой луны кое-где проглядывали сквозь ветки, словно сопровождая Рейша.

Он двигался шагом, потом переходил на бег, трусил рысцой, снова шел широкими шагами. В воздухе над ним неслышно скользило какое-то крупное бледное создание. Оно казалось хрупким, словно бабочка, с большими мягкими крыльями и круглой, как у ребенка, головой. Иногда Рейшу казалось, что он слышит поблизости звук торжественных песнопений, но когда он остановился и прислушался, кругом царила полная тишина. Рейш продолжил путь, стараясь преодолеть странное чувство нереальности; ему казалось, что все, что он видит перед собой, — лишь плод его воображения, и ноги несут его не вперед, а назад, как бывает в кошмарах.

Дорога резко пошла на подъем, подведя его к узкому ущелью. Когда-то это ущелье загораживала высокая каменная стена, сейчас от нее остались лишь руины. Сохранился только высокий портал, под которым проходила проезжая дорога. Рейш остановился, охваченный бессознательным беспокойством. Все шло слишком гладко или это только кажется?

Он бросил камень в проход. Никакой реакции. Но все же Рейш сошел с дороги и очень осторожно перелез через полуразрушенную стену, крепко прижимаясь к скале. Портал внушал ему подозрение. Сделав примерно сотню шагов, вернулся на дорогу. Он оглянулся, но если внутри портала и таилась какая-нибудь опасность, в темноте ее трудно было заметить.

Он упорно шел вперед. Каждые несколько минут останавливался и прислушивался. Стены ущелья раздвинулись и стали ниже, небо словно приблизилось, незнакомые созвездия Тчаи осветили серый камень горных склонов.

Что там впереди: зарево в небе? Шум, какой-то странный ропот, визгливые и вместе с тем грубые звуки. Рейш, спотыкаясь, побежал вперед. Дорога пошла еще выше и сделала крутой поворот на склоне. Адам внезапно остановился, пораженный зрелищем, странным и диким, как сама планета Тчаи.

Храм Тайного женского культа занимал ровную площадку неправильной формы, окруженную утесами и отвесными скалами. На обрыве между двумя утесами стояло массивное четырехэтажное каменное здание. Повсюду были разбросаны деревянные домики и глиняные мазанки, хлевы и стойла для скота, кормушки и корыта с водой. Прямо перед Рейшем на склоне была широкая площадь, со всех сторон кроме передней окруженная двухэтажными постройками.

Торжественная церемония шла полным ходом. Сотни факелов бросали алый, пурпурный и оранжевый свет, озаряя группу примерно из двухсот женщин, выплясывавших странный, лихорадочно быстрый танец, который, по всей видимости, привел их в состояние неистовства. На них были только черные шаровары и черные сапоги — больше никакой одежды. Даже головы их были выбриты наголо. У многих на груди зияли страшные багровые шрамы; эти женщины, словно в экстазе, подпрыгивали и изгибались, тела их блестели от пота и притираний. Другие, словно отдыхая или обессилев от неистовой пляски, неподвижно сидели на скамьях. Внизу, под площадью, был установлен ряд тесных клеток, где, сгорбившись, стояли обнаженные мужчины. Они-то и пели ту песню, которую издалека услышал Рейш. Если кто-нибудь больше не мог петь, из отверстий в полу клетки вырывалась струя пламени, и несчастный громко вопил. Огненные струи регулировались специальным приспособлением — спереди, перед рядом кнопок, сидела женщина, вся облаченная в черные одежды, которая дирижировала этим дьявольским концертом. «Так бы пришлось петь и мне, — подумал Рейш, — если бы я не скатился с повозки!»

Один из мужчин повалился. От пламенных струй он лишь корчился, не издавая ни звука. Его вытащили из клетки, накинули на голову плотный мешок из какой-то прозрачной пленки, напоминающей целлофан, и крепко завязали мешок на горле, потом бросили на деревянную решетку, стоявшую рядом. В клетку втащили нового певца: мускулистого молодого парня, который с ненавистью смотрел на бесновавшихся женщин. Он отказывался петь и терпел огненные укусы в гордом молчании. Вперед выступила одна из жриц и пустила ему в лицо струю пахучего дыма: через минуту он запел вместе с остальными.

«Как же они ненавидят мужчин!» — подумал Рейш. На деревянной платформе, воздвигнутой на площади, появилась группа клоунов — высоких тощих мужчин. Кожа их была набелена, брови густо подведены черной краской. Рейш с отвращением наблюдал за их ужимками. Жрицы восхищенно аплодировали.

