Так решил Сева, когда прикреплял кнопками к стенке аккуратный листок бумаги, на котором была расписана вся его неорганизованная жизнь до последней минуты.

— А зачем ты эту бумажку повесил? Чтобы красиво было? — спросил Севу Андрейка, подавая последнюю кнопку.

Сева снисходительно потрепал рукой кудрявую Андрейкину макушку:

— Вот еще! Запомни: твой брат решил стать железным человеком.

— Же-лез-ным?! — испуганно вскрикнул Андрейка. — Это… Это как трамвай, да?

— Причем тут трамвай? Я хочу воспитать в себе железную волю. Волю, понимаешь? Волю…

Насвистывая песенку, Сева принялся приводить в порядок письменный стол, благо времени до приготовления уроков оставалось еще целых пятнадцать минут.

— Севка, а у стола какая воля, деревянная?

Если у Андрейки возникали вопросы, он мог извести ими даже человека с железной волей.

— Ни деревянной, ни бетонной воли у стола не бывает. Понимаешь? Нет и не бывает. Она только у человека, эта воля, и то не у всякого.

— А у тебя? — вытаращив глаза-пуговки спросил Андрейка.

— У меня есть.

— А у папы?

— И у папы, — ответил Сева, слегка подумав.

— A-а… у мамы?

— Знаешь что, убирайся-ка ты отсюда со своими дурацкими вопросами, а то тресну.

Андрейка грустно уселся на диван. От серьезной проблемы воспитания характера его отвлекла дырочка в обшивке. На прошлой неделе ее еще не было. Дырочка похожа на норку. Маленькую такую норку, где могут жить мышки, тоже маленькие. А Андрейка, если захочет, станет котом. Для этого достаточно стать на четвереньки и сказать грозно-грозно: «Мяу!» И тогда у него тоже будет воля, только не такая железная, как у Севы, а обыкновенная, кошачья.

Целую неделю Сева упорно выполнял режим дня, если не считать того, что два раза сбежал в кино, когда нужно было делать уроки, да один раз проснулся вместо семи часов в девять. В дневнике у него прибавилось четверок и даже завелись две пятерки. И сейчас он решил проверить себя еще раз на выдержку.

Ветреным, дождливым днем Сева отправился на прогулку.

Дождь хлестал его по щекам, вода текла за шиворот, но он отважно шел вперед по черным, сверкающим лужицам.

Настроение было боевое, хотя Сева промок до последней нитки. Ботинки чавкали и, как киты, выбрасывали струйки воды при каждом шаге.

Но вот ниточки дождя стали тоньше и вдруг совсем оборвались. На небе засияло солнце. Солнце ощупывало Севу своими лучами и удивлялось, какой он мужественный и мокрый.

Последняя тучка убежала за дома.

— Ура! Победа! — не удержался Сева и подбросил в воздух то, что еще час тому назад называлось кепкой.

«Есть у меня сила воли! — радостно думал он. — На чем бы себя еще раз проверить?»

В кармане был рубль — двадцать пятаков. Четыре раза в кино сходить можно или комплект польских марок купить. Или…

Только сегодня Сева марки покупать не будет. И в кино не пойдет. Не хочет — и все!

Возле магазина продавщица мороженого принимала новую партию товара.

— Сорок пять, сорок шесть, сорок восемь… — считала она, и белые кубики падали и падали в ненасытный ящик.

«А что, смог бы я съесть все это мороженое? — подумал Сева. — Наверное, нет…»

Один раз он съел пять порций, но получил после этого ангину.

— Мальчик, какое тебе? — сердито спросила мороженщица. Ей, видимо, надоело, что Сева так долго стоит возле нее и ничего не покупает.

— Три фруктовых, два пломбира, два сливочных! — выпалил Сева и высыпал на ящик все свои сбережения. В кармане сразу стало пусто.

— Ты не хулигань, — вдруг рассердилась тетенька еще больше, — а то я милиционера позову.

— А я и не хулиганю… Давайте мороженое, а то у меня в животе жарко. Сколько получится, столько и давайте. На все.

Забрав покупку, он завернул в парк и сел на ближайшую скамейку. Неподалеку играли ребята. Они бегали и шлепали друг друга ладошками. Игра называлась «пятнашки». Увидев, что столько мороженого досталось одному мальчишке, ребята тут же окружили скамейку и задумались. Им расхотелось играть в «пятнашки», и у них появился нездоровый интерес к этому счастливчику.

Сева развернул фольгу и посмотрел на аппетитный шоколадный кирпичик. С какого конца начать?

Один из мальчишек не выдержал:

— А оно холодное?

— Конечно. Где ты видал мороженое горячее?

Сева откусил коричневую корочку шоколада, а мальчишка облизнулся.

— Оно вкусное?

— А где ты видал мороженое не вкусное?

— А я знаю… — выступил вперед второй мальчишка, у которого штаны держались на одной шлейке и такой огромной пуговице, что к ней, пожалуй, можно было бы прикрепить десять шлеек от десяти мальчишек, даже самых озорных. — Мороженого можно съесть много. Я один раз съел десять порций! Мне папа купил… и ничего.

— А я — сто! — похвалился его товарищ.

— А я… а я… два, — прошептала маленькая девочка, которая не только подошла к скамейке, но даже осмелилась сесть на ее краешек. — У меня горло болело… потом только.

Сева поперхнулся. Он уже почти закончил первую порцию и собирался приняться за вторую.

— А мой папа говорил, что стыдно быть жадным, — опять начал разговор мальчишка с пуговицей.

— Ну и катись к своему папе? — рассердился Сева и вскочил. Ребята рассыпались в стороны как горох по асфальту.

— Жадина-говядина! Жадина-говядина! — запрыгал на одной ноге мальчишка с пуговицей.

— Жадина-говядина! — подхватили его товарищи.

Только девочка осталась на месте. Она печально смотрела на мороженое и вздыхала. Вдруг совсем неожиданно для себя предложил девочке:

— Хочешь, возьми порцию.

Девочка робко протянула руку и взяла фруктовое с нарисованной клубникой на обертке.

— Спасибо, — тихо сказала она.

Мальчишки, как по команде, замолчали и перебрались поближе к скамейке.

— Я тоже люблю фруктовое, — сказал один из них, швырнув в кусты камешек.

— А я все равно какое… — подхватил его товарищ.

Севе вдруг надоело закалять свою волю, и он протянул ребятам по порции. Вскоре от мороженого остались одни бумажки.

Нет, мороженое явно не годилось для экспериментов по испытанию воли. Но Сева не падал духом. В следующий раз… В следующий раз он заберется на самое высокое дерево и просидит там целые сутки, даже спать не будет. Может, тогда он научится выполнять свой режим и не удирать в кино, если записано, что в это время нужно учить уроки?..

Наконец-то пришел день торжества. Искоса поглядывая на притихших от изумления ребят, Сева бойко и обстоятельно отвечал на вопросы Пал Палыча. Никто в классе не знал, чего стоила ему эта бойкость. Даже Ваське Калошкину он не рассказывал, как часами заставлял себя просиживать над зоологией, удивляясь тому, что предмет, который раньше казался скучным и ненужным, вдруг стал интересным, как история или география. А может, во всем виноват был необычный живой уголок за круглым оконцем в квартире Пал Палыча? Севе очень хотелось хоть разок еще побывать там, но мямлить на уроках, а потом напрашиваться к учителю в гости… Другое дело, когда получишь пятерку или, по крайней мере, четверку. Тут уж ничего не стоит подойти и сказать: «Пал Палыч, а можно опять ваших зверюшек посмотреть?»

И Сева получил пятерку. А поскольку такую отметку у Пал Палыча получить было нелегко, Сева сиял, как начищенный башмак. Сияли и Вера, и Васька, и даже Игорь Бородич — он-то думал, что на Севу так сбор подействовал.

Объясняя новый материал, Пал Палыч неторопливо расхаживал по классу. Время от времени он потирал руки, словно они у него зябли. Вообще, у него была привычка поглаживать всякие предметы: чернильницу на столе, книгу на парте, микроскоп… Не дотронулся Пал Палыч разве что до лампочки, да и то, вероятно, потому, что висела она высоко над головой и дотянуться до нее было невозможно.