Когда клоуны ушли со сцены, появился мим; на нем был длинный светлый парик, а на лице маска — кукольное большеглазое женское личико с пурпурными губами. Они ненавидят не только мужчин, но и любовь, молодость и красоту!

Мим, делая непристойные жесты, стал изображать любовную сцену. В это время занавес, которым была сзади закрыта сцена, раздвинулся, и выскочил огромный парень с лицом идиота; на нем не было никакой одежды, все тело, руки и ноги заросли густыми волосами. Оскалив зубы в бессмысленной ухмылке, он старался прорваться в клетку из тонких прутьев, сделанных из какого-то прозрачного материала. На двери была задвижка, но он не догадался ее отодвинуть. В клетке скорчилась девушка, прикрытая лишь тонким газовым покрывалом: это была Илин-Илан — Цветок Кета.

Женоподобный мим продолжал изображать любовную сцену, простирая руки, словно обнимая воображаемого партнера. Певцов заставили начать новую песню, напоминающую тихий хриплый лай, и жрицы тесно сгрудились вокруг сцены, внимательно следя за неуклюжими усилиями идиота.

Рейш покинул свой наблюдательный пункт. Держась в тени, он сошел вниз и обошел сцену сзади. Он прошел хлев для скота, в котором жрицы держали тощих клоунов. Неподалеку в более просторных клетках находилось около сотни молодых мужчин, предназначенных для того, чтобы выполнять роль «певцов». Их охраняла дряхлая жрица с ружьем почти такого же размера, как она сама.

Из передних рядов женщин, столпившихся вокруг сцены, донесся взволнованный шепот. Парень на сцене наконец догадался отодвинуть задвижку клетки. Отбросив мысли о том, что нельзя обижать женщин, Рейш сзади набросился на старуху, свалил ее одним ударом и побежал вдоль клеток, открывая запертые снаружи двери. Пленники высыпали наружу, клоуны наблюдали за ними с открытыми ртами.

— Возьмите у старухи ружье, — шепнул Рейш освобожденным. — Выпускайте певцов!

Он прыгнул на сцену. Парень уже вломился в прозрачную клетку и срывал с девушки покрывало. Рейш прицелился и выстрелил разрывной пулей в мускулистую спину. Парень дернулся, словно раздувшись, поднялся на цыпочки, перегнулся и упал. Илин-Илан, Цветок Кета, взглянула на сцену затуманенными глазами и увидела Рейша. Он сделал ей знак, она, спотыкаясь, пробежала к нему через сцену.

Жрицы завопили, сначала вне себя от злости, потом полные ужаса, потому что бывшие пленники, захватив ружья, взобрались на сцену и стали стрелять в собравшихся женщин. Другие освобождали певцов. Мускулистый юноша, которого недавно втащили в клетку, набросился на жрицу, которая нажимала на кнопки. Он схватил ее, бросил в опустевшую клетку, запер, потом встал на ее место и нажал кнопку, направив в нее густую струю пламени. Женщина завопила низким контральто. Еще один схватил факел и поджег деревянную хижину, его товарищи выломали дубинки и двинулись стеной на женщин, исполняющих ритуальный танец.

Рейш провел рыдающую девушку мимо беснующихся мстителей, сдернул с чьих-то плеч плащ и накинул его на Илин-Илан.

Жрицы пытались бежать вверх по склону холма, по дороге, ведущей к востоку. Некоторые, все еще полунагие, пытались забиться под доски или закрыться в хлеву, но их вытаскивали оттуда и безжалостно избивали дубинками.

Рейш повел девушку по дороге на восток. Из конюшни вылетела повозка. Четыре жрицы бешено погоняли восьминогих коней. Над ними возвышался величественный силуэт Великой Матери. Рейш несколько мгновений наблюдал за их бегством. В это время какой-то мужчина вскочил в повозку, схватил толстуху за горло и попытался задушить голыми руками. Обрушившись на него всей тяжестью, она повалила на пол и стала топтать ногами. Рейш вскочил на повозку за ней, толкнул, и она выпала из повозки. Рейш повернулся к трем оставшимся жрицам, которые путешествовали с караваном.

— Вон с повозки! На землю!

— Мы погибнем! Мужчины совсем взбесились! Они убивают Великую Мать!

Рейш повернулся. Четверо мужчин окружили главную жрицу, которая готовилась броситься на них, рыча, словно разъяренная медведица. Одна из оставшихся на повозке жриц, воспользовавшись тем, что Адам не глядел в ее сторону, попыталась ударить его ножом. Адам сбросил ее на землю, потом двух ее товарок. Прижав к себе девушку, он погнал восьминогих коней по восточной дороге, к перекрестку Фазма